Абсурдистан

— Фройляйн, — позвал я стюардессу, которая подошла легкой походкой и одарила меня всего лишь улыбкой бизнес-класса, продемонстрировав только передние зубы. — Я ужасно оскорблен этим господином хасидом, и мне бы хотелось, чтобы вы попросили его убрать эту жуткую еду. Это первый класс. Я надеялся, что здесь будет цивилизованная публика. Это же не путешествие в Галицию году этак в 1870-м.

Стюардесса полностью открыла рот. Она подняла перед собой руки, словно защищаясь. Я заметил, как форма обтягивает ее ладные бедра.

— Сэр, — прошептала она, — мы разрешаем нашим пассажирам брать с собой еду в самолет. Этого требует их религия, верно?

— Я еврей, — сказал я. — Я той же веры, что и этот человек. Но я бы никогда не стал есть такое в первом классе. Это варварство! — Я повысил голос, и хасид вытянул шею, чтобы на меня взглянуть. Он был потный, с влажными глазами — как будто только что вышел из молельного дома.

— Спокойно, Папаша Закусь, — увещевал меня Алеша-Боб. — Остынь.

— Нет, я не стану остывать, — ответил я своему другу. И снова обратился к стюардессе: — Я покровитель мультикультурализма в большей степени, нежели кто-либо еще в этом самолете. Отвергая ваши куриные печенки, этот человек демонстрирует самую ханжескую форму расизма. Он плюет нам всем в лицо! Особенно мне.

— Ну вот, начинается, — прошептал Алеша-Боб. — Поместите Мишу в западную обстановку — и он тут же начинает выступать.

— Я еще не выступал, — прошипел я. — Ты поймешь, когда я начну выступать. — Стюардесса извинилась за причиненное мне неудобство и сказала, что позовет начальство. Вскоре появился высокий австриец, смахивавший на гомосексуалиста, и объявил, что он начальник хозяйственной части или что-то в этом роде. Я высказал свое недовольство.

— Это очень затруднительная ситуация, — начал начальник хозчасти, глядя себе под ноги. — Мы…

— Австрийцы, — докончил я за него фразу. — Я знаю. Это чудесно. Я снимаю с вас вашу ужасную вину. Но тут дело не в вас, а в нас. Хороший еврей против плохого. Терпимость против нетерпимости. Поддерживая хасида, вы увековечиваете свое собственное преступление.

— Извините, — вмешался хасид, поднимаясь на ноги, — он был потрясающего роста для хасида: почти семь футов. — Я не мог не услышать…

— Пожалуйста, сэр, сядьте, — обратился к нему начальник хозчасти. — Мы всё уладим.

— Да, конечно, носитесь со своим хасидом, — сказал я и встал, слегка толкнув начальника животом. — Если вы так обращаетесь с пассажирами первого класса, я пойду в эконом-класс и сяду там с моим слугой.

— Ваше место здесь, сэр, — возразила стюардесса. — Вы за него заплатили. — Между тем начальник хозчасти махал своими изящными ручками, призывая меня покинуть его золоченое царство. Алеша-Боб смеялся над моей глупостью, похлопывая себя по лбу, чтобы показать, что у меня не все дома.

И он был прав: у меня действительно не все были дома.

— Это из-за вас я не мужчина, — плюнул я в хасида, проходя мимо его ряда. — Вы отняли у меня мою лучшую часть. Отняли то, что имело значение. — Перед тем как выйти из салона, я повернулся, чтобы обратиться к пассажирам первого класса: — Если среди вас есть собратья-евреи, опасайтесь мобильного mitzvah. Опасайтесь обрезания в зрелом возрасте. Опасайтесь легковерия. Хасиды не такие, как мы. Даже не думайте об этом. — С этими словами я откинул занавеску и вышел из салона. Я не рискну очеловечивать хасида из первого класса, детально описывая средневековый ужас на его бледном лице — этот вечный страх, искажающий черты моего народа.

Очутившись в тесном салоне эконом-класса, возле вонючего туалета, я нашел себе место рядом с Тимофеем.

— Что вы делаете, батюшка? — прошептал он. — Почему вы здесь? Вам здесь не место! — И в самом деле, место в австрийском эконом-классе не было рассчитано на мой размер. Кончилось тем, что мой зад оказался там, где должна располагаться спина, а ладони были прижаты к спинке переднего сиденья.

— Я здесь из принципа, — ответил я слуге, погладив его по голове с густыми, как у женщины, волосами. — Я здесь, потому что жид попытался запятнать мою честь.

— Есть евреи и есть жиды, — сказал Тимофей. — Это все знают.

