Страница 22 из 121
А вслед за тем Елизавета Петровна решила женить племянника. Ее выбор остановился на четырнадцатилетней принцессе Софии-Августе-Фредерике Ангальт-Цербстской.
Новелла 3
Принцесса Фике
Девочка была умна, хороша собой, получила приличное образование и, что весьма немаловажно, провела несколько лет в Берлине при дворе прусского короля Фридриха II, вошедшего в историю под именем Великого.
Будущая императрица России родилась 21 апреля 1729 года в Штеттине в семье князя Христиана-Августа Ангальт-Цербстского. Матерью девочки была семнадцатилетняя Иоганна-Елизавета, происходившая из княжеской фамилии Голштейн-Готторпов.
Существовала версия, что подлинным отцом Софии был один из сотрудников русского посольства в Париже, Иван Иванович Бецкой, по другой версии — ее отцом называли самого прусского короля Фридриха II Великого. Это утверждали из-за весьма доверительных отношений прусского короля и Иоганны-Елизаветы, доводившейся ему двоюродной сестрой.
Такое переплетение генеалогических линий неудивительно: правящие дома Западной Европы находились в столь тесном и многолетнем общении, что каждый из членов этих домов непременно был родственником многих других. Кровосмесительные браки и связи не были в то время редкостью, однако историки не воспринимают упомянутые версии всерьез. Девочку назвали в честь трех ее теток Софией-Августой-Фредерикой, а уменьшительно — Фике.
Однажды маленькая София вместе с матерью приехала в гости к герцогине Брауншвейгской, у которой в, то время гостила принцесса Марианна Бевернская и несколько священников. Один из них, некто Менгден, славился как прорицатель. Взглянув на принцессу Бевернскую, он не сказал ничего об ожидавшем ее будущем, зато, посмотрев на Фике, сказал ее матери: «На лбу вашей дочери вижу короны, по крайней мере три».
Фике учили французскому и немецкому языкам, танцам, истории и географии, музыке и чистописанию. Она училась легко и быстро схватывала все, чему ее обучали.
Когда девочке исполнилось десять лет, ее привезли в столицу Любекского княжества город Эйтин, и там при дворе местного епископа она впервые встретилась с одиннадцатилетним голштинским принцем Карлом-Петром-Ульрихом.
А просватали ее за него в 1743 году, когда он уже жил в Петербурге и официально считался наследником российского престола. Немало способствовал этому сватовству давний доброхот княгини Иоганны-Елизаветы Фридрих Великий. 30 декабря 1743 года он писал ей: «Я не хочу дольше скрывать от вас, что вследствие уважения, питаемого мною к вам и к принцессе, вашей дочери, я всегда желал доставить ей необычное счастье, и у меня явилась мысль, нельзя ли соединить ее с ее троюродным братом, русским великим князем. Я приказал хлопотать об этом в глубочайшем секрете». Далее Фридрих советовал княгине ехать в Россию без мужа, не говоря никому ни одного слова об истинной цели поездки… В Москве княгине Иоганне-Елизавете следовало говорить, что поездка предпринята единственно для того, чтобы поблагодарить Елизавету Петровну за ее милости к Голштинскому дому.
Десятого января 1744 года мать и дочь выехали из Цербста и 3 февраля прибыли в Петербург, а 9 февраля достигли Москвы, где находились Елизавета Петровна, Петр Федорович и весь императорский двор. Был канун дня рождения Петра Федоровича, когда ему исполнялось шестнадцать лет.
Встреча превзошла все ожидания: обе женщины были обласканы, осыпаны подарками и награждены орденом Святой Екатерины.
Елизавета Петровна была очарована невестой племянника и при всяком удобном случае ласкала и одаряла ее. Да и жених в первые дни казался внимательным и предупредительным, но вскоре невеста поняла, что перед ней всего лишь неразвитый, хвастливый и физически слабый подросток.
Готовясь к свадьбе, Фике много сил и времени отдавала изучению русского языка и проникновению в премудрости православного богословия, чем крайне расположила к себе Елизавету Петровну и многих придворных.
Двадцать восьмого июня произошло крещение Софии-Августы-Фредерики в православную веру под именем Екатерины Алексеевны.
