Страница 208 из 211
Локьё поморщился и хотел, было, заткнуть витийствующего комарта, но я приподнял руку, соглашаясь ответить.
— А вы серьезно полагаете, генерал Стэфен, будто голых баб солдаты Империи видят так редко, что не в состоянии отличить их от одетых? — спросил я с протокольной улыбкой. — Но вы должны быть в курсе, что хотя бы порнография поставляется в Империю в достаточном объеме? Вы же — генерал от торговли, как я понимаю?
Я встретился с комартом глазами, фиксируя его "на белое" и не давая ответить.
С нашей стороны кто-то не удержался и фыркнул. Поставлять порнографию считалось делом зазорным, но прибыльным. А прибыль всегда даст фору порядочности.
Зал замер на миг, и сразу несколько сигналов возвестили, что количество вопросов ко мне возросло. Что, вот так? Ну что ж, спрашивайте, господа, коли не боитесь.
— Капитан Пайел, вы отдаете себе отчет в том, что ваши адекватность и психоэмоциональное состояние в момент нахождения на Тэрре могут поставить под сомнение приводимые вами факты. Параметры вашей нервной системы…
Эрцог сощурился. Тему подхватил прилизанный занудец в форме эспер-генерала Содружества. "Эсперы" — это у них такая служба безопасности.
Локьё по протоколу не мог перебить прилизанного, мог только дослушать и объявить вопрос несущественным. Но мне-то чихать на их протокол.
— Параметры МОЕЙ нервной системы, господин генерал… — я открыл рот и параллельно распрямился внутренне — воля взметнулась во мне петлёй, как удавка из сталекона, — …позволяют, наступив вам на одну ногу, выдернуть другую. Я не кабинетный работник, и мои средние данные можно оценить только в условиях, приближенных боевым. Мне продемонстрировать?
Я подождал пару секунд, вежливо наклонив голову, словно действительно полагал такой эксперимент необходимым, и закончил, одновременно завершая ментальный "захлёст" собеседника:
— Уверяю вас, генерал, в боевой обстановке я гораздо спокойней, чем на пресс-конференции. А вы можете оценить, что я и сейчас не особенно нервничаю.
Приборы действительно фиксировали показания в "желтой" зоне. А, когда я отпустил волю, цифры съехали ещё ниже. Этот феномен я знал уже — волевая сфера стоит над нервной. Если я их сейчас начну "давить", то впаду в состояние расслабленное и умиротворенное. Это поначалу я боялся в себе таких всплесков, вот тогда детекторы, может, и показали бы что-то.
Я ещё раз улыбнулся на все зубы.
Мой собеседник молчал. Он бы ответил, по крайней мере, ему очень этого хотелось, да вот незадача — помешала хлынувшая носом кровь.
Локьё лениво перебирал синийские кристаллы, которые прислали с Тэрры спасатели. Он умело делал вид, что ничего не замечает. Колин вообще повернулся к сидящим сзади офицерам и тихо заговорил с ними, по сути, прикрывая от моего неумышленного воздействия. Я понял, что мои старшие товарищи не против, если я сорвусь. Тем более что офицеры Содружества были далеко не жертвенными телами с Агле. И вполне могли противостоять психическому насилию.
В лицо мне словно швырнули горсть снега, я поймал возмущённый взгляд поджарого человека в штатском. Судя по надписи над креслом, это был Советник по спорным территориям, профессор философии Хакисам Глей.
— А вы и в детей стреляли, капитан? — спросил он с наивежливейшей улыбкой.
Собеседник был не очень силён, но техничен. Сочетать вежливую интонацию и разрушающую волю — это требует школы и навыка.
Вопрос был откровенной провокацией. Спроси я сейчас, что профессор имеет в виду, он извинился бы за реплику не по теме. Но, апеллируя к регламенту, я продемонстрировал бы свою слабость.
— Стрелял бы, — ответил я спокойно. — Командир должен быть готов первым выполнять собственные приказы. Но, рад, что, на этот раз не пришлось.