— В наши дни нелегко быть культурным человеком, — заметил я. — Но со мной все в порядке. Посмотри в окно, Тима. Эти горы, возможно, Альпы. Тебе бы хотелось когда-нибудь увидеть Альпы? Ты бы мог устроить там пикник со своим сыном.

Я прочел во взгляде Тимофея такое неверие, что мне стало его жаль. И жаль себя. В самолете было столько грусти для нас обоих!

Хорошей грусти, как говорят американцы.

Глава 14

КАСПИЙСКАЯ НОРВЕГИЯ

Мы приземлились в венском аэропорту, проехав мимо главного стеклянного здания и подрулив к какому-то неказистому сооружению, стоявшему в сторонке и предназначенному для рейсов в такие места, которые еще не совсем Европа: например, в Косово, Тирану, Белград, Сараево и мой родной Санкт-Ленинбург. Нам подали два автобуса, один — для пассажиров первого класса и бизнес-класса, второй — для всех остальных. Я наблюдал из окна за тем, как изворотливый хасид первым прорывается в автобус первого класса, прижимая к груди бархатный мешочек с тунцом, словно там были бриллианты. Позорище!

Спускаясь по трапу, я с наслаждением вдохнул чудесный воздух Европейского Союза, прежде чем войти в здание аэропорта, пропитанное запахом табачного дыма от сигарет. Здесь мои югославско-советско-монгольские собратья с несчастным видом ждали своего рейса обратно в Татарстан. Я попытался пробраться в главное здание, но не тут-то было: нужно было пройти мимо иммиграционной стойки, и вы должны были предъявить нормальный европейский паспорт, прежде чем вам позволят купить сигареты дьюти-фри или опорожнить кишечник над последней моделью австрийского унитаза. Скоро, очень скоро у меня будет бельгийский паспорт. Недостаточно скоро, должен я вам сказать.

Алеша-Боб коротал время до следующего рейса, потешаясь над моей антихасидской кампанией и делая из моих волос пейсы. Я уворачивался, но он более быстрый и ловкий, чем я, так что к тому времени, когда объявили посадку на наш самолет, направлявшийся в город Свани, ему удалось сделать мне премилые пейсы.

Когда объявили посадку, люди с оливковой кожей устремились к выходу, и вскоре толпа усатых мужчин и их хорошеньких смуглых жен с огромными сумками уже осаждала несчастный персонал Австрийских авиалиний. Так я впервые познакомился с толпой Абсурдистана — точной копией советской очереди за колбасой, подогреваемой природными инстинктами восточного базара.

— Успокойтесь, леди и джентльмены! — закричал я, когда молодые волосатые мужчины начали от меня отталкиваться, по-видимому используя мою массу, чтобы пробраться в первые ряды. — Вы думаете, что в самолете кончились места? Ради бога, мы же в Австрии!

Как только абсурдистанцы разместились в самолете, они сразу же начали распаковывать свои многочисленные покупки и обмениваться обувью через проход. Однако эта суета в салоне первого класса не раздражала меня так, как поведение хасида в предыдущем рейсе, — возможно, потому, что хасид принадлежал к моему племени, а единственный шанс увидеть абсурдистанцев в Санкт-Петербурге предоставляется на рынке, когда ищешь какой-нибудь роскошный цветок в середине зимы или хочешь приобрети экзотического мангуста в качестве домашнего зверька. Я не хочу очернить абсурдистанцев — или как там они себя называют. Они — находчивые и умные представители древней торговой культуры, что, вместе с большим количеством нефти у их побережья, объясняет, почему их страна — самая успешная из наших бывших советских республик. Так называемая каспийская Норвегия.

Я повернулся к окну, чтобы взглянуть на Дунай, над которым пролетал наш самолет. Аккуратные австрийские домики с остроконечными крышами и бассейнами во дворах сменились многоквартирными домами, окружавшими приземистый замок Братиславы, в свою очередь уступившей место меланхоличному Будапешту (я даже смог разглядеть здание парламента, построенное в конце века, на стороне Пешта, и старое государственное здание на стороне Буды); наконец внизу обозначился балканский пейзаж, разоренный войной: разрушенные бомбежкой дома, города, взорванные мосты, домики с оранжевыми крышами, лепившиеся друг к другу, так что напоминали коралловые рифы. «Я делаю шаг назад, чтобы хорошенько разбежаться и перепрыгнуть через границу», — утешал я себя. Когда Запад сменился другой временной зоной, стюардесса компенсировала это, подав роскошный салат с перепелами; карта вин также предлагала приятные сюрпризы, особенно по части портвейна.