Страница 75 из 121
Он был богат, холост и, несмотря на свои 43 года, рискнул сделать предложение шестнадцатилетней Долли.
Третьего июня 1821 года Дашенька Тизенгаузен стала графиней Фикельмон, выйдя замуж не по расчету, но по любви, и сохранила это чувство к мужу до конца его дней. А через два года Елизавета Михайловна Тизенгаузен, оставив своих дочерей во Флоренции, возвратилась в Петербург. Там стала она хозяйкой популярнейшего, модного литературно-музыкального салона, где бывал и Александр I, и Пушкин, и Жуковский, и Гоголь, а в 1839 году появился и Лермонтов.
Меж тем Долли Фикельмон и Елизавета Тизенгаузен вместе и порознь ездили по Италии и Германии, заводя знакомства с писателями и художниками, философами и артистами. Их друзьями стали братья Александр и Карл Брюлловы, французская писательница мадам де Сталь, немецкий философ и писатель Фридрих Шлегель.
Однажды, оказавшись в Берлине, сестры были приглашены на бал во дворец прусского короля Фридриха-Вильгельма III. Король в свое время был другом Кутузова, искренне любил и почитал фельдмаршала и потому с особой сердечностью отнесся к внучкам великого полководца, пожаловавшим к нему на бал.
Особенно же пришлась по душе старому королю младшая из сестер — Лизанька. Фридриху-Вильгельму шел шестой десяток, он вдовел уже много лет, и молодая красавица графиня Тизенгаузен совершенно очаровала старого короля. Чувство это оказалось настолько серьезным и прочным, что король сделал Лизаньке официальное предложение, не посчитав такой брак мезальянсом[2]. И хотя графиня Тизенгаузен не была особой королевской крови, но она была внучкой Светлейшего князя Кутузова — освободителя Германии, командовавшего прусскими войсками во многих славных сражениях, высокочтимого его подданными, и потому сделанное Лизаньке предложение должно было быть воспринято не только с пониманием, но и с одобрением. Однако, посоветовавшись с матерью, Лизанька королю отказала, сославшись на то, что она не может стать королевой, ибо к такой судьбе следует готовить себя с рождения. Но, не желая огорчить короля, пообещала сохранить к нему чувства сердечной привязанности и одарить своей дружбой. Случай этот не афишировался, и, как полагали, со временем страсти угасли, и все вернулось на круги своя.
В 1829 году графа Фикельмона назначили австрийским послом в Россию, и Долли вместе с ним уехала в Петербург, создав там вскоре еще один салон, не менее популярный, чем салон ее матери. А Лизанька Тизенгаузен по-прежнему оставалась в Европе и возвратилась в Петербург в 1833 году, сразу же став камер-фрейлиной императрицы Александры Федоровны. Следует заметить, что графиня Елизавета Федоровна Тизенгаузен вернулась в Россию незамужней, но привезла с собою шестилетнего мальчика, которого представила сыном своей внезапно скончавшейся подруги — венгерской графини Форгач. Так как мальчик остался сиротой, то Елизавета Федоровна усыновила его и забрала с собою в Петербург. Императрица, горячо полюбившая свою новую камер-фрейлину, перенесла любовь и на ее приемного сына — Феликса Форгача. Императрица была дочерью Фридриха-Вильгельма III, и дружба Александры Федоровны с графиней Тизенгаузен, которая слыла другом ее отца, ни у кого не вызвала удивления. Удивление вызывало другое — чем старше становился Феликс Форгач, тем он делался все более и более похожим на прусского короля. А далее следует сказать и о судьбе Феликса Форгача, так как его потомки сыграли не последнюю роль в истории Дома Романовых.
В 1836 году Феликса определили в Артиллерийское училище под именем Феликса Николаевича Эльстона, а после того, как он женился на графине Сумароковой, 8 сентября 1856 года указом Александра II ему был присвоен титул графа и повелено было «впредь именоваться графом Сумароковым-Эльстон». Сын Ф. Н. Сумарокова-Эльстона, Феликс Феликсович, женившись на княгине Зинаиде Николаевне Юсуповой, из-за пресечения мужского потомства в роде Юсуповых еще одним императорским указом унаследовал и княжеский титул своей жены и стал именоваться «князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон». И наконец, внук первого Эльстона и сын первого Юсупова-Сумарокова-Эльстона — Феликс Феликсович Второй — в 1914 году женился на племяннице Николая II — великой княжне Ирине Александровне, еще более укрепив свое кровное родство с семьей Романовых.
