Выше времени

Волнующаяся Лена даже не заметила, что Зинаида Михайловна прокололась с пеньюаром. Хакер Отверткин никак не мог знать о том, что пеньюар у Лены недавно. Впрочем, в электронном дневнике девушка о покупке обновки писала — «под замочком», для друзей… И тоже хотела выложить фотографию — не свою, конечно, а пеньюара. А среди ее «друзей» в Сети были самые разные. Вполне мог оказаться «другом» и подлый Отверткин под каким-нибудь ласковым псевдонимом, вроде «Серый мышонок» или «Бешеный бурундучок».

«У меня есть только семьсот долларов, — сообщила Лена. — Триста я в ближайшее время не найду».

«Займи, — посоветовала Зинаида Михайловна. — Ждать я не стану, на меньшее не соглашусь».

Лена на два часа исчезла из Сети. Библиотекарь присела в продавленное кресло — вязать шерстяные носки. На кухне шипели на сковороде куриные палочки, которые Зинаида Михайловна жарила на рафинированном подсолнечном масле.

Следующее письмо Лены было продуманным:

«Скажи, куда надо положить деньги. И пообещай, что ты сотрешь попавшие к тебе снимки. Я не собираюсь платить больше. Если ты потребуешь чего-то еще, я признаюсь мужу. Он, может быть, выгонит меня, но из тебя, сволочь, вытянет все жилы».

«Деньги положишь под вторую от входа колонну забора в городском парке. Возьмешь темную пивную пластиковую бутылку, обрежешь ее немного и засунешь купюры. Сверху намажешь бутылку грязью — чтобы никто не польстился.»

«У меня нет пластиковой пивной бутылки, — пожаловалась Леночка. — Муж пьет только чешское пиво в стеклянных бутылках. И мы их сразу выкидываем».

«Пойди, поройся в общественной помойке. Всему тебя учить», — злорадно подхихикивая, написала Зинаида Михайловна. Надо же — кому-то только и дела, что ублажать мужа, жить в роскоши. А другие должны постоянно думать о хлебе насущном. Почему? Только потому, что эта Леночка уродилась со смазливой мордашкой и пока еще молода?

Опухшая от слез Леночка принесла найденную на помойке бутылку в парк, когда опускающееся солнце коснулось верхушек деревьев. Ей было жаль денег, но еще хуже было состояние страха и беспомощности. Кто-то рассматривал ее фотографии, сделанные с такой любовью всего лишь для одного человека, грозил показать их мужу или всему городу. Так мерзко девушка себя не чувствовала давно. Неприметная пожилая женщина сидела на скамейке неподалеку от колонны, читая какую-то книжку в яркой обложке. Больше в парке никого не было.

Вынув из красивого пластикового пакета бутылку, обильно намазанную грязью, добытой в палисаднике перед домом, Лена бросила ее возле колонны. Подумав, бросила там же и испачканный изнутри пакет. Оглянулась по сторонам, опять не увидела никого, кроме старушки, погруженной в чтение, и ушла домой. Встречать мужа и быть с ним ласковее. Готовиться к возможной грозе… Хотя муж стал таким постылым… Жрет, пьет пиво едва ли не ведрами да храпит во сне. Разжирел чуть ли не вдвое с того времени, как они познакомились.

Убедившись, что девушка ушла, и никто не следит за территорией парка, Зинаида Михайловна быстро поднялась со скамейки, подошла к колонне, подобрала с травы пакет и положила в него грязную бутылку. Пересчитать деньги можно будет и дома.

Старушка быстро миновала выход из парка и мелко семенила по асфальту. На лице ее отражалась целая гамма чувств: радость, жадность, опасливость, недоверие к окружающим…

— Здравствуйте, Зинаида Михайловна, — обратился я к ней, когда женщина вышла на перекресток улиц Парковой и Пушкина. — Можно вас на минутку?

Библиотекарь едва не взвизгнула, но визг сдержала, отчего он превратился в приглушенный всхрюк. После этого она быстро пришла в себя и пролепетала:

— Что тебе надо, что тебе надо, бандит?

— Почему же бандит, Зинаида Михайловна? Я, может быть, хочу вам помочь… как ваш читатель…

При слове «читатель» пожилая дама немного успокоилась, натянуто улыбнулась и сообщила:

— Нынче каждый так и норовит другому помочь — от денег избавиться.

