Страница 61 из 121
8 сентября торжественно въехали в Первопрестольную.
9 сентября Александр отправился верхом на коне на прогулку. Как только он появился на Тверской, москвичи кинулись к нему, осыпая поцелуями сапоги и стремена его коня.
Пятнадцатого сентября, в воскресенье, в Успенском соборе митрополит Платон возложил императорскую корону на голову Александра.
Почти все, кто сопровождал нового императора в его поездке в Москву, единодушно отмечали, что ни разу не видели его радостным, а тем более смеющимся. Он был постоянно задумчив, почти всегда печален и улыбаться заставлял себя чаще всего из-за обстоятельств дворцового этикета.
Мысли об убитом отце не оставляли Александра ни на минуту, ибо в Москве, где он был с ним совсем недавно, все напоминало ему о Павле. И уж буквально каждый момент коронационных торжеств, каждый шаг по Кремлю, точно по тому же маршруту, по какому за четыре года перед тем шел он вместе с покойным отцом, вызывали в памяти предыдущую коронацию. Раскаяние и благочестивые добрые намерения выразились и в издании в эти же дни указов о пересмотре старых уголовных дел, об отмене пытки, о широкой амнистии и щедрой благотворительности.
Новелла 7
Сердечные истории августейших братьев
Теперь же следует рассказать и об одном внутрисемейном деле императорской фамилии, получившем в то время довольно громкий общественный резонанс.
А. М. Тургенев писал: «Связавшись с непотребною княжною Четвертинской (имеется в виду Жанетта Антоновна Святополк-Четвертинская), Константин вознамерился прогнать от себя законную супругу свою, великую княгиню Анну Федоровну, урожденную принцессу Саксен-Кобургскую. Великая княгиня была беременна, а Константин, предавшись пьянству и разврату, невероятно и невозможно выразить какие причинял ей оскорбления! Великая княгиня не только не жаловалась, но терпела все с кротостию. Даже единственный друг ее, императрица Елизавета, не все ведала, что великая княгиня претерпевала. Глупая вдовствующая императрица Мария не терпела великой княгини по какой-то наследственной вражде дома Вюртембергского с домом Кобургским». Далее Тургенев сообщает, что близкий друг и собутыльник Константина штаб-ротмистр Кавалергардского полка Иван Лангинович Линев согласился за деньги оклеветать жену Константина, «сознавшись» в любовной связи с ней, чего на самом деле не было.
«Глупая вдовствующая императрица Мария раскричалась, не хотела видеть великую княгиню. На третий день гнуснейшей клеветы развратнейшего чудовища Константина прекрасная, кроткая, любезная великая княгиня Анна Федоровна навсегда оставила Россию! Презреннейший Линев, получив отставку, поехал в чужие края, чтобы показать, что Анна Федоровна, будучи страстно влюблена в него, требовала, чтобы он находился при ней… В России все были уверены, что Линев — любовник Анны Федоровны, но ничего нет несправедливее в мире этой клеветы».
Дело кончилось тем, что великая княгиня Анна Федоровна уехала к своим родителям и только через девятнадцать лет, в 1820 году, дала развод Константину.
После отъезда жены Константин пустился «во вся тяжкия», не брезгуя даже откровенной сексуальной уголовщиной.
А. М. Тургенев записал и то, что тщательно скрывалось от посторонних ушей и глаз, назвав этот фрагмент своих воспоминаний «Эпизод с госпожою Арауж». Развратнейший и вечно пьяный Константин набрал себе в адъютанты развратнейших, бессовестнейших и бесчестнейших людей — Н. А. Чичерина, Олсуфьева, Нефедьева, А. С. Шульгина, К. Ф. Баура и Янковича-Демареева. Им на глаза попала молодая красивая вдова банкира Араужа, мать двоих малолетних дочерей, женщина скромная и богобоязненная. Адъютант Константина Баур знал госпожу Арауж с детства и на правах близкого знакомого часто бывал в доме ее родителей. О красавице вдове узнал Константин и стал домогаться близости с нею, но Арауж решительно отказала великому князю. Тогда Константин поклялся, что все равно добьется своего во что бы то ни стало.
