Серебряный доспех

Однако после пятого похода Игинуш больше не выбралась из своей хижины, и к середине дня о ней позабыли не только городские мужи, но и самые говорливые из сплетниц. А потом оказалось, что она и вовсе пропала куда-то… В хижине-то, когда ходили истреблять слуа, ничего не нашли. Только грязные тряпки.

Смерть приближалась вместе с нарастающим зудом, который в конце концов становился просто нестерпимым. Игинуш извивалась и стонала сквозь зубы в своей хижине. Вода из лохани, в которую она с трудом забралась, плескала на пол. Казалось, здесь бьется целый косяк рыб, стремящихся вырваться на свободу.

Постепенно кожа слезала с Игинуш, а вместе с кожей она теряла и воспоминания о прошедшей жизни. Об еще одной жизни.

Самое трудное - глаза и пальцы. Теперь, пока длилось ее рождение, она точно знала, зачем нужна вода. Без воды кожа пересыхает и прилипает к глазам и кончикам пальцев. Мертвые кусочки шкуры прирастают к телу и начинают гнить, и тогда можно умереть окончательно.

Нельзя это допустить. Нужно стараться.

Она погружалась в воду, моргала, возила руками. Она медленно избавлялась от старой кожи.

И в конце концов тяжелая работа была завершена. Игинуш заснула.

А когда она открыла глаза, весь мир вокруг был совершенно новым.

Она ужаснулась, обнаружив, что лежит в разбитой лохани, в грязной луже, посреди гнилых тряпок и обглоданных костей. Смутная мысль пронзила ее спящий мозг: мир гораздо лучше, прекраснее того, что предстал ее взору!

Она осторожно поднялась на ноги и оглядела себя. Маленького роста, пухленькая. Руки и ноги ловкие и довольно крепкие, если уметь ими пользоваться. Она непременно вспомнит, как это делается.

Игинуш. Так ее зовут. Вот ее имя.

Она ощупала свое лицо. Симпатичное. Нос довольно крупный - хорошо это или плохо? Красиво или некрасиво? Удобно или неудобно? Нужно ли надевать на него какую-нибудь одежду?

Одежда. Еще одно полезное воспоминание. Кажется, принято какие-то части тела прикрывать. Надо еще вспомнить какие. Выступающие? Нос и локти? На всякий случай она решила закутаться с головы до ног, а потом посмотреть, как одеваются другие.

Новорожденная Игинуш пришла в восторг от своего решения. Как ловко она все придумала! И никто не заподозрит ее в том, что она только что появилась на свет. Все решат, что она - скромная и предусмотрительная девушка.

Она принялась ворошить тряпки. Ее нежные розовые пальцы горели от соприкосновения с грубой материей. Она морщилась от боли. Эдак и пораниться не долго! Куда она торопится? Можно ведь не спешить, сделать все постепенно…

Но потребность как можно быстрее покинуть убогую хижину оказалась сильней даже боли, и Игинуш упорно продолжала поиски. Наконец она вытащила огромную грязную мешковину, которая окутывала ее тельце целиком. Завернувшись в мешок, Игинуш осторожно выбралась на улицу.

Городок понравился ей. Она заулыбалась под своим мешком. Какие красивые дома! А вон там, на фасаде, нарисованы диковинные звери! Еще дальше - колодец… Названия, имена приходили ей на ум сами собой, и неожиданно она вспомнила, что так уже бывало раньше. Ее охватил восторг. Как упоительны эти новые встречи с миром и его чудесами! Как прекрасно устроена жизнь, которую можно обновлять каждые несколько лет!

Несколько дней она провела без сна. Не зная устали, они ходила по городку и за его пределами, наблюдала и слушала. Она совершила несколько краж - ей всегда это удавалось, потому что в первые времена после обновления она становилась как будто невидимой. Этому легко было найти объяснения. Ведь существа видят друг друга только в том случае, если перед тем им приходит в голову посмотреть туда-то или туда-то. А пока такой мысли нет, то и взглядов в нужном направлении никто не бросает.

Но что вызывает потребность посмотреть туда или сюда?

Мысль. Как только существо начинает производить мысли, его мысли слышат окружающие. Поэтому-то они и замечают друг друга. Зрение сродни телепатии, только об этом мало кто задумывается.