— Да, да… Сейчас ведь вы помогли одной девушки избавиться от всех ее денег. Да еще и в долги заставили ее залезть.

Глаза Зинаиды Михайловны метнулись в сторону. Библиотекарь словно бы искала путь к спасению, безопасную подворотню… А может быть, какой-нибудь предмет, которым было бы просто огреть меня по голове. Убедившись, что ничего достойного внимания в поле зрения не находится, старушка заявила:

— Меня попросили. Попросили пакет забрать. Вот этот вот пакет. Трое амбалов здоровенных. Ты что, неприятностей хочешь? Они подъехать сейчас должны!

— Нет, неприятностей не хочу, — покачал головой я. — Я хочу поговорить. А амбалов никаких не будет. Пригласите меня к себе на чай, Зинаида Михайловна?

Библиотекарь едва не завизжала опять.

— Нет! Отстаньте от меня! Вы маньяк, наверное! Я сейчас милицию вызову. Или людей на помощь звать буду!

— Никого вы не вызовете и звать не станете — не в ваших это интересах. Но если домой меня пригласить не хотите — давайте в бар зайдем. Кофе выпьем.

— Я кофе не пью. Давление у меня, — отрезала старушка.

— Тогда я вас мороженым угощу!

— Дороговато мне станет твое мороженое за тысячу долларов…

Я начал злиться, понимая всю неуместность этого чувства.

— Поймите — хотел бы я отобрать у вас деньги — вырвал бы пакет и убежал. Мне поговорить с вами надо.

— Фотографии Ленкины купить хочешь? — хитро прищурившись, спросила старуха. — Любовник ее?

— Не любовник. Будем считать, что фотографии получить, и правда, хочу.

— То-то я и смотрю — чудной ты… Если так — пойдем, потолкуем.

Мы спустились в подвальчик на Парковой, где было много свободных столиков. Я заказал ванильное мороженое. И Зинаиде Михайловне, и себе. Любимое мороженое Леночки. Символично.

Впрочем, библиотекаря мой выбор, похоже, не смутил. Пожилая женщина крепко взяла в руки пластиковую ложечку и принялась поглощать ледяное лакомство с удивительной скоростью. Я и моргнуть не успел, как пришлось заказывать вторую порцию.

— Не жаль вам Лену? — спросил я Зинаиду Михайловну.

— Нет, — коротко бросила она.

— Совсем?

— Совсем! Кто меня жалел? Я тебя спрашиваю: кто и когда пожалел меня?

— А когда вас надо было жалеть? — поинтересовался я.

Ответ был мне известен. О Зинаиде Михайловне я узнал многое. В какой-то степени я стал ее частью. Проник в ее сознание. Хоть это было и тяжело. Очень тяжело. Но Дипломатор помог.

Жизнь ее, действительно, не баловала. Но и Зина с ранней молодости не была мягкой и пушистой… А с чего все началось? Сейчас уже трудно сказать. Сломалось ли что-то в ее душе, когда мать заставляла ее нянчить капризного брата, вместо того, чтобы девочка поиграла с куклами и с подругами? Или тогда, когда ее обманул и бросил молодой человек, которого Зина в первый и, может быть, в последний раз в своей жизни полюбила? Или все началось только тогда, когда она холодно и расчетливо увела у знакомой мужа — чтобы бросить его через два года, когда подвернулась лучшая партия? Или когда судьба отняла у нее второго мужа, который боялся попасть под суд из-за хищений и застрелился, чтобы избежать позора? Но благосостояние семьи это не спасло. Часть имущества была конфискована государством, часть отобрала у Зинаиды Михайловны, состоявшей с самоубийцей в гражданском браке, его прежняя жена…

Била жизнь Зину и била сильно. Она не оставалась в долгу.

— Не надо меня жалеть, парень! — зло заявила старуха. — Молодость не вернется, чувства не разгорятся вновь. Ко мне были злы, и я буду зла. Даже не зла — справедлива!

— А если отвечать на зло добром? — спросил я.

— Ты пробовал?

— Пытался…

— Вот и пытайся дальше… А меня не трогай.

— Может быть, вы вернете Лене деньги? Сотрете с «винчестера» ее фотографии, которые она послала вам из лучших чувств? Вы ведь очень ее обидели. Обманули лучшие чувства. А у девушки вся жизнь впереди.

— Потаскуха она. И ничего хорошего не заслуживает, — сверкнула глазами Зинаида Михайловна.