Остров выживших

«Черт, Маргарет, скорее всего, здесь и не было никогда. Я этого не знаю. Вот что самое отвратительное. Воображение».

— С островов пока ничего не слышно, — произнес он.

— Я знаю, сэр. — Друзья Салтона называли его «Пад», и Хоффман иногда тоже. Этот солдат был одним из лучших снайперов Маятниковых войн. — Но есть острова, с которыми мы потеряли связь со Дня Прорыва, и оказалось, что там все в порядке. Просто нет связи.

Надежда — это зло. Она соблазняет тебя, а потом бросает, и ты падаешь с небес на землю так быстро и ударяешься так больно, что потом тебе становится еще хуже, чем раньше. Хоффман не поддавался ей.

— Калисо не говорит о своем острове.

— Ну, у него башка забита всякой чушью про загадочный рок и вечность, а я вот считаю: если ты умер, так умер, и иначе нельзя, потому что тогда ты наконец получаешь покой.

— Так вы мне не расскажете, где заработали этот фингал? Обещаю не отдавать вас под суд за драку.

Хоффман старался не переходить зыбкую границу между небольшими послаблениями для солдат и нарушением дисциплины. В сумасшедшем доме, который представляла собой сегодняшняя Эфира, единственным, что имело значение, было цивилизованное поведение. Люди находились в состоянии шока, их сводила с ума боль потери. Несмотря на комендантский час, ничто не мешало им ссориться за выпивкой в любое другое время суток.

— Вчера вечером я сильно напился в баре, сэр, а там уже слово за слово… — наконец выдавил Пад. — Кто-то что-то вякнул насчет отца сержанта Феникса. Поэтому я обязан был вступиться за свой полк. Я все еще в Двадцать шестом КТП.

Хоффман кивнул, соображая, как ответить.

— Ладно, рядовой, не будем больше об этом. Просто смотрите, чтобы это не вошло в привычку.

Преданность своему отряду — странная штука. Хоффман относился к ней как к вере в Бога. Она не обязательно имела смысл, да почти наверняка не имела смысла, но она заставляла людей совершать самые невероятные поступки. Однако вкупе со стрессом и ночными кошмарами она приводила к вспышкам раздражения.

«Я идиот. Что я здесь делаю?»

Он шел по одной из тысяч дорог, попавших в радиус действия лазерного удара, в надежде на исцеление. Если желание его исполнилось и смерть Маргарет была мгновенной, то ни от нее, ни от ее машины ничего не осталось. Если он найдет что-нибудь — а где, черт побери, ему хотя бы начать свои поиски? — то он будет терзаться мыслью о том, какой мучительно долгой была ее смерть.

— Мои соболезнования насчет вашей жены, сэр.

— Спасибо, Пад. В этом я не одинок. — «Боже, Аня, наверное, проболталась Дому Сантьяго, и теперь каждый идиот знает, что происходит». — Это дерьмовый мир.

— Вы знаете, где она тогда была? Извините, что спрашиваю, но вы именно из-за нее отправились с нами, да?

— Значит, вы не знаете.

— Дом сказал мне только, что она не успела вернуться в Эфиру.

Хоффман ощутил укол совести: зря он подумал плохо об Ане; она, должно быть, всего лишь предупредила людей, чтобы они не задавали ему бестактных вопросов. Девочка была невероятно преданной. Да, снова это: преданность. Хоффман иногда ценил ее выше ума, хотя Аня, конечно, была девушкой отнюдь не глупой.

— Пад, я знаю, что не найду ее живой. Она погибла. — Каждый раз, произнося это вслух, Хоффман поражался сам себе. Он даже не пролил по Маргарет не единой слезы. Какая-то часть его сознания давно привыкла к горю и чувству утраты и сейчас наблюдала за тем, как второй, ранимый Хоффман оправляется после смерти жены. — Наверное, мне просто нужно увидеть, где именно это произошло. Ну а вы-то здесь какого черта делаете? У вас же сегодня увольнительная.

— Несколько дней назад я вышел из машины на дорогу, насмотрелся там кое-чего, и меня потом занесло. Мне нужно научиться снова патрулировать, не видя под ногами трупы. — Пад замер. — У вас имеются последние сведения о ее местонахождении? Если хотите, мы будем искать с вами, сэр.

— Это напрасная трата времени и сил. — Хоффману нужно было всего лишь приказать всем патрулям, чтобы в предстоящие несколько месяцев в случае находки — любой находки — ему дали знать. — Пад, спасибо вам за поддержку, но у меня нет никаких сведений, да и не надо сейчас заниматься этим. Думаю, мне нужно было пройти по этой дороге, чтобы убедить себя в этом.

Они прошли еще двести или триста метров и остановились перед кучей мусора высотой с двухэтажный дом. В этом месте шоссе было совершенно прямым; Хоффману, стоявшему посередине, собранные на обочинах обломки казались почти памятниками. Словно армия победителя триумфально вступала в древний город.

«Может быть, я предаю тебя, потому что не ищу, Маргарет? Черт, сейчас уже слишком поздно рыть носом землю ради тебя. Я презираю людей, которые на похоронах выказывают больше любви к умершему, чем за всю его жизнь. Но я и сам такой же».

Пад осторожно обошел насыпь, внимательно оглядываясь. Это все-таки было опасное занятие. Пожары бушевали и под землей, в разрушенных трубопроводах и канализации, и, несмотря на то что на первый взгляд все было спокойно, угроза существовала. Вероятно, где-то в лесах или степях уголья будут тлеть еще многие годы.

«Неужели они не смогли выжечь эту мерзость под землей?»

Хоффман уже хотел позвать Пада обратно — не было смысла что-то искать здесь, по крайней мере сейчас, — когда он потерял солдата из виду. В наушнике послышался треск.

— Вижу противника, сэр, — сообщил Пад. — Движение, здесь, с моей стороны. Слева от… черт, не знаю, от чего…

— Слышу вас, Пад. — Пора было дать знать в Центр. — Центр, это Хоффман; предположительно обнаружены черви, примерно в километре от побережья Коррена, у шоссе на Киннерлейк. Оставайтесь на связи.

Пейзаж был слишком однообразен, чтобы можно было как-то описать свое местонахождение. Хоффман проверил автомат и отправился за Падом. Мусора было по колено, и заметить противника наверняка было нетрудно, но Хоффман понял, что именно привлекло внимание Пада, только тогда, когда сбоку что-то шевельнулось. Он развернулся — как раз вовремя, чтобы заметить мелькнувшую серую тень.

— Это их нора, — прошептал Пад. Он махнул рукой куда-то в сторону. — Червяк рванул в убежище.

Хоффман видел слишком мало, чтобы сообщать в Центр; что это было — трутень, бумер, что-то еще? Какая разница? «Сволочь!» Он двинулся следом за Падом. Метров через десять они обнаружили дыру в земле — яму с ровными краями, которая до пожара могла быть бассейном или фундаментом здания.

Они не знали, преследуют ли одного-единственного червя или встретят сейчас целый взвод этих тварей. Они находились в крайне невыгодном положении для того, чтобы входить в нору, — их было всего двое, а в качестве поддержки мог служить только «Ворон», оставленный по меньшей мере в десяти минутах полета отсюда.

Они осторожно приблизились к отверстию и заглянули вниз, целясь из «Лансеров». Перед ними открылась большая прямоугольная яма; на уровне груди виднелись какие-то арки, похожие на туннели или очень глубокие ниши: вокруг было разбросано так много всяких обломков, что трудно было сказать наверняка.

— Это подвал, — произнес Пад. — А там внизу — это или туннель, или сточная труба. Но это не означает, что черви отсюда не могут появиться.

— Может, нам нужно уже начинать беспокоиться?

— Начнем, когда на нас набросится несколько дюжин.

Пад спрыгнул вниз, и под его ботинками обугленное дерево захрустело и превратилось в пыль; присев на корточки, он вгляделся в отверстие сточной трубы через прицел автомата.

— Стой! — Он резко дернул стволом. — Человек! Это человек. Черт, там кто-то живой! Как они смогли выжить после этого, черт бы их побрал?

Идиотская, отчаянная мысль промелькнула в голове Хоффмана. Нет, это не может быть Маргарет. Он разозлился на себя за то, что позволил себе даже думать об этом.

— Эй, выходите! — крикнул Пад. — Вы ранены? Здесь солдаты КОГ, свои! Выходите же!

До Хоффмана донесся стук камней под ногами человека. В конце концов на свет кто-то выполз — на четвереньках, как животное. Скорее всего, женщина. Он решил так из-за длинных, слипшихся от грязи волос, но убедился в этом только после того, как она села на корточки. Все тело ее было покрыто серым пеплом, на груди висел рюкзак.