Остров выживших

Берни медленно ехала по улицам; она заметила четырех гражданских — они несли за четыре конца кусок пластика, на котором лежало нечто непонятное. Очередное тело? Нет, содержимое отбрасывало на стены отблески света. Когда БТР проезжал мимо, она разглядела, что в «носилках» плескалась рыба и серебристая чешуя блестела на солнце.

— Природа продолжает жить как ни в чем не бывало и даже лучше, — сказала она.

— Вы, островитяне, любите мистику.

— Никакой мистики, Блондинчик. Люди вымирают, поэтому другие виды резко начинают процветать. Особенно водные.

— Как удобно.

— Обожаю пироги с рыбой. — По крайней мере, белков и жиров пока хватало, хотя рацион беженцев был довольно однообразным. — Знаешь, я жалею, что не живу на корабле. Наверняка у них там теплее и уютнее.

— Я лично мечтаю записаться на ту яхту, которую заметил Коул.

Солдаты патрулировали улицы. Гражданские бродили по лагерю в поисках пропавших друзей и родственников. Наступила следующая стадия. Шок, вызванный катастрофой, начинал проходить, и люди понимали, какое несчастье на них свалилось. А когда людям нечего делать, кроме как ждать, когда их обеспечат пищей, и смотреть, как умирают другие, — они устраивают беспорядки.

Даже стоическое терпение бывших граждан Хасинто имело свои пределы.

— Так у нас люди еще не пересчитаны?

— Нет, отставшие продолжают прибывать, — пожал плечами Бэрд. — Коул еще сказал, что некоторые гражданские ушли — хотят прибиться к местным бродягам.

— Неблагодарные идиоты. Однако, по-моему, теперь нам следует объединиться с бродягами — ведь это все, что от нас осталось?

— Бродяги — не одни из нас, Бабуля.

Они были дикарями, от которых отгораживались колючей проволокой, и отнюдь не из соображений гигиены.

— Погоди-ка, а как насчет парней, завербованных во время «Спасательной шлюпки»?

— Да брось. Ты же тоже терпеть не можешь бродяг. — Бэрд немного помолчал. — Ты заблудилась, верно?

— Ничего подобного, придурок, я прекрасно знаю, где мы.

Но Бэрда нельзя было задеть грубостями. Он принимал их так же легко, как и раздавал свои направо и налево.

— Я не то хотел сказать; теперь, когда война закончилась, ты не знаешь, что с собой делать, кроме как охотиться на оленей.

— Я не заметила, чтобы ты со счастливым видом принялся за свое хобби — вязать носки.

— За последние пятнадцать лет мне не приходилось проводить без стрельбы столько времени подряд. Я не знаю, что будет завтра.

Когда Бэрд не вел себя как самодовольный болван, он иногда говорил такие вещи, которые заставляли Берни сильно задуматься. Жизнь действительно уже в который раз изменилась до неузнаваемости, так же сильно, как после Дня-П. КОГ так или иначе находилась в состоянии войны в течение последних девяноста лет. Люди просто не знали, что такое мир.

Берни незаметно принюхалась. От Бэрда пахло карболкой.

— Ты что, на свидание собрался? Где ты достал дезинфицирующее средство?

— Доктор Хейман приказала все здесь опрыскивать. Борьба с микробами.

Солдаты вырвались из Хасинто в том снаряжении, что на них было, у некоторых даже не оказалось смены белья.

— Потом отправлюсь на промысел.

— То есть грабить гражданских, что ли?

— То есть производить перераспределение собственности в пользу неимущего большинства.

— Ага. Понятно.

Гражданских предупредили заранее, и у них было достаточно времени, чтобы прихватить кое-какое имущество. Жители были приучены держать у двери сумки с вещами первой необходимости, которые можно было сразу взять с собой; они привыкли перемещаться из одной части Эфиры в другую во время непрерывных атак червяков. Так что теперь у гражданских были вещи, а у большинства солдат — ничего. Они, так сказать, поменялись местами.

— Не знаю, что ты там подумал, но я собиралась обменять несколько бифштексов на одежду и бритвы, — заявила Берни.

— Прескотт говорит, что мы получим все необходимое.

— Ага, как же! А откуда он все это возьмет? У себя из задницы, что ли, вытащит? Да тоже заберет у гражданских. Они и так нас терпеть не могут за то, что у нас паек больше. Сейчас совершенно ни к чему опять разжигать недовольство. Доброе отношение творит чудеса, Блондинчик.

Проезжая по улицам, они разглядывали попадавшихся по дороге солдат — те выделялись среди толпы, как представители какого-то другого вида, даже в форме с чужого плеча, высокие, мускулистые, откормленные. Гражданские были тощими как жерди. Те, кто занимал промежуточное положение, скорее всего, служили в тылу, вроде саперов и водителей, и получали меньше питания, чем фронтовики.

«Мы становимся похожи на чертовых червяков. Разделяемся на касты».

— Ты хочешь заниматься своей мясницкой работой под открытым небом? — спросил Бэрд. — Кишки. Фу, аж тошнит, как подумаю.

— А ты представляй себе колбасу. Нельзя ничего выбрасывать.

Хоффман устроил новый командный центр и казармы в заброшенной школе-пансионе; пока что они занимали цокольный этаж, но строители восстанавливали верхние. Берни въехала на бывшую стоянку для служебных машин и спрыгнула на землю вместе с Бэрдом, чтобы заняться разгрузкой. Вышедшие из здания солдаты наблюдали за тем, как она с трудом закинула самую маленькую тушу на плечи и, пошатываясь под ее тяжестью, направилась к входу. До нее донесся громогласный смех Коула, а затем в дверях показался и он сам.

— Вот дерьмо, детка, тебе никогда не затащить это в палатку. — Он вытянул ручищи. — Позволь Коулу Трэйну снять с тебя бремя.

— Думаешь, воротник у меня слишком вызывающий? Возможно, будет лучше, когда я отрублю копыта.

Коул поднял тушу как перышко.

— Я так рад, что ты бросила питаться котятами, леди Бумер. Все-таки у них бывают глисты.

Сантьяго стоял у крыльца, опираясь на лопату, — он занимался расчисткой снега. Бедняга пытался делать вид, что с ним не произошло ничего особенного. Берни все еще размышляла, когда и как вызвать его на разговор, но в глубине души понимала, что Дом сам должен дойти до этого. После смерти Карлоса так и произошло.

— Я тебе помогу, Коул, — произнес Дом. — Никогда не ел оленины. Как она на вкус?

Бэрд снял вторую тушу с крыши «Броненосца», и Дом подхватил ее.

— Мерзость, тебе не понравится. Я возьму твою долю. Эй, слушайте, мне нужны рога, хочу повесить на стену в столовой.

Все они пытались помочь ему, пытались изо всех сил — даже Бэрд. Отряд «Дельта» сплотился вокруг Дома, они постоянно были рядом, старались не оставлять его наедине с самим собой. Берни не считала, что человек, оставшийся жить после смерти своих детей и родителей, пойдет сейчас на самоубийство, но все-таки здесь была разница. Ему не пришлось приставлять пистолет к их головам, так что теперь, наверное, следовало быть начеку. Она оставила мужчин разгружать добычу и направилась к командному центру — бывшей прачечной, — чтобы прояснить некоторые вещи с Хоффманом. По дороге ей попадались солдаты, разбиравшие свои бронежилеты на отдельные пластины, чтобы почистить. Другие, облачившись в рабочие комбинезоны с чужого плеча, кипятили рубашки и штаны в котлах с мыльной водой.

Война — занятие, во время которого не приходится наслаждаться особо изысканными ароматами. Сейчас впервые за долгое время у них появилась возможность кое-как избавиться от отвратительного запаха червяков, крови и пота. Но запахи сырости и разложения — смрад от гнилого дерева, плесени, отсыревшей штукатурки — еще не отступили под натиском вонючего мыла.

И еще, вот дерьмо, здесь было так холодно!

Войдя, Берни обнаружила Хоффмана склонившимся над листом бумаги в компании Ани и шефа Управления по чрезвычайным ситуациям. Они, по-видимому, изучали маршруты между портом и жилыми районами города. До сих пор с крупных судов не сошел ни один человек. Не только Берни считала, что там лучше, чем здесь.

— Матаки, — обратился к ней Хоффман, на мгновение подняв взгляд, — я хочу, чтобы вы организовали курсы для гражданских по выживанию в лесу. Могут ли они делать что-нибудь полезное в наших условиях?