Удар гильотины

– Что за фантазии! – воскликнул Манн.

– Почему… Нет, – сказала Кристина с сожалением. – Нет. Все, что вы сказали – чушь, извините.

– Почему чушь? – нахмурился Манн.

– Потому что Ритвелд действительно показал другие картины. Не те. Можете мне поверить, я специалист, и память у меня хорошая.

– Да? – поднял брови Манн. – Не далее как пять минут назад вы вспомнили то, чего быть на самом деле…

– Не сбивайте меня! Это были другие картины, я готова присягнуть на Библии.

– Вы можете назвать детали, которыми новые картины отличаются от прежних?

– Детали – нет. У Ритвелда замечательная художественная память, он все повторил в точности. Кроме оттенков цвета, очень незначительные различия, но, мне кажется, именно поэтому картины стали другими – прежние возбуждали, от них невозможно было оторваться, я помню… да, – с вызовом сказала Кристина, увидев иронический взгляд детектива, – да, помню это свое ощущение силы и воздействия на подкорку, а сейчас картины мертвые, изображения те же, но нет жизни. Те картины были шедеврами, а эти ничего не стоят. Понимаете?

– Господи, – вздохнул Манн, – не хватало только, чтобы вы действительно поклялись на суде, что картины – новые. Кстати, скажите, Кристина, эксперт может, наверно, определить, написаны картины недавно или семь лет назад?

– Вряд ли, – покачала головой девушка. – Разницу между новым полотном и столетней давности обнаружить можно. Другие краски, старый холст… Но семь лет назад Ритвелд писал теми же красками фирмы «Прамор», холсты выпускались точно такие же… Может, если провести микроскопический анализ, разницу удастся обнаружить, но это очень дорогая экспертиза, а Ритвелд – не Гоген, согласитесь. Кто станет тратить такие деньги? И зачем? Пусть спросят у меня – я тоже эксперт в своем деле. И я говорю: это другие картины.

– Тогда, – сказал Манн, – у Ритвелда не было мотива для убийства. Если сгорели не копии, и если он написал все заново… При чем здесь Койпер?

– Не знаю. Понятия не имею. Это вы детектив, а не я. Меня на суд позовут, как эксперта. Даже не как свидетеля.

– Скажите, Кристина, – перебил женщину Манн, – вы ведь с самого начала знали об этой истории с подменой картин?

– Я? Почему вы решили…

– Вы не удивились. Когда я рассказывал о том, как была совершена подмена, вы слушали, кивали головой и совершенно не были удивлены. Даже не пытались разыграть удивление, то ли посчитали это не нужным, то ли не подумали… И об убийстве Альберта вы знали раньше, чем это было сообщено по телевидению. И около дома Альберта оказались не потому, что искали меня – незачем вам было меня искать так поздно, вы могли рассказать о своих видениях завтра утром – или боялись забыть? И ваши слова о том, как вы точно рассчитали, что я буду именно там… Что мне было, вообще говоря, делать в квартире Койпера, где уже поработала полиция? Нет, вы приехали, потому что вам самой что-то нужно было в этой квартире. Увидели с улицы, что в комнатах горит свет, и остались ждать. Кого вы думали застать? Только не нас с Кейсером – я же видел, как вы были удивлены. Так кого вы там предполагали увидеть на самом деле?

– Вас, – сказала Кристина. – Но одного. Я удивилась тому, что с вами оказался Питер.

– Вы еще не видели кто со мной, когда… Ну хорошо. Похоже, что правды ни от вас, ни от господина Кейсера мне не услышать.

– Я не лгу!

– Пришло время, – продолжал Манн, – заканчивать, наконец, с этой историей. Вы хорошо знаете господина Ритвелда – он поздно ложится? По-моему, он сова…

Манн достал из кармана телефон, посмотрел на дисплей – за последние два часа было зафиксировано шесть звонков, но звуковой сигнал Манн выключил, когда входил в дом Койпера, и всем звонившим отвечал автоответчик. Нажав несколько кнопок, Манн убедился в том, в чем и так был уверен. Выбрав в памяти аппарата номер мобильника Ритвелда, детектив поднес трубку к уху. Кейсер не смотрел в его сторону, он не отрывал взгляда от Кристины, будто ожидал с ее стороны непредсказуемых поступков, а журналистка сидела, прикрыв веки и думая о чем-то своем. В трубке раздавались долгие гудки – похоже, художник все-таки отправился спать. Или… Ритвелд мог не захотеть отвечать на звонок Манна, он же видел, кто к нему пробивался.

