Страница 28 из 64
Подняв занавеску, Ривлин вошел к Мадди со словами:
— Не стоит говорить об этом с таким сожале… — Он на мгновение утратил дар речи, увидев ее полуодетой, потом закончил: — Ладно, не горюй, сейчас мы все уладим.
Мадди кивнула и повернулась к нему спиной, сердце ее отчаянно билось.
— Надеюсь, ты это умеешь?
— Не могу утверждать, что мне раньше доводилось зашнуровывать корсеты, — ответил Ривлин, подходя к Мадди вплотную.
Она ощутила жар его тела еще до того, как пальцы Ривлина коснулись ее спины. А вдруг он обнимет ее и прижмет к себе, как это было прошлой ночью, даст ей почувствовать, что она в безопасности, что она желанна?
— Скажи, если будет больно, — попросил он, методично продевая и затягивая шнурки.
Отбросив прочь свои фантазии, Мадди ответила:
— Я бы с удовольствием сняла корсет, а не надевала его.
Он наклонился, и его дыхание обожгло ей плечо.
— Буду счастлив помочь и в этом — только попроси.
Мадди блаженно закрыла глаза.
— Слова настоящего джентльмена.
— Стараюсь им быть. Но это мучительно.
Мучительно? Нисколько он не мучается. Она по голосу чувствовала, что Ривлин улыбается. Неужели она — причина его счастья?
— Прошу прощения, — поддразнила она, — но, к сожалению, твои мучения еще не закончились. Пуговицы у платья — на спине. Тебе придется уладить и это.
— Ну что ж, постараемся как-нибудь довести дело до конца, — все с той же скрытой улыбкой сказал Ривлин, завязывая концы шнурков корсета.
На мгновение руки его обвили талию Мадди, но он тотчас же отступил и негромко откашлялся.
Мадди вздохнула и протянула руку к деревянной скамейке, на которой лежало выцветшее пестренькое платье.
— Я не слишком разбираюсь в фасонах, — заметила она, поворачиваясь к нему, — но судя по вырезу, платье вечернее. Если надеть его днем, это вызовет нарекания.
— Только не в Делано. — Ривлин взял у Мадди платье, и в этот момент их пальцы слегка соприкоснулись. Он опустил платье вниз, чтобы видеть ее; на губах его играла улыбка, а глаза сверкали весельем. — Ты сама наденешь его или хочешь, чтобы это сделал я?
Мадди взвесила все «за» и «против» и подняла руки над головой.
— Оно может быть вполне приемлемо в Делано, но мы собираемся в Уичито, — проговорила она, — а там, как известно, живут люди почтенные и добродетельные.
— Не думай о них — они ни капельки не лучше тебя. Помни об этом и держи голову выше.
Сердце Мадди затрепетало так сильно, что она не могла говорить.
Ривлин смотрел на нее долгим изучающим взглядом, потом подмигнул и улыбнулся:
— А теперь, дорогая, повернись ко мне спиной и позволь застегнуть твои пуговицы.
Пока он проделывал это, внимание его было сосредоточено на шелковистой коже ее плеч, выступающих из низко, вырезанного корсажа. Как она поведет себя, если он сейчас дотронется до ее плеча, покроет поцелуями шею? Что, если он протянет руки к ее грудям, приподнимет их и проведет пальцами по белоснежным выпуклостям?
Если она вздохнет и покорится его ласкам, ему придется бороться с искушением, которое не удовлетворишь только прикосновениями. Мадди заслуживает большего, чем отдаться мужчине в первый раз на полу общественной купальни.
Ривлин втянул в себя воздух и сосредоточился, желая только, чтобы ослабело напряжение в его чреслах.
Небо было ясное, синее, по нему плыли белые пушистые облака. Солнце сияло, с юго-запада потягивал легкий ветерок, и шелест листвы сливался с музыкой городского духового оркестра. Это был прекрасный осенний денек, самый подходящий для прогулки по Уичито под руку с красивой женщиной. Когда Ривлин смотрел на Мадди, она неизменно отвечала ему улыбкой, такой же ослепительной, как этот день. Ему было хорошо, как никогда в жизни; тем большее сожаление он ощутил, едва они подошли к зданию городской тюрьмы.
Ривлин отворил дверь и, поддержав Мадди за локоть, пропустил ее вперед.
В помещении было куда прохладнее, чем за его стенами. Юнец, сидевший за письменным столом, при их появлении встал и снял шляпу.
— Добрый день. Чем могу быть полезен?
Мадди одарила его такой улыбкой, что он, забыв водрузить шляпу на голову, беспомощно теребил бесформенное изделие из черного фетра, пока она не сказала:
— Мы хотели бы видеть Майка Мигера. Вы не знаете, где его можно найти?
Шляпа выскользнула у парня из пальцев и упала на грязный деревянный пол. Он нагнулся, поднял ее и ответил:
— Майк вот-вот вернется, мэм, — они с Уайетом отправились за теми ребятами, которые сперли фургон и мулов в Форт-Силле. Известно, что час назад эти ловкачи появились в Делано и теперь держат путь на север.
— Вы не возражаете, если мы подождем его? — спросил Ривлин, подводя Мадди к креслу перед большим столом красного дерева.
— Нет, сэр. — Дежурный наконец напялил свою шляпу, поддернул штаны и направился к выходу со словами: — Чувствуйте себя как дома, а мне надо подмести дорожку. Я дам вам знать, как только увижу Майка.
Выйдя, он не позаботился закрыть за собой дверь, и широкая полоса яркого света пролегла через всю комнату. Пылинки заплясали в солнечном луче, и Мадди долго наблюдала за ними со слабым подобием улыбки.
— С тобой все в порядке? — спросил Ривлин.
Ее улыбка засияла еще лучезарней, когда она кивнула. У него промелькнула мысль, не стоит ли подойти и поцеловать ее, — не то чтобы он утратил контроль над собой, нет, просто хотелось этой маленькой лаской дать ей понять, как она красива сейчас. Но пока он обдумывал уместность такого поступка, Мадди обратила внимание на письменный стол Майка Мигера.
— Ривлин, посмотри, — заговорила она, вытаскивая что-то из беспорядочной кучи бумаг. — Газета недельной давности, но в ней передовица о суде.
При этих словах дыхание Мадди участилось так, что груди ее чуть не выскочили из корсажа — весьма вдохновляющее зрелище. На несколько секунд Ривлин забыл и о суде, и о газете, однако вскоре он настолько справился с собой, что сумел задать вопрос:
— Что же конкретно там пишут?
Мадди сложила газету и поднесла ее к свету.
— Обвинителями выступают Уилфред Т. Паркер, Джеймс С. Уильяме и Гомер Ф. Фогельман — все, разумеется, эсквайры. Ты знаешь кого-нибудь из них?
— Нет. Читай дальше.
Одно плечо Мадди было освещено, другое оставалось в тени. К Ривлину вернулось желание, испытанное в купальне, только еще более сильное, и он едва удерживался от того, чтобы не коснуться нежной кожи.
— Председательствует судья Генри С. Эббот.
— Эббот Железные Штаны. — Ривлин усмехнулся, обошел вокруг стола и уселся в кресло. — Славится своей физической выносливостью. Присяжные и адвокаты работают при нем до полного изнеможения и вынуждены умолять его, чтобы он сделал хоть короткий перерыв. Тогда люди наперегонки несутся к уборной. Однако он сторонник тщательного расследования дел, и приговоры при нем выносят справедливые. А кто обвиняемые?
— Том и Джордж Фоли, Сэм Лэйн… и Билл Коллинз! Да, так и есть! Том обвиняется по пункту укрытие мошенничества, Джордж Фоли — по одиннадцати пунктам за злоупотребление служебным положением. Том, Сэм и Билл дополнительно обвиняются каждый еще по пяти пунктам за кражи в больших размерах и по двум пунктам за растрату общественных фондов.
Теперь их разделял стол, и казалось, это был неплохой способ умерить желание Ривлина прикоснуться к ней. Однако способ не подействовал, и ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы сосредоточиться на деле.
— Тут говорится еще, что сенатор Харкер, республиканец из штата Иллинойс, будет присутствовать в суде и поддерживать обвинение. Предполагают, что он намерен использовать победу над коррупцией как средство борьбы за пост президента на следующих выборах.
— Настоящий анекдот века, — недовольно пробурчал Ривлин. — Это было бы даже забавно, если бы Харкер не был таким ублюдком.
Мадди поглядела на него поверх газеты.
— Откуда ты знаешь сенатора?