А у Игинуш, когда она только-только рождалась на свет, не было никаких мыслей, одни только чувства, и главное из них - чистая радость. Поэтому-то она и проходила невидимкой сквозь чужие дворы, дома, через улицы и площади. Она ела и пила, и никому даже в голову не приходило поинтересоваться, куда исчезли продукты. Она оделась и даже разжилась обувью. Потом она почувствовала потребность во сне и вышла из города. Спать следовало в лесу или на болотах.

Первый сон принес первые мысли. А потом начали возвращаться воспоминания - уже не о мире и вещах, которые существуют в мире и могут быть использованы для жизни, а о том, что случалось с Игинуш прежде.

Для начала она вспомнила о том, что события позапрошлой и позапозапрошлой жизней будут неизбежно выцветать и испаряться. Еще одно перерождение - и она уже не отыщет своего начала.

Была какая-то девушка… почему-то важная для Игинуш… Эта девушка зашила под кожу некий артефакт, за которым все будут гоняться. Да, но артефакт не важен. Точнее, чрезвычайно важен, однако не для Игинуш. Другое обстоятельство, связанное с Пенной, имеет в глазах Игинуш куда больше веса. Осталось еще сообразить - какое. Ладно, возможно, это еще придет.

Игинуш поступила так, как делала всегда: нашла себе жилище возле самого города - удобное дупло в стволе упавшего дерева - и принялась наблюдать. Ей требовалось как можно скорее собрать сведения об обстоятельствах своей недавней жизни.

Судя по всему, не слишком-то баловала ее судьба. В городке никто не любил Игинуш. А почему, собственно? Ведь она наверняка помогала людям и старалась ни с кем не ссориться.

Ответ пришел вскоре.

В тот день на болотах появились два дровосека. Грубые и неприятные мужланы с топорами. Они все время переругивались, а их топоры стучали просто отвратительно. Птицы, напуганные громкими криками людей, взлетали в воздух и орали, кружась у них над головами.

– Гляди! - завопил один из мужланов прямо над ухом у спящей Игинуш. - Гляди-ка!

Игинуш к тому времени, впрочем, уже проснулась. Тут бы и святой Сеггер проснулся, не то что женщина, обитающая в дупле и совсем недавно поменявшая свою кожу.

– Отличное дерево. Упало недавно и еще не успело сгнить. Разрубим его и…

– Эй! - возмутилась Игинуш. Ей было лень вставать и выбираться из нагретой уютной берлоги, поэтому она ограничилась этим «эй!».

Мужланы на короткое время затихли. Игинуш решила было, что инцидент исчерпан и можно спокойно продолжать спать, когда до нее вновь донесся отвратительный голос:

– Что это значит? Мне послышалось?

– Да тебе, наверное, с перепою всякие «эй» начали чудиться, - охотно поддержал второй.

– Стало быть, ты тоже это слышал, - сказал первый мужлан.

– Магия?

– Магия? - Дровосек презрительно расхохотался. - Магия себя так не ведет, уж поверь мне. Магия - это были бы вспышки грома и всякое грохотание с огнем, а тут просто «эй». Там, наверное, сидит кто-то.

– Кто-то недовольный. - Слышно было, как первый дровосек посмеивается. - Ничего, скоро у него появятся настоящие причины для недовольства.

Он стукнул топором по стволу.

– Мое терпение лопнуло, - сказала Игинуш и вылезла наружу.

При виде этой кругленькой фигурки оба дровосека так и покатились со смеху.

– Что это - птица? - спросил, отсмеявшись, первый дровосек. - Птица, которая умеет говорить «эй»?

Игинуш места себе не находила от гнева. Они посмели посягать на ее жилье? Они смеются над нею? Но ведь она ничего дурного им не сделала! Во всяком случае, пока…

– Перестаньте, - негромко произнесла она, но эта вполне законная, мирно высказанная просьба еще больше разогрела их веселость.

Наконец один из мужланов приказал (приказал! ну надо же! у него хватило наглости приказывать ей!):

– Убирайся-ка отсюда, тетушка. Мы забираем это дерево.

– Почему? - удивилась Игинуш.

– Потому что оно нам нужно.

– Но оно и мне нужно, - возразила она. - Я живу здесь. Я его нашла, устроила тут постель…