Страница 41 из 100
Окрестности Порт-Феррелла, шесть с половиной недель спустя после эвакуации из Хасинто, через четырнадцать лет после Прорыва
— Андерсен умеет выбирать подходящий момент, — Бэрд переминался с ноги на ногу на утреннем холоде, потирая руки в перчатках. Сегодня за спиной у него на ремне болталась винтовка «Хаммерберст». Не только Саранча грабила трупы убитых врагов. — Какого черта мы должны сломя голову гоняться за каждым червяком, который появляется поблизости?
Сержант Андерсен заявил, что проделал большую дыру в каком-то червяке, когда прошлой ночью патрулировал периметр, но тварь сбежала, и он потерял ее из виду. Сейчас отряды «Дельта» и «Сигма-4» прочесывали окрестный лес. В этом месте постоянно появлялись враги.
— Потому что они еще там, Блондинчик, — ответила Берни.
— А мы не можем вести себя поумнее и подождать, пока они сами к нам не придут? Потому что они придут. Мы напрасно тратим калории.
Берни понимала, что каждого обнаруженного червяка нужно преследовать и уничтожать. Дело было не только в безопасности: люди никогда не смогут вздохнуть свободно, пока они не уверены в том, что уничтожена последняя Саранча. Не имело значения то, что оставшаяся крошечная популяция неспособна выжить.
«Неужели они тоже говорят о нас такими же словами? Как о животных?»
Она вспомнила речь Прескотта: «Чудовища, нацеленные на геноцид». Сейчас геноцидом занимались люди. И ее это вполне устраивало.
— Пойми: если мы оставим в живых хотя бы двоих, эти гады снова начнут плодиться, — сказала она. — Нужно перебить их всех.
— Да они от межродственного скрещивания будут едва способны на ногах стоять, как та медсестра из медпункта в секторе J.
— Это жестоко. Верно, но жестоко.
— Тебе нравится сам процесс, да? Иди обратно под землю и охоться на берсеркеров. Если перебьешь всех теток, не важно, сколько парней останется в живых.
— Значит, Коул наконец усадил тебя в укромном уголке и рассказал, откуда берутся дети. А картинки с кроликами были?
Бэрд даже бровью не повел.
— Ты знаешь, что я прав.
— Добровольцем будешь?
— Это лучше, чем играть в прятки с этими гадами.
— Может быть. Но сейчас у нас нет сил на новую атаку в стиле Лэндоуна. Даже если бы туннели не были полны воды и Имульсии.
Возможно, они находились в ледяном аду, но, по крайней мере, стена между нею и Бэрдом слегка подтаяла. Как она и надеялась, за толстым панцирем эгоизма и цинизма оказалось нечто человеческое. Она подозревала, что никому во всем мире не было дела до Бэрда, кроме самого Бэрда, пока он не пошел в армию и не понял, что есть люди, готовые рискнуть ради него жизнью только потому, что он такой же солдат, как и они.
Где-то он умудрился раздобыть для нее черную трикотажную шапку, которую можно было натягивать на уши, — не слишком кокетливый головной убор, но жизненно необходимая вещь для снайпера. Она даже не хотела думать о том, у кого он ее выманил. Он пытался стать таким же, как все, и это было главное.
— Значит, ты выиграла бесплатное путешествие с отрядом «Дельта» на Вектес, — сказал он. — Любезность Хоффмана?
«О нет!»
— Мы старые знакомцы, Блондинчик. Почти сорок лет. Может, он до сих пор помнит, как я однажды на уроке в школе одолжила ему карандаш.
Бэрд никогда по-настоящему не улыбался. Он мог выдавить только глупую ухмылку — иначе это нельзя было назвать, — которая трогала Берни до глубины души, когда она меньше всего этого ожидала. Он был задет за живое и сам понимал это.
— Ну, не важно. — Он поддал ногой пучок мерзлой травы, и ухмылка стала шире. — Мне нравится видеть, что старички счастливы. Если уж тебе суждено откинуть копыта от сердечного приступа, то лучше помереть с улыбкой на лице во время…
— Пойди скажи это Хоффману. — «Спокойнее. Это его еще больше заводит». — Я только приглашу доктора Хейман, чтобы она успела вовремя пришить тебе яйца обратно.
Ухмылка погасла, хотя и не сразу. Если бы Берни промолчала, то она бы так и осталась приклеенной у него на лице.
Местность постепенно понижалась; внизу, в долине, тянулась дорога на Хасинто. В ста метрах от них Маркус и Дом медленно шли, глядя себе под ноги; за ними на небольшом расстоянии следовал Коул.
Если Андерсен гнался за червяком до этого места, здесь должны были остаться следы. Берни присела на корточки и поискала на толстом слое снега кровь. Не было смысла углубляться в лес, не зная, куда идти. Они даже еще не нашли дыру, из которой лезли враги.
— Если червяки за нами наблюдают, они скоро поймут, что мы собираемся уезжать. — Бэрд вытащил наушник и повертел его в пальцах, затем потер уши. — Они неглупы. Они увидят, что мы перевозим припасы в порт, увидят грузовики.
— Ну, в таком случае они будут стараться прикончить нас изо всех сил, правда? — Она взяла его за ухо. — Надень чертов шлем. Или повязку какую-нибудь. Уши отморозишь!
Но сегодня что-то здесь было не так.
Она не слышала привычных звуков, издаваемых птицами и зверьми. Как будто кто-то зачистил этот участок. Возможно, раненый червяк сидел в засаде, собирая силы для последнего броска, пытаясь забрать с собой еще одну жертву. Она представила себе любящего червяка-отца рядом с кроваткой, полной новорожденных червяков-детенышей, новым поколением монстров, и поняла, что этого допустить нельзя. Она знала, как размножаются эти твари. Хоффман рассказал ей. Существа, которые размножаются, насилуя своих самок, не достойны жить. Она слышала жуткие истории о «детских фермах» КОГ, находившихся за городом; но женщины детородного возраста сами понимали, каков их долг перед обществом, и после эвакуации она видела некоторых из этих женщин. Они были здоровы, явно хорошо питались и вовсе не походили на узниц или жертв изнасилования. Это было другое.
«Мы — другие.
Черт, ну откуда мне знать, как выглядит жертва? Интересно — глядя на меня, кто-нибудь думает, что я жертва?»
Нет, КОГ была другой. Ее граждане были почти что армией запаса. Они привыкли к выполнению долга — каков бы он ни был — ради общего блага, и именно поэтому они были гражданами. Те, кто не мог достичь такого уровня самодисциплины, бросали все и уходили к бродягам.
«Ну их к чертовой матери! Паразиты!»
С дальнего конца цепочки донесся крик:
— Эй, кровавый след! Здесь!
Все устремились к солдату, который что-то нашел. Она не помнила его имени — Коллин или что-то вроде этого. Сейчас уже не имело значения, в каком отряде состоит солдат, — разве что в качестве позывных для Центра, чтобы там знали, кто где находится.
«Я потеряла всех людей, которых знала всего неделю. Коул тоже своих потерял — теперь он снова в „Дельте“. Тая уже нет. Вот дерьмо, что от нас осталось?»
Маркус взглянул на черное замерзшее пятно, которое не произвело на него большого впечатления.
— Матаки! Представь себе, что ты хочешь съесть эту сволочь на обед. Выследи его.
Берни направилась в сторону деревьев — медленно, осторожно, отмечая следы, оставленные на окружающей растительности. Остальные держались за ней.
Кровь… сломанный древесный корень, белые волокна еще не потемнели… отпечаток сапога на одном из немногих нетронутых сугробов… Она углубилась метров на сто в лес, и свет теперь просачивался сквозь кроны вечнозеленых деревьев. Видеть становилось все труднее.
«Черт, куда девалась кровь?»
— Потеряла след! — крикнула она. — Погодите минуту.
— Сюда! — Это был голос парня, который шел слева, параллельно ей; слишком далеко, это не мог быть тот же самый след.
— Ты уверен, что это не кроличье дерьмо, сынок?
— Я знаю, как выглядит дерьмо, сержант.
Затем другой солдат, шедший в пятидесяти метрах справа, воскликнул:
— Здесь кровь, ребята!
Это было уже не смешно. Она замерзла, устала, ей нужно было в туалет. Она ждала, что Бэрд снова издаст свое фырканье, насмехаясь над ней. Но он молча застыл у нее за спиной. Она огляделась. На всех лицах была написана тревога.