Страница 60 из 77
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ИНОГДА ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ
1
Если выехать из Барнард-Сити на северо-восток, по тракту, ведущему через Ноддинг Донки на Нюбейбилон, приметы нового времени бросаются в глаза даже раньше, чем путник успевает миновать последний городской дом и выехать в чистое поле. Вдоль всей дороги через каждые пятьдесят шагов в землю вкопаны одинаковые столбы с крестообразными перекладинами у самой вершины. Если не знать, зачем они вкопаны, можно подумать, что здесь готовится массовая казнь рабов, как во времена Спартакуса и Джизеса. Но в наше просвещенное время рабов на крестах не распинают, от этого кожа портится, и мясо становится несъедобным. Причинить казнимому рабу подобающие страдания можно и другими способами, куда менее варварскими, чем распятие на кресте.
Приглядевшись, путник может заметить, что на некоторых крестовинах висят небольшие фарфоровые колокольчики, такие иногда встречаются в храмах Будды Гаутамы. По идее, они должны были висеть на всех крестовинах, но некоторое время назад среди жителей окрестных трущоб прошел слух, что эти колокольчики, правильно именуемые древним словом «изолятор», защищают от сглаза и приносят счастье. Половина изоляторов бесследно исчезла, и остальные тоже исчезли бы, если бы какой-то орк-наркоман не предложил однажды купить этот чудесный амулет самому сэру Герману Пайку. Сэр Герман возмутился и зарезал наркомана на месте, а вечером того же дня бандиты дома Адамса провели в трущобах облаву, поубивали кучу и после этого хищения прекратились. Инженер, предложивший развесить изоляторы на столбах заранее, узнал от сэра Германа много нового, и на этом инцидент был исчерпан.
Двигаясь дальше по Нюбейбилонскому тракту, путник обнаруживает и другие приметы нового времени. Например, большое вытоптанное поле, обсаженное по периметру колючей живой изгородью. Говорят, первоначально предполагалось огородить это поле колючей проволокой, но из-за дефицита железа пришлось выбрать более дешевое решение.
В первые дни стройки это поле было заставлено вигвамами, как в легендарные времена первой эпохи. Артур Мамут из «Вечернего Барнарда» даже сравнил лагерь третьей трудовой армии с лагерем легендарного древнего завоевателя Александера Грейта. Дескать, подобно тому, как воины Грейта распространяли просвещение в пространстве, так и рабы нынешних трудовых армий распространяют просвещение во времени, из темного прошлого Межвременья в грядущее светлое будущее, которое, можно сказать, уже на горизонте, и очевидно, что великие инновации перевернут жизнь уже нынешнего поколения.
Вскоре выяснилось, что разместить трудовую армию в вигвамах — идея не слишком толковая, слишком много дерева расходуется на каркасные жерди, а тканей — на пологи. Но если объединить пару десятков вигвамов в один длинный балаган, лишенный внутренних перегородок, расход стройматериалов сильно сокращается и становится вполне приемлемым. В результате лагерь трудовой армии стал подозрительно напоминать концентрационные лагеря мифического холокоста, но об этом сходстве в газетах не писали.
Дальше за лагерем располагалось то, что в газетах напышенно называли полем трудового сражения. Там громоздились недостроенные здания будущей электростанции. Кое-где, например, в будущем административном корпусе, уже шла внутренняя отделка, а в некоторых зданиях пока были готовы только фундаменты. В центральном корпусе возведение стен отставало от монтажа оборудования, из-за этого здание выглядело сюрреалистически — сверкающие яйца паровых котлов возвышались прямо посреди незаконченного, как бы обгрызенного прямоугольника кирпичных стен. Орки-строители и люди-инженеры, ползающие по металлическим конструкциям будущих котлов, выглядели издали точь-в-точь как муравьи на муравейнике. Это было истинно великолепное зрелище, настоящий триумф древних технологий, возвращающихся в мир Барнарда после миллиона дней Межвременья. А то ли еще будет, когда эти технологии вернутся окончательно, когда электростанция осветит столичные улицы чудесным электрическим светом, когда по круглосуточно освещенным дорогам забегают автомобили, самолеты расчертят небо инверсионными следами…
По дороге на Нюбейбилон ехали два всадника. Первый был человеком, рукоять меча над правым плечом однозначно указывала на его рыцарское происхождение, а три горизонтальные красные черты, вытатуированные на лбу, сообщали, что это не просто рыцарь, но жрец, а точнее, дьякон. Впрочем, издали эти полосы трудно было заметить — развеваемая ветром пышная шевелюра дьякона закрывала лоб, и головной обруч почти не помогал.
