Страница 4 из 7
Разные укромные уголки, которые в дни ее юности еще хранили отчетливые признаки давнего японского присутствия — тонко подобранные по форме и цвету деревья и кустарники, вроде бы случайные, а на самом деле собранные рукой художника нагромождения серых валунов, — превратились в стандартные городские скверы с прямыми углами и обшарпанными скамейками. Только монументальный краеведческий музей, расположенный в бывшей резиденции японского генерал-губернатора Сахалина, и два каменных льва с азиатскими физиономиями у входа вызывали все тот же восторг, что и в детстве.
Столичная штучка, ехидничала над собой Маша, конечно, вам теперь тут масштаб не тот вам подавай московский гламур, вам тут провинция… Но с грустью понимала, что и правда провинция, и масштаб не тот, и останься она тут, так же смешно обсуждала бы в редакционных коридорах главную здешнюю новость — наглую «прихватизацию» какой-то местной гостиницы каким-то мелким чиновником из городской администрации…
Маша так и не почувствовала себя дома, пока утром следующего дня газетный фотограф Мишка Стулов не отвез ее и Берга на своей раздолбанной «Ниве» на тихоокеанское побережье, в Лесное. «А то совсем все забыла, наверное», — ворчал еще больше растолстевший Мишка, вместе с которым когда-то Маша отработала десятки командировок.
Только здесь, сев на серый мелкий песок и увидев мерно дышащую огромную гладь, Маша поняла, как ей на самом деле не хватало этого огромного океанского простора и серого неба над ним. И запаха гниющей ламинарии на берегу. И скрипучих воплей чаек, с маху падающих в воду. Слезы навернулись Маше на глаза, Берг деликатно отошел подальше, беспрестанно щелкая фотокамерой. Мишка, пыхтя и отдуваясь, собрал костерок, достал промасленные свертки с закуской, продавленную армейскую фляжку…
— Неужели все та же? — кивнула Маша на знаменитую походную подругу Стулова.
— А чего ей сделается? — удивился Мишка. И предложил выпить за знакомство, налив в металлические стаканчики своей фирменной «стуловки» — водки, настоянной на местной пронзительно кислой ягоде, которую официально называли красникой, а в обиходе — за ни с чем не сравнимый запах — просто «клоповкой».
Берг спешил записать впечатления дня. «Здесь люди не похожи на тех, с которыми я знакомился в Москве. Они чем-то неуловимо отличаются — возможно, большей открытостью, они как будто не делают различия между мной, иностранцем, и собой. Они приветливее и гостеприимнее. Лидия сразу же пригласила меня в дом, хотя мы познакомились с ней полчаса назад. Они с интересом расспрашивают о жизни в Европе — москвичи часто бывают за границей, и у них теперь особого любопытства мы не вызываем.
Здесь иначе выглядит и Мария — она как-то расслабилась, ушла настороженность. Она, оказывается, сентиментальна — когда мы приехали на побережье океана, я заметил на ее глазах слезы…»
Берг прервался, подошел к окну: по главной улице, переваливаясь на выбоинах, двигались потоки японских авто.
«Скоро я доберусь до цели своего дальнего путешествия. — Нетерпение захлестывало его. — Я уверен в успехе, я просто не могу не найти то, что ищу. И если для этого понадобилось бы обогнуть земной шар еще сто раз, я сделал бы это. Что бы там ни говорила Барбара, я доведу начатое до конца…»
Он вернулся к ноутбуку, закрыл файл, посчитал временную разницу с Франкфуртом: там еще только шесть утра, звонить Константину рано. «Ну ничего, позвоню с теплохода», — решил он.
Поздно вечером Маша и Берг погрузились на теплоход «Игорь Фархутдинов» в порту Корсаков. Как растолковала Маша, он был назван в честь бывшего губернатора области, нелепо погибшего в авиакатастрофе за год до этого как раз на Курилах. Пилот вертолета не распознал вовремя скрытую туманом сопку — и целая группа областных чиновников погибла, когда вертолет ударился о склон…
— Надеюсь, мы с вами не будем там летать на вертолете? — полушутя-полусерьезно спросила она.
Берг промолчал — он еще не знал, каким транспортом придется добираться до его цели.
Они разместились в каютах и поднялись в ресторан. Публики в просторном зале было мало — курильчане, возвращавшиеся из отпусков, по давней традиции оставляли все деньги на материке и по дороге домой обходились «сухим пайком». Поужинав, вышли на палубу. Легкие волны в свете луны отблескивали свинцом, из динамика неслись старые шлягеры. Берг стоял на корме, неотрывно глядя на след теплохода — как будто под кормой кипел огромный чайник. Хохолок на Берговой макушке трепыхался.