Она без ошибок и почти без акцента произнесла «Символ веры», чем поразила всех присутствующих в церкви. А на следующий день произошла помолвка и обручение Петра и Екатерины. Великой княгине, объявленной императорским высочеством, полагался придворный штат. Его возглавила приставленная к Екатерине графиня Мария Андреевна Румянцева.
К сожалению, Петр Федорович в это время оставался без присмотра и опеки и в ожидании свадьбы пил водку и слушал от своих лакеев, камердинеров и слуг разные сальности на тему обращения с женщинами.
Наконец, 21 августа состоялось венчание, и началась свадьба, продолжавшаяся десять дней. Петербург был украшен арками и гирляндами, из дворцового фонтана било вино, столы на площади перед дворцом ломились от яств, и каждый, кто хотел, имел возможность поесть и выпить за здоровье молодых и повеселиться.
Свадебный пир проходил под орудийные залпы при свете праздничных фейерверков. На верфях Адмиралтейства произвели спуск на воду шестидесятипушечного корабля, звонили все колокола, а с Невы палили десятки корабельных пушек.
Но веселье кончилось, а молодожены, оставаясь наедине, вскоре почувствовали неодолимую неприязнь друг к другу. Доверяясь дневнику, Екатерина писала: «Мой возлюбленный муж мною вовсе не занимается, а проводит свое время с лакеями, то занимаясь с ними шагистикой и фрунтом в своей комнате, то играя с солдатиками или же меняя на день по двадцать разных мундиров. Я зеваю и не знаю, куда деться со скуки».
Отношение супругов перерастали в стойкое отчуждение, и императрица приставила к Екатерине свою двоюродную сестру графиню Марию Симоновну Гендрикову (в замужестве Чоглокову) для того, чтобы она помогла Екатерине выполнить свой главный долг — родить наследника престала. Мария Симоновна была единственной в истории российского императорского двора статс-дамой, возведенной в это звание до замужества. Правда, исправляя этот промах, через три месяца она вышла замуж за обер-церемониймейстера Николая Наумовича Чоглокова, став образцовой женой и матерью, что, по мысли императрицы, должно было воодушевить к тому же и Екатерину.
Однако время шло, а молодая жена наследника не беременела. И дело было не в ней, а в ее супруге. «Если бы великий князь желал быть любимым, то относительно меня это вовсе было не трудно, — писала Екатерина, — я от природы была наклонна и привычна к исполнению своих обязанностей». А Петр Федорович, не обращая внимания на молодую жену, сразу же после свадьбы стал волочиться за фрейлиной Карр, потом за девицей Шафировой и другими придворными дамами, которые проявляли к нему хотя бы малейший интерес.
В 1746 году Екатерина писала: «Я очень хорошо видела, что великий князь совсем меня не любит. Через две недели после свадьбы он мне сказал, что влюблен в девицу Карр, фрейлину императрицы… Он сказал графу де Виейере (Девиеру), своему камергеру, что не было и сравнения между этой девицей и мною».
История сохранила кроме уже названных имен и многие другие, но ни одну из этих мимолетных любовниц нельзя было назвать фавориткой.
К этому разряду могла быть отнесена лишь главная страсть Петра Федоровича — Екатерина Романовна Воронцова, которую Екатерина называла фаворит-султаншей. Она была дочерью Романа Илларионовича Воронцова, ссужавшего Елизавету Петровну в бытность цесаревной капиталами жены-купчихи.
Все современники согласны в том, что любовницы Петра отличались тем, что были некрасивы, невоспитанны и глупы. Особенно уродливой была Воронцова — маленькая, толстая, с лицом, покрытым оспой, злая и весьма недалекая, со вспыльчивым и скандальным характером. И тем не менее именно она имела на Петра Федоровича наиболее сильное влияние. Под горячую руку Воронцова могла и побить наследника престола, особенно если ее возлюбленный принц с пьяных глаз начинал приставать к какой-нибудь девице или даме. А это случалось почти всякий раз перед тем, как он допивался до бесчувствия и лакеи выносили его из-за стола, взяв под мышки и за ноги. Иногда во хмелю Петр говорил, что заточит Екатерину в монастырь, разведется с ней и обвенчается с Воронцовой.