Константин послал в дом Арауж карету и велел слуге сказать, что ее просит заехать в Зимний дворец живущий там друг ее Баур, к тому же заболевший, Арауж поверила и поехала во дворец. Однако ее привели не к Бауру, а к Константину, окруженному толпой пьяных офицеров. Баура среди них не было.
«Благопристойность, — пишет А. М. Тургенев, — не дозволяет пересказать, что изверги, начиная с великого князя, с ней делали! До того даже, что когда Арауж от насилия, ей сделанного двадцатью или более людей, лишилась жизни, изверги, а именно Шульгин и Чичерин, еще продолжали действие! Бездыханное тело Арауж с переломанными суставами в руках и ногах было привезено в дом ее матери и брошено в прихожей комнате».
Только из-за того, что Арауж, как и ее покойный муж, были прусскими подданными, по требованию прусского посланника было начато следствие.
Во главе комиссии был поставлен Д. А. Гурьев, в комиссия, дав заключение, что Арауж умерла, объяснила это эпилептическим припадком, во время которого она и поломала себе руки и ноги. Такое заключение обошлось Константину в двадцать тысяч рублей.
К сказанному следует добавить, что в это время Константин, по словам А. М. Тургенева, болел плохо залеченным сифилисом, но это не останавливало светских дам, которые искали близости с ним.
Камергер П. Н. Нарышкин угодливо предлагал Константину и собственную жену, и ее родную сестру, ожидая, когда великий князь выпустит из спальни одну из них и тотчас же призовет другую.
В отличие от Александра Константин, активно участвовавший в заговоре, угрызений совести из-за смерти отца не испытывал и от душевных переживаний был совершенно избавлен. Правда, после смерти госпожи Арауж безобразные оргии и кутежи несколько приутихли, но в основе своей Константин оставался прежним — убежденным в безнаказанности, разнузданным развратником, кутилой и хамом.
Даже если А. М. Тургенев что-то и преувеличил, то все равно эта история делает Константина Павловича самым мерзким из всей династии Романовых.
У фаворитки Константина Павловича — Жанетты Антоновны Святополк-Четвертинской была старшая сестра, по мужу — Нарышкина. Ее звали Мария Антоновна, и она была безоговорочно признана первой красавицей России. Нарышкина и стала не венчанной женой Александра, из-за чего ее муж в большом петербургском свете носил прозвище «Великий магистр масонской ложи рогоносцев». Лев Кириллович все прекрасно знал, но безропотно вынужден был делить свое супружеское ложе с августейшим соперником. Злоязыкие придворные презрительно осуждали обер-гофмейстера, но не было ни одного мужчины, который осудил бы Александра, ибо Нарышкина была божественно хороша и оттого абсолютно неотразима. «Разинув рот, стоял я в театре перед ее ложей и преглупым образом дивился красоте ее, до того совершенной, что она казалась неестественной, невозможной», — писал один из ее современников. А великий полководец, шестидесятилетний Кутузов, покоривший немало сердец светских прелестниц, говоря о Нарышкиной, заметил как-то в письме одной из своих дочерей: «Если я боготворю женщин, то потому только, что она (т. е. Нарышкина) — сего пола».
Ее отцом был польский князь Антоний-Станислав Четвертинский, убитый варшавскими повстанцами в 1794 году за приверженность к России, а матерью — баронесса Кампенгауз. У Марии Антоновны был брат Борис и сестра Жанетта, о которой коротко упоминалось в связи с отъездом великой княгини Анны Федоровны, так как именно княгиня Жанетта Антоновна Святополк-Четвертинская была одной из причин разрыва Анны Федоровны с Константином.
Жанетта Антоновна была тоже красива, но не столь прекрасна и пленительна, как ее сестра, привлекая больше живостью характера и легкостью нрава.
Встретив Жанетту, Константин стал забывать свою тогдашнюю любовь — сильную, нежную, кажется, единственно светлую и настоящую, которая владела им вот уже несколько лет, — любовь к польской княжне Елене Любомирской, девушке из старинного знатного магнатского рода. В 1799 году Константин Павлович был отправлен в Ровно инспектировать пограничные войска и там познакомился с гостеприимным, вскоре ставшим милым его сердцу домом князей Любомирских, лучшим украшением которого оказалась юная и прекрасная княжна Елена. Внезапно вспыхнувшая любовь к ней была настолько сильна, что Константин решил развестись с Анной Федоровной и жениться на Елене Любомирской.