Заговор «Аквитания»

– Агнос-Стефанос, – любезно пояснил старик. – Прекрасный пляж, более популярный, чем этот.

– Да, черт побери, я придираюсь, мистер Биль, или профессор, или генерал Биль! Переварить все это за каких-то два дня! Я не уверен в себе и – что тут скрывать! – чувствую себя растерянным, неподготовленным и… чертовски испуганным.

– Старайтесь не усложнять, – сказал Биль. – Так я обычно советовал студентам моего курса. Я рекомендовал им не пытаться решать все сразу, целиком, а распутывать нить постепенно, следя, как она сплетается с другими нитями, а если узор все-таки не вырисовывается, это не их, а моя вина. Действуйте постепенно, поэтапно, мистер Конверс.

– Да вы просто мистер Сухарь. Я бы наверняка сбежал с вашего курса.

– Наверное, я плохо объяснил свою методу, когда-то я делал это успешнее. Когда вы обучаете истории, нити ужасно важны.

– А когда вы занимаетесь правом, это все.

– Идите постепенно, нить за нитью. Конечно, я не юрист, но не следовало бы вам в данном случае действовать подобно адвокату, подзащитному которого грозят нарушение его законных прав, лишение средств к существованию и физическое уничтожение?

– Не вижу аналогии, – ответил Джоэл. – Пока что мой клиент не только не желает разговаривать или встречаться со мной, но даже не раскрывает своего имени.

– Я не этого клиента имел в виду.

– А кого же еще? Деньги-то его.

– Его справедливо было бы назвать связующим звеном с вашим настоящим клиентом.

– И кто же этот настоящий клиент?

– По-видимому, то, что осталось от цивилизованного мира.

Джоэл снова попытался при неверном свете разглядеть выражение лица старого ученого.

– А не вы ли только что толковали о каких-то ниточках, этапах, предостерегая от увлечения целым? Вы и так перепугали меня до смерти.

Биль улыбнулся:

– Я мог бы обвинить вас в неуместной конкретике, но не буду.

– Несовременная фраза. Скажи вы ее вне этого контекста, я бы поспорил с вами, но сейчас это вполне подходящий довод.

– О небеса! Вас так тщательно отбирали, а вы даже не позволяете старику поиграть научными банальностями.

Конверс в ответ улыбнулся:

– Приятный вы парень, генерал или… доктор. Не хотелось бы мне встретиться с вами по разные стороны стола, когда вы беретесь за дело.

– По правде сказать, это могло бы оказаться неоправданным доверием, – без улыбки проговорил Биль. – Теперь вам остается только начать.

– Теперь я знаю, что мне искать. Нить, сначала одну. И тянуть за нее до тех пор, пока она не встретится с другими нитями и не переплетется с ними, и тогда станет виден рисунок. Я сосредоточу свое внимание на экспортных лицензиях, на тех, кто осуществляет контроль, затем сплету три-четыре имени друг с другом и прослежу их связи с Делавейном и Пало-Альто. И тут мы разоблачим их на вполне законных основаниях. Не будет ни мучеников, ни забвения высоких принципов, ни безупречных вояк, затравленных предателями; перед общественностью предстанут ожиревшие, наглые стяжатели, которые под личиной ура-патриотов заняты набиванием собственных, отнюдь не патриотических карманов. И пусть скажут, какими принципами они руководствовались! Пусть раскроют свои подлинные цели!.. Да, мистер Биль, их следует выставить в смешном виде. И тут они ничего не смогут сказать в свою защиту.

Старик покачал головой, с изумлением подняв брови.

– Ученик становится профессором, – сказал он, запинаясь. – Как вы надеетесь осуществить это?

– Нечто подобное я проделывал уже десятки раз, ведя дела различных компаний… Только на этот раз я пойду несколько дальше. Ведя сложные дела, я, как и любой юрист, пытаюсь определить, чего добивается парень, сидящий по другую сторону стола переговоров, и почему он этого добивается. Не чего хочет моя сторона, а чего хочет он. Что у него в голове? Понимаете, доктор, я стараюсь поставить себя на его место и рассуждать так, как рассуждает он, ни на минуту не позволяя ему забыть, что я действую именно таким образом. Это сильно нервирует оппонента, примерно так же, как если делать какие-нибудь пометки на полях, когда выступает ваш противник, не важно, говорит ли он что-нибудь существенное или нет. Но сейчас мне нужны не оппоненты, а союзники. В их собственных рядах. Начну я с Парижа, потом попытаю счастья в Бонне или Тель-Авиве, а возможно, и в Йоханнесбурге. Только когда я доберусь до этих людей, я не буду настраиваться на их образ мыслей – я стану одним из них.