— Андреас, вы ведь на Дальнем Востоке в первый раз? — не удержалась Маша.
Берг повернулся, посмотрел молча, потом словно нехотя сказал:
— Я несколько раз побывал в Японии. Почти рядом.
— Ну, Япония это совсем другое, — слегка обиделась Маша. — Я имею в виду на нашем Дальнем Востоке.
— Да-да, впервые.
— А что вас так сюда потянуло?
— Всегда интересно повидать новое место, — вежливо улыбнулся Берг. — И это моя работа.
— Ну, вы как хотите, а я пойду спать. — Маша вдруг почувствовала, что еще секунда — и она уснет прямо здесь, на палубе.
— Желаю вам спокойной ночи! — поклонился Берг.
Маша засмеялась и сделала книксен. Ей почему-то вдруг стало весело. В каюту она спускалась, подпевая судовой трансляции: «Со всех вокзалов поезда уходят в дальние края-а…»
«Игорь Фархутдинов» встал на рейде Курильска утром. В ясном прохладном воздухе беспорядочная россыпь серых домов на склоне сопки с сиреневыми столбиками дыма над крышами была похожа на какую-то огромную свалку. За сопкой невероятной декорацией плыл в воздухе симметричный силуэт вулкана Богдан Хмельницкий. Вылитая гора Фудзи на картинах Хокусая, в который раз подумала Маша.
— Вы не находите, что этот вулкан очень похож на свитки Хокусая? — Берг повернулся к Маше, блеснув бриллиантом в ухе.
— Похож, очень похож. — Маша не удивилась познаниям немца, но ее снова неприятно поразило то, что он словно прочитал ее мысли.
К борту «Фархутдинова» с тарахтением и плеском подвалил плашкоут — плоскодонная баржа, на которую надо было высаживаться по хлипкому трапу. Плашкоут колыхался на волне явно не в такт с судном. Берг недоверчиво смотрел, как приплывшие домой курильчане ловко сигают вниз, держа в руках объемистые чемоданы и баулы.
Два матроса, скалясь и отпуская нехитрые шутки, внизу подхватывали только женщин и детей. Наконец спрыгнула вниз и Маша, ей не дали удариться о черную палубу, аккуратно придержали на весу. Берг сначала передал вниз свои щегольские чемодан и рюкзак — матросы переглянулись, но ничего не сказали, как опасалась Маша. Наверное, поняли, что какая-то шишка. Потом немец неловко прыгнул сам с кофром в руках, чуть не упал, но выровнялся и поблагодарил матросиков, хотя те стояли опустив руки. Матросы еще раз переглянулись. Плашкоут потарахтел к деревянному причалу.
На причале стоял долговязый Славка, издалека размахивая длинными руками.
— Приехала, вот молодец! — что есть духу орал он, распугивая стоящих рядом женщин.
Посадив Машу и Берга в уазик, довез до редакции районки.
— Ну, рассказывай! — Славка уселся верхом на стул, заплетя под него ноги. — На сколько приехала, чем пособить?
Пока Маша в который уже раз объясняла цель поездки и свою роль при Берге, тот осторожно оглядывал крошечный кабинет Нефедова — продавленный диван, колченогий стол, портрет президента на стене, пожелтевшие подшивки районной газеты и электрический чайник на подоконнике, на котором замысловатым узором сплетались следы от кружек. Маше стало смешно — наверняка Берг никогда в жизни ничего подобного не видел.
— Все понял! — Славка пришлепнул ладонь к оттискам свежих газетных полос на столе и тут же чертыхнулся — на ладони отпечатались черные строчки. — Поселитесь у меня или в гостинице?
— Лучше в гостинице, — неуверенно протянула Маша. — Она все там же?
— Ну а где ей еще быть? Правда, там теперь есть два номера люкс, если, конечно, свободны. — Славка схватился за телефон. — Вам еще надо в райотделе милиции зарегистрироваться, да и к погранцам зайти — чтобы знали, что вы тут по острову разгуливать будете. Элеонора, это Нефедов, привет! — заговорил он в трубку. — У тебя люксы свободны? Заняты? Да мне тут надо бы двух журналистов поселить дней на десять. Нет, поодиночке. Поселишь? Ну, хоп, спасибо!.. Чем еще помочь? — Нефедов выжидательно смотрел на Машу.