К сожалению для собеседника, сказанное мною было правдой. Соври я, и автоматически раскрылся бы. Удерживать два параметра психической активности — куда ни шло, но три — это для меня пока слишком. На миг аура человека в штатском замерцала, резонируя, и воля его тоже ослабла на этот самый миг…
Я среагировал почти нечаянно. Противник был дестабилизирован, а чтобы сдержаться и не добить — тоже нужен опыт. Моя воля выплеснулось сама, штатский хватанул бесполезного воздуха, посинел… Маятник! Энергетический разбег наращивал амплитуду, и каждая клетка моего тела отвечала его движению.
Эрцог ударил по столу ритуальным жезлом, выбивая меня из ритма. Я вздрогнул и выпустил жертву. Убийство — это слишком. Но я просто не знал, что вот так можно и убить!
— Прошу присутствующих тщательнее соблюдать протокол, — поморщился эрцог. — Я понимаю, что многим открывшиеся факты о беззаконии в лучшем из Домов, в доме Нарья, кажутся несовместимыми с реальной картиной мира. Но уверяю вас, господа, капитан Пайел не преувеличивает. Он, скорее, преуменьшает, согласно особенностям своей боевой подготовки. Да, господа, имперские военные стреляют в детей и женщин. Но даже они не допускают бессмысленного и нелепого издевательства над пленными, в чём, надеюсь, убеждать никого не нужно? Не допускают пыток, запрещённых военной хартией. Пыток, которые оставляют вполне определённые следы и ничем иным, при современных методах допроса, кроме намеренного издевательства считаться не могут. Чувственная природа имперского офицера проста, — эрцог кивнул на меня.
Я, простой и беспомощный имперский парень, занимался в это время дыхательными упражнениями, и одновременно раскачивал горизонтальный "маятник", стабилизируя эмоциональный "захват" эгрегора зала. Дабы убить всяческое пиканье и неподчинение моей воле. И у меня, в общем-то, получалось.
А Локьё теперь уже не просто лукавил. Он издевался:
— Да, в империи не находят времени для утонченных психических упражнений. Люди там менее чувствительны и не владеют даже собственной нервной силой, не говоря уже о волевом императиве…
Недодушенный мною мужчина мучительно закашлялся. Эрцог встретился с ним глазами, но штатский мотнул головой, отказываясь от медпомощи.
Я не понимал, куда клонит эрцог. Но "раскачался" уже, чисто вошёл в резонанс с эмоциональной составляющей эгрегора зала, подчинил мысли и чувства собравшихся собственной воле и наслаждался этим весьма странным ощущением. Психика моя пребывала в покое, а мозг — в ленивом размышлении. Он сомневался: я слился чувственно со всеми присутствующими, или я некая эмоциональная настройка над ними?
Эрцог тем временем продолжал экскурс в историю имперской психической беспомощности и уязвимости. Зачем он это делал? Я только что продемонстрировал собравшимся, что владею не только своими эмоциями. И волевой посыл у меня далеко не средний. Зачем он продолжает ломать комедию? Или желает, чтобы с ним спорили? Ну так я ведь не дам никому спорить. Или от меня — это и требуется?
— … Империя сильнее, чем народы Содружества пострадала от тотальной депрессии. Страшной болезни, привезённой нами с Земли. Болезнь эта, как вы помните, была связана с отсутствием цели у цивилизации наших праотцов. Что может быть целью развитого государства, если не цель потребления, полагали они? Ешь, развлекайся и покупай. Этот лозунг и погубил самое ценное — генетическое разнообразие человека. Вы помните, надеюсь, что гены реализуются в зависимости от развития эмоциональных и волевых центров человека. При снижении психических потребностей — падает и генетическое разнообразие. И генетическое разнообразие людей было нарушено невосполнимо, как мы считали. Я вспоминаю сейчас историю, чтобы быть понятым всеми, — подчеркнул Локьё и откинулся на спинку кресла. — Два тысячелетия назад, столкнувшись с проблемой взаимосвязи физического выживания людей с развитием психических качеств человека, мы объединили лучших из тех, кто покинул Землю, в сообщества, положившие начало домам Камня. Но человек слаб. Многие из жестких и даже жестоких приёмов сохранения наследия были нарушены. Мы же тем временем отворачивались от Империи всё больше, полагая, что раз сильные подвержены разложению нравов, слабые уже погибли. К счастью, человек — уникальное творение Вселенной. И ни для кого не закрыты пути, если усилия прилагаются. Мы в странном неравновесии внутри и в недопустимом равновесии снаружи, господа.