– Очень смелая тактика. Позвольте высказать вам свое восхищение.

– Вы толковали о возможностях, но у меня есть только один выбор. И еще – в моем распоряжении масса денег. Я не собираюсь сорить ими, но буду расходовать не скупясь и с должным эффектом, во славу моего безымянного клиента, которого я тем не менее постоянно ощущаю. – Пораженный внезапной мыслью, Джоэл остановился. – А знаете, доктор Биль, я отступаю – не хочу больше знать, кто мой клиент, этот человек из Сан-Франциско. Я уже составил о нем свое представление, и знакомство с ним могло бы только исказить этот образ. Тем не менее передайте ему, что я полностью отчитаюсь во всех расходах, а остаток верну тем же путем, каким и получил эти деньги, – через вашего друга Ласкариса здесь, на Миконосе.

– Но вы ведь уже приняли эти деньги, – возразил Биль. – И я не вижу причин, по которым…

– Мне просто нужно было убедиться, что все это всерьез. Что он существует и знает, чего добивается. Мне понадобится много денег, поскольку я намереваюсь выдавать себя за того, кем я никак не являюсь, и деньги в этом случае – самое убедительное доказательство, что ты – это ты. Нет, доктор, мне не нужны деньги вашего друга, мне нужен Делавейн, этот сайгонский владыка… Но я воспользуюсь его деньгами и надену на себя подходящую личину – чтобы внедриться в их сеть.

– Если Париж является вашим первым пунктом назначения, а Бертольдье – первым человеком, с которым вы собираетесь контактировать, то есть одна операция с переброской оружия, которая, по нашему мнению, непосредственно связана с ним. Можно попытаться воспользоваться этим. Если мы правы, то это как бы уменьшенная модель того, что они намерены проделать повсюду.

– Об этом здесь есть? – спросил Конверс, похлопывая по конверту.

– Нет, история эта всплыла сегодня утром, ранним утром. Не думаю, что вы слушаете утренние радиопередачи.

– Я не знаю ни одного языка, кроме английского. Поэтому и не слушаю радио. Так что же произошло?

– Вся Северная Ирландия охвачена огнем, там идут сейчас самые ожесточенные столкновения, и потери такие, каких не было последние пятнадцать лет. В Белфасте и Болликлере, в Дроморе и Мурн-Маунтинз разъяренные боевики – с обеих сторон, учтите это – заполонили улицы и окрестные холмы, поливая огнем все живое. Там воцарился полнейший хаос. Ольстерское правительство в панике, парламент растерян и теряет время в бессмысленных спорах и взаимных обвинениях, каждый предлагает свое решение. А кончится как обычно – пошлют новые контингенты солдат под командой беспощадных командиров.

– А какое отношение имеет к этому Бертольдье?

– Слушайте внимательно, – сказал ученый, подойдя почти вплотную к Конверсу. – Восемь дней назад партия оружия – триста ящиков с кассетными бомбами и две тысячи пакетов со взрывчаткой – была отправлена по воздуху из Белуа, штат Висконсин, в Тель-Авив через Монреаль, Париж и Марсель. По назначению этот груз не пришел, а по данным, полученным нами от израильской Моссад, даже в Марсель попали только документы на него. Сам же груз таинственным образом исчез – либо в Монреале, либо в Париже. Мы убеждены, что он был переадресован экстремистским группировкам в Северную Ирландию, при этом группировкам обеих сторон.

– А почему вы так думаете?

– Первые жертвы, а это около трехсот человек – мужчины, женщины и дети, – были убиты или тяжело ранены именно кассетными бомбами. Страшная смерть, но, возможно, еще страшнее ранения – осколками вырываются огромные куски мяса. А в результате – новое ожесточение. Ольстер окончательно вышел из-под контроля, правительство парализовано. И все это, мистер Конверс, за один день, за один-единственный, будь он проклят!