Второй всадник был орком-воином. Это было крупное и могучее человекообразное существо, с широкой грудью, крепкими мышцами и широким низколобым лицом с выступающей нижней челюстью и маленькими глазками, глубоко запавшими под кустистыми бровями. Настоящий орк-воин, эталонный, можно сказать, хоть в школьном учебнике изображай.
— Вон там проход, по-моему, — произнес орк, обращаясь к дьякону. — Вон, видите, трава утоптана.
Дьякон приставил ладонь ко лбу, будто совершая воинское приветствие, и вгляделся вдаль. Слишком связная речь орка однозначно изобличала в нем полукровку, но дьякон не обратил на это никакого внимания. Присутствуй здесь в этот момент какой-нибудь провинциальный рыцарь, он бы возмутился, дескать, падение нравов падением нравов, но должен же быть хоть какой-то предел! Впрочем, присутствуй здесь провинциальный рыцарь, орк не осмелился бы прямо выразить свои мысли, а промычал бы что-нибудь вроде:
— Тама вона, отец высокорожденных… эта… туда, кажися, ехати нада, не?
Но сейчас нежелательных свидетелей рядом не было, и орк говорил почтительно, но свободно, как воин-человек разговаривает с рыцарем-командиром.
— Ты прав, Топорище Пополам, — сказал жрец.
Орк, именуемый Топорище Пополам, нахмурился. С тех пор, как перед высокорожденным хозяином открылась тайна происхождения его вернейшего раба, жрец перестал именовать его презрительно-шутливыми прозвищами, типа, деревяшка бестолковая, чурка неразумная и так далее. Топорище Пополам понимал, что хозяин выказывает ему нечто вроде уважения (в той мере, в какой человек может уважать орка), но все равно чувствовал себя неуверенно — раньше их отношения были более простыми, понятными и в чем-то более близкими.
Всадники свернули с дороги и направили лошадей вдоль тропы, ведущей к проходу в колючей изгороди. Проход был перегорожен горизонтально расположенной оглоблей, которая в данном контексте обычно именуется древним словом «шлагбаум». За шлагбаумом стояла караульная будка, а рядом под навесом дремал дежурный — молодой и румяный человек-воин, явно только что из академии. Рядом изображали бдительность два орка с дубинками. При виде всадников один из них почтительно растолкал воина, и когда всадники приблизились к контрольно-пропускному пункту, тот был уже на ногах и выглядел почти бодрым.
— Приветствую почтенного сэра, — обратился он к рыцарю. — Разрешите поинтересоваться… Всадник откинул волосы со лба. Воин поперхнулся, смутился и забормотал:
— Ну, то есть, приветствую ваше преосвященство и приношу, это самое, искренние и смиренные извинения, ибо не разглядел сразу…
— Питер Пейн, по особому рапорту, — оборвал рыцарь-жрец его словоизлияние.
Дежурный недоуменно вытаращился на жреца, несколько секунд тормозил, затем просветлел лицом, воскликнул:
— А, рапорт!
Залез в караульную будку и стал копаться в каких-то бумагах. «Прямо как орк», неприязненно подумал Питер. Топорище Пополам хмыкнул, как бы соглашаясь с этой невысказанной мыслью.
— Что-то не нахожу вашу фамилию, ваше преосвященство, — смущенно произнес дежурный. — Пелленор, Пендергаст, Петигрю… Пейна нет. Топорище Пополам хмыкнул еще раз. Питер нахмурился и спросил:
— Ты алфавит, вообще, помнишь, чучело огородное?
Дежурный покраснел, поджал губы, весь напрягся и стал похож на индюка перед дракой.