КГБ в Англии

Вопросы контрразведки были в значительной степени предугаданы заранее, и Кернкросс был готов к ответам на них. Разговор сводился к следующему:

— знаком ли Кернкросс с Маклейном и каковы были их отношