Выше времени

Интересно, отец понимал, что делает? Или сам был под воздействием подобной смеси? Ведь пытался он как можно дольше ограждать меня от всей этой мерзости. Отправил в Европу, выучил там… Ездил я в круизы, не делал ничего полезного для семьи. Но видно, старый волк понял, что недолго ему осталось. И решил натаскать своего волчонка. Сделать его таким же зубастым, уверенным в себе, безжалостным. С тем, чтобы хоть внуки его стали приличными людьми. Только станут ли даже правнуки наши нормальными, если ситуация в стране не измениться? А пока изменений в лучшую сторону не заметно. И люди все злее, все агрессивнее… И еще эта химия…

Нет, я правильно сделал, что оставил Инну на острове. Ничего хорошего в стране ее не ждало. И в том случае, если она дочь конкурента отца. И в том, если просто на него работает. Какой бы она ни была, девушка доставила мне немало приятных минут. Может быть, я даже вернусь к ней. Тогда, когда закончу все свои дела здесь…

Омерзин работал на полную катушку. Мне было гадко, противно и муторно. Стало жаль всех. Отца, Гапликова, Злодюшкина, что просил отсрочить выплату ничтожного, в общем-то, долга. Его приятеля, порубленного на куски, что меня, кажется, во время рассказа Гапликова даже позабавило. Просто дрожь пробирает…

Вспомнил я и Юлю Вавилову, которую бросил перед отъездом за границу по какому-то пустяковому поводу. Просто так это произошло или я находился под действием какого-то героина-2? Не вспомнить. Помню только, что девушка была мне небезразлична — и все, как ножом отрезало.

Интересно, она живет там же? Чем сейчас занимается?

Я вызвал начальника охраны и приказал:

— Машину. Не очень приметную. Пару человек охраны. Поедем, прокатимся.

Очнулся Злодюшкин все в той же подворотне. Пиджака не было, брюк — тоже. Туфли, естественно, тоже сняли. Только хорошую хлопковую рубашку грабители оставили. И носки с трусами снимать побрезговали. Видно, рубашку оставили из-за того, что из белой она превратилась в сильно грязную. Правда, все больше на сорочке была пыль и грязь — крови совсем немного. А грязь отстирается.

Нос болел, голова — умеренно. Подруга все-таки удержала грабителя от того, чтобы ударить жертву прутом по голове. К чему бы такие нежности? Не к добру, это ясно. Значит, скоро будут бить сильнее и больнее.

Паша встал, пошатываясь и держась за скользкую грязную стену. Из разбитого носа опять полилась кровь. Но нос — это ничего. Череп цел — уже очень хорошо. Бандиты, однако, совсем обнаглели. Среди бела дня останавливать приличного человека… Как чувствуют, что у него «крыши» в данный момент нет. Наверное, по выражению лица ориентируются?

Теперь бы только ментам не попасться. Те и последнее вытрясут. А повод какой хороший — босой и голый человек идет по улице… И менты — они отсутствие крыши определяют еще четче, чем бандиты. У них специализация такая.

На улице темнело. Гапликов брел по проспекту, раздумывая, снять носки или оставаться в них. И так, и так было не слишком хорошо. Подонки! Пусть забрали брюки, пусть нет дорогого пиджака — но как же плохо ходить без туфель!

Людей на проспекте совсем не было. Словно город вымер. С одной стороны — хорошо. Никто не видит, никто не пнет и не потащит в ментовку. С другой — странно и, опять же, не к добру.

Из-за угла раздалось цоканье каблучков. Неужели опять эта стерва возвращается?

Нет, из-за угла вынырнула девушка в мини-юбке, на высоких каблуках. Волосы растрепанные, краска на глазах размазана. Проститутка. Чего только в порядок себя не привела?

— Эй, подруга, не приютишь меня? В долгу не останусь, — пообещал Гапликов. — Не смотри, что меня обокрали.

— Меня саму обокрали, — всхлипнула девушка, — Эх ты, мой жалкий!

Баба Рая сидела на кожаном сидении большого автомобиля, невольно прислушиваясь к разговору парней, темноволосого, симпатичного, сидевшего рядом с ней, и бритого наголо, который вполоборота развалился на переднем сидении. Бандиты явно замыслили что-то нехорошее, но пока беседовали между собой и не обращали на старушку никакого внимания.

— А Бобика в ментовку вчера взяли, — сообщил один из них, темноволосый. — Идет он по проспекту, дурила, гайку не надел, цепуру дома оставил, а в кармане знаешь что?

— Волына, — предположил бритый.

— Нет, — захохотал темноволосый. — Еще попытка!

— Кинжал, — сделал следующее предположение не отягченный интеллектом бандит.

— Нет!

— А что же?

— Паспорт, — давясь хохотом, сообщил темноволосый.

— Что?!

Бритый начал хлопать себя широкими лапищами по толстым ляжкам и дико хохотать.

— Ну! Видно, большую дозу экстезина принял, совсем ошизел. Его менты хватают, а этот дятел им паспорт показывает! Те, понятное дело, сразу в оборот его взяли. Он кричит: я честный гражданин! У меня паспорт есть! С пропиской! Менты паспорт порвали в мелкие клочья, и объясняют ему: не гражданин ты, а говно! Бомж! Мы тебе сами прописку устроим, у нас в отделении, а потом браткам на органы продадим. У них сейчас кампания такая идет как раз!

Бритый подавился хохотом.

— Ну, Бобик на понты сел, кричит: да я сам браток, из этой же группировки, — продолжал рассказ довольный темноволосый. — Ему менты говорят: как бы за базар ответить не пришлось, волчок позорный. Ты ври, да не завирайся. Где волына? Где цепура? Где гайки твои? Понтовщик ты дешевый, а не браток! А нас на понт не возьмешь. И чувствует Бобик, что попал он.

— И дальше что? — всхрюкнул бритый.

— Дальше привезли его в подвал, отметелили по первое число. Потом один сержант, которому Бобик штуку пообещал, позвонил-таки папику нашему. Самсон съездил, выручил Бобика. Отрабатывать ему теперь не один месяц придется…

— Да уж, себя держать надо, — заметил бритый, поглаживая тяжелую золотую цепь.

— Вот-вот! — поддержал его темноволосый. — Хорошо еще, Самсон добрый. Мог бы и бросить его в ментовке. А там бы его за неделю убили.

Баба Рая, приложившись к бутылочке самогона, тонко хихикнула. Оба «братка» уставились на нее.

— Что пьешь, старая? — спросил бритый.

— Напиток настоящих мужчин, — провозгласила свой любимый слоган баба Рая. — Хотите дернуть?

— Мы хотим. Только, смотри, старая — если гадость какая, на куски тебя порежем, — деловито пообещал темноволосый.

— Пейте, пейте, — ласково предложила баба Рая, протягивая парням «непродажную» чекушку, самогон в которой был самого лучшего качества, двойной очистки. Для себя гнала…

Оля возвращалась из дешевого номера со смешанными чувствами. С одной стороны, все было нормально, она помогла ветерану забыть о его тяжкой доле. Ей не было противно или мерзко, что при ее работе, в общем-то, редкость. Но девушка корила себя за то, что не взяла с ветерана денег. Принципиально, хотя тот и предлагал. Включилась какая-то блокировка в сознании.

— Что я тебе, шлюха? — гневно спросила она у хромоногого мужичка.

— Ну, я думал, да, — раздумчиво произнес тот.

— А вот и нет.

— Что же, по любви? — изумился мужик.

— Нет, из чувства долга, — ляпнула Оля и захлопнула дверь, оставив изнемогающего ветерана на скособоченной кровати.

Потом подумала — зачем было вообще выходить на работу, если ни копейки не получила? Хорошо еще, что за гостиничный номер платил ветеран…

На проспекте встретила еще одного мужика. И этот выглядел так сексуально, что сразу потеплело на душе… Был он в рубашке и носках. Совсем без брюк. Молодой и даже симпатичный. Не иначе, не вовремя вернувшийся муж застукал у любовницы.

— Бу-бу-бу, гу-бу-бу, — пробормотал мужик, давясь кровью. Кровь сочилась у него и из носа. — Бу-бу, обокрали…

— Меня саму обокрали, — заявила Оля, только сейчас ясно сообразив, что, по сути, она просто так потеряла трудом и потом заработанную сотню. — Эх ты, мой жалкий… Кто ж тебя?

— Грабители, — почти внятно произнес мужик.

— Звать тебя как?