Гнездо индюка

— Изображать орка — не талант, — заявил Питер.

— А вы сами попробуйте, — посоветовал Джон. — Это не так просто, как кажется. Жаб на морде нарисовать — дело нехитрое, рецепт несмываемой краски считается секретным, но реально его только ленивый не знает. А вот точно сымитировать поведение…

— В патентном репозитории нет рецепта краски, пригодной для имитации татуировки, — сказал Питер.

— В патентном репозитории много каких рецептов нет, — сказал Джон. — Нержавеющей стали, например.

— Я заметил, — кивнул Питер. — Это недопустимо.

— Да, пожалуй, — согласился Джон после минутного размышления. — Я поговорю с Германом, думаю, он согласится передать документы в репозиторий. Нержавеющая сталь — не настолько ценная технология, чтобы из-за нее ссориться с правительством.

— Это неправильное рассуждение, — заявил Питер. — Все технологии являются неотъемлемой собственностью святой церкви. Скрывать древние знания — преступление. Впрочем, что я говорю… Для вас, сэр Джон, преступать закон — дело привычное, как нормальному человеку высморкаться.

— Это смотря какой закон, — сказал Джон. — Есть закон внешний, также называемый моралью, и есть закон внутренний, также называемый нравственностью. Еще есть писаный закон, но его умные люди всерьез не рассматривают, это для орков и оркоподобных. Так вот…

— Избавьте меня от банальностей, — поморщился Питер. — Вы, возможно, не поверите, но любой достаточно образованный преступник, будучи доставлен на дыбу, начинает рассуждать именно так, как вы сейчас. Дескать, я-то все правильно делал, просто закон неправильный, а я как раз по правильным понятиям жил и действовал.

— Цель оправдывает средства, давай, убивай, насилуй, клевещи, предавай, — процитировал Джон древнего пророка.

— Вот именно, — кивнул Питер. — Но ирония здесь неуместна. Нельзя смеяться над тем, во что веришь.

— Глупое утверждение, — заявил Джон. — Смеяться над тем, во что веришь, можно и нужно. Только так можно сохранить целостность души, не поддаваясь фанатизму.

— Фанатизм тут ни при чем, — заявил Питер. — Следовать установленному порядку вещей — не фанатизм, а единственно достойное поведение. Что вам поведал компьютер Каэссара?

— Ух ты! — воскликнул Джон. — Так этот компьютер самому Каэссару принадлежал… А я-то думал…

Питер поморщился. Была у него версия, что Серый Суслик в той виртуальной реальности ничего существенного на самом деле не узнал, а был просто поражен эмоционально и случился с ним реактивный психоз, как говорили древние психиатры. Правда, эта версия не объясняла, как убогий орчила сумел провернуть то, что сумел, не получив никаких откровений, а полагаясь лишь на собственные силы. Но если признать, что Серый Суслик был не орком-полукровкой, а рыцарем, притом королевского рода… Джон рассмеялся.

— У вас на лице такое отвращение написано, сэр Питер, будто жука-навозника случайно сожрали, — сказал он. — Сразу видно, что вы не разведчик. Закостенел ваш мозг в церковных догмах, трудно ему постигать непознанное. Даже странно как-то, про вас ведь говорят, что вы хороший ученый…

— То, что про меня говорят, вас, сэр Джон, не касается, — заявил Питер. — Вас касается вот что. Вечером я буду докладывать его божественности, и только от меня зависит, упомяну ли я в своем докладе ваше имя, и, если да, то в каком контексте.

— О да, — кивнул Джон. — Путь бытия подобен дороге с развилками, и судьба каждого человекообразного подобна колесу, катящемуся по дороге. Малейший толчок на развилке, и колесо направляется не в один проезд, а в другой, и не всегда можно заранее предугадать, что несет каждый конкретный поворот. Пропасть там ждет путника или взлет, омут или брод…

— Не надо цитировать букварь, — оборвал его Питер. — Я тоже в школе учился, знаю, что там написано. И не надо забивать мой мозг древней философией. Вы лучше вот что уясните. Если я доложу его божественности о том, какую роль сыграл в той экспедиции орк по имени Серый Суслик…

— То неизбежно придется доложить обо всем остальном, — подхватил Джон. — В том числе и о том, о чем вы раньше умалчивали. Боги подсказывают мне, что в официальном отчете вы отразили те события не вполне точно.

— Не смей поминать божье имя всуе! — рявкнул Питер.

— Ути-пути, какие мы грозные, — ухмыльнулся Джон. — Я тебе вот что скажу, сэр Питер. Если его божественность начнет меня серьезно доспрашивать, я отвечу на все вопросы честно и откровенно. Ничего скрывать не стану, все расскажу, во всех подробностях. Начну с того, как ты орчанкам-танцовщицам ржавым ножом кишки выпускал.

— Ты лжешь! — крикнул Питер.

— Не кричи, на нас орки оглядываются, — сказал Джон. — Да, я лгу, не ты кишки выпускал, а Шон. Опровергнуть мою ложь очень просто, надо заглянуть в твой отчет и прочесть там что-то вроде: «Пребывая на ночлеге в стаде пастуха Стентона, рыцарь Шон упоролся до полной потери здравого смысла и устроил кровавую резню, в которой нанес означенному пастуху материалньый ущерб средней тяжести, уничтожив столько-то рабынь общей стоимостью столько-то долларов. А я, дурак, не пресек указанное непотребство, а наблюдал и глупо хихикал, потому что тоже упоролся, в чем каюсь». Однако боги мне подсказывают… ну ладно, ладно, не боги подсказывают… Короче, мне представляется вероятным, что в твоем отчете ничего подобного не написано. И про лошадей, способных войти под полог черного леса, не впадая в панический ужас, там тоже, думаю, не написано.

— А что за история с этими лошадьми? — спросил Питер.

— О, эта история очень занимательна и познавательна, — улыбнулся Джон. — Но тебя, мой милый дьякон, она не касается. Впрочем, так и быть, расскажу, сделаю жест доброй воли. Один орк-полукровка придумал, как научить лошадей не бояться запахов эльфийского чернолесья. Я тогда почти не врал, когда бормотал, дескать, новая инновационная методика, любую лошадь отпедагогить могу. Только в одном врал — что сам могу, сам-то я не знаю, как конкретно надо лошадей дрессировать, знаю только, что ничего умного в этой методике нет. Это не сложнее, чем собаку научить взрывчатку находить. Если, конечно, ты уже знаешь эту методику. А если не знаешь — тогда да, тогда это чудо.

— Если об этом узнают эльфы, это будет не чудо, а катастрофа, — сказал Питер.

— В этом ты прав, — согласился Джон. — Но эльфы об этом не узнают. Я, конечно, гнусный и аморальный старый хрен, но я не настолько безумен, чтобы сдавать такую информацию эльфам. А вот ты, должно быть, безумен, если не написал в отчете о тех двух лошадях. Это же угроза расовой безопасности! Его божественность будет очень недоволен.

— Его божественность будет недоволен тем, как ты напал на меня совместно с эльфами, — заявил Питер. — Это было предательство, а предательство не прощают. Что за дела у тебя с эльфами? Сделай еще один жест доброй воли, поделись информацией.

— Хорошо, поделюсь, — сказал Джон. — Тут все просто, никаких долговременных дел у меня с эльфами нет. Я когда удирал от твоих орков, был в очках, и поэтому заметил эльфийскую засаду издали, через биодетектор углядел. Подъехал к ним поближе, и обратился к их вождю по-человечески. Эльфы — не просто богомерзкие исчадия, они разумные богомерзкие исчадия. Дерьма у них в мозгах даже побольше, чем у тебя, но когда жареный индюк вот-вот клюнет, оно почти не мешает им нормально соображать. Когда они уяснили, что у тебя бластер, и что ты вот-вот спалишь их вместе со всем перелеском, сразу начали вменяемо разговаривать. И тогда мы договорились.

— С эльфами нельзя договариваться, — сказал Питер.

— Договариваться можно с кем угодно, даже с самим Сэйтеном, — сказал Джон. — Надеюсь, ты отразил в отчете ту жаркую перестрелку? Не отразил? Это ничего, это исправимо. Его божественность только рад будет узнать, как обстояли дела на самом деле. И когда он узнает, он задумается: «А что еще этот гадкий лицемер пытался от меня скрыть? Не наврал ли он и в других местах отчета, в тех, которые раньше не вызывали сомнений? Точно ли свихнувшийся орк зарезал сэра Хайрама?» Когда меня подвесят на дыбе и станут спрашивать, я изложу другую версию. «Ничего не знаю», скажу я. «Когда я обратился в бегство, сэр Хайрам был еще жив. Не могу знать, кто его зарезал, ваша божественность». Как думаешь, кому он поверит?