– Господи, – сказал, наконец, хриплый голос художника, – я вас умоляю… Тиль, вы не могли найти другое время?

– Я вас разбудил? – с иронией спросил Манн. Он был уверен, что Ритвелд не спал.

– Именно, – сказал художник. – Вы хотите сказать, что знаете, кто убил Альберта?

– Я хочу сказать, что нам нужно поговорить. Где вас можно найти?

– Сейчас?

– Сейчас. Мы можем приехать к вам в мастерскую через двадцать минут.

– Мы? – переспросил художник. – Со старшим инспектором Мейденом?

– Нет. Так мы едем?

– Ну… Хорошо. Я буду.

Ехать к Ритвелду Кейсер отказался наотрез, и Манн отпустил издателя домой – да и как он мог заставить его делать то, чего тот делать не хотел? К тому же, пользы от его присутствия Манн не представлял – разве что как источник эмоционального давления. «Я вас видел!» «Что за чушь вы рассказываете?» «Вы явились к Альберту на моих глазах!» «Да я спал у себя дома»… Бессмысленно.

– Зачем вы его отпустили? – спросила Кристина, когда автомобиль Кейсера скрылся за поворотом улицы Бреинстраат.

– Потому что хотел побыть с вами наедине, – улыбнулся Манн и взял девушку под руку. Он думал, что Кристина рассердится и отберет руку или каким-нибудь иным способом выразит свое неудовольствие, но она прижалась к нему теснее, обхватила его пальцы своей теплой ладонью и сказала таким тоном, будто они были знакомы целую вечность, и то, что между ними сейчас происходило, ожидалось ею давно и с нетерпением:

– Почему вы не сказали об этом сразу, в кафе?

– В кафе… – тогда у Манна и мысли не возникло о том, чтобы пригласить Кристину куда-нибудь, сидеть напротив нее, смотреть в глаза, и уж тем более не было мысли поцеловать ее в губы, крепко, так, чтобы перехватило дыхание, – тогда, – сказал Манн, – рядом была Эльза, а это такой источник и передатчик информации…

– Двусторонний? – осведомилась Кристина. – Или только в вашем направлении?

– Боюсь, что многосторонний. Мне, как начальнику, перепадает больше, конечно, и на этой разнице я часто делал важные заключения.

– Может, тогда поедем не к Ритвелду – чего вы от него хотите в первом часу ночи? – а ко мне? Хороший кофе гарантирую, беседы об искусстве тоже, а остальное – как получится.

– С удовольствием, – сказал Манн, открывая правую дверцу машины и помогая Кристине усесться, – после разговора с Ритвелдом поеду к вам и расслаблюсь так, как никогда в жизни. А сейчас надо все-таки закончить дело. Можно, я сяду за руль?

Он обошел машину, сел на место водителя и включил двигатель.

– Вы что же, как и Кейсер, считаете, что Христиан убил Альберта? – недоверчиво спросила Кристина. – Это полный бред – то, что он рассказал. Призраки, отравленные капсулы…

– Картины, изменившиеся за семь лет хранения… – продолжил Манн. Улицы Амстердама были пустынны, но детектив все равно ехал медленно, так он привык, в городе он никогда не разгонялся даже до пятидесяти километров, а сейчас ему было так хорошо рядом с этой женщиной, ее духами, ее низким голосом.

– Картины действительно изменились, это я вам, как профессионал говорю! Потому я и была уверена – как все, – что Ритвелд нарисовал копии по памяти. А бестелесный дух, ниоткуда возникающий… Это, простите… Почему тогда капсула с ядом оказалась материальной?

– Граф Калиостро, – напомнил Манн, – с успехом проводил сеансы материализации.

Кристина промолчала, поняв, что раскрывать свои секреты Манн все равно не станет, и лучше подождать развития событий, если им вообще суждено было как-то развиваться.

На Принценграахт горел всего один фонарь, и освещалась улица только тусклым светом витрин, в которых стояли манекены, лежали неопределимые в полумраке товары и двигались странные тени, сначала напугавшие Кристину, а потом оказавшиеся отражениями в стеклах витрин фар их медленно двигавшейся машины.