Этот Ф. Ф. Юсупов вошел в историю России более всего тем, что организовал убийство известного Григория Распутина. Однако об этом не будет рассказано здесь, ибо эта книга оканчивается за четверть века перед тем.
Новелла 17
Театральная история в городе Чембаре
…Весной 1836 года Николай получил новую пьесу Гоголя «Ревизор». Он прочел ее и разрешил к постановке. 19 апреля в Александринском театре состоялась премьера. Присутствовавший по должности на этом спектакле «инспектор репертуара российской труппы» А. И. Храповицкий записал: «В первый раз «Ревизор». Государь император с наследником внезапно изволил присутствовать и был чрезвычайно доволен, хохотал от всей души. Пиеса весьма забавна, только нестерпимое ругательство на дворян, чиновников и купечество». Спектакль удался, может быть, и потому, что роль Марии Антоновны играла любовь Николая Павловича — Асенкова.
Затем по Петербургу пошел слух, что Николай после спектакля сказал: «Ну, пьеска! Всем досталось, а мне более всех!»
Летом 1836 года Николай решил посетить город Чугуев. А надо сказать, Николай очень любил быструю езду. Он ездил и в одноконной легкой тележке, и одвуконь, случалось, и на тройке, но когда предстояла ему дальняя дорога — в Варшаву, Москву, Севастополь или какой иной далекий от Петербурга город, то в сани или в коляску впрягали ему непременно четверку царских, курьерских лошадей.
Для того чтобы езда была наивозможно скорой, на каждой почтовой станции стояли готовые лошади, называемые «курьерскими». Их было не менее двенадцати, то есть три упряжки. Ни один гражданин империи, кроме самого Николая и скакавшего впереди него фельдъегеря, не имел права ни под каким видом брать этих лошадей. Николай почти никогда не ездил в карете или вообще в каком-либо ином крытом экипаже. Летом у него была крепкая рессорная тележка, а зимой — широкие сани — пошевни, крытые коврами. Перед ним с интервалом в час мчался курьер, предупреждая станционных смотрителей о скором прибытии государя. За время, оставшееся до его приезда, нужно было вывести на дорогу свежих лошадей в полной сбруе и готового к дороге ямщика и, когда царский выезд примчится, не более чем за минуту отстегнуть старых лошадей и запрячь новых. Зимними ночами в нескольких саженях перед императорским выездом скакал еще один курьер. В его санях лежали десятки факелов, которыми он освещал дорогу.
Ямщики обязаны были гнать лошадей во всю их прыть, не замедляя бега и при подъезде к станциям. Лошади осаживались на всем скаку перед стоявшей на дороге четверкой, отчего одна или две, а случалось и все четыре падали замертво, будто пораженные молнией. «Во время одного из проездов государя от Варшавы до Петербурга, — писал современник Николая А. В. Эвальд, — были убиты таким образом 144 лошади». Конечно же, дворцовое конюшенное ведомство преувеличивало цифру павших лошадей, называя огромные неустойки, которые оно якобы платило потерпевшим.
Итак, летом 1836 года Николай решил посетить город Чугуев — центр военных поселений Харьковской губернии, и потому статс-секретарь Блудов уведомил всех губернаторов, через губернии которых должен был ехать царь, о подготовке к встрече.
Маршрут был кружным: из Петербурга — в Москву, а затем — Владимир, Нижний Новгород, Симбирск, Пенза, Тамбов, где царь намерен был съехаться с Александрой Федоровной, и далее, уже вместе, двигаться к Чугуеву. Всем губернаторам было приказано исправлять и чинить гати, мосты и дороги, заготовлять в необходимом количестве лошадей, дабы во время путешествия его величества не могло встретиться каких-либо остановок и затруднений и чтобы путешествие совершилось со всевозможным удобством, спокойствием и безопасностью. Государь также повелеть соизволил, чтобы «нигде к принятию его величества со стороны дворянства, радских и земских полиций и других начальствующих лиц никаких встреч не приготовлялось».
2
Мезальянс — брак с лицом низшего социального положения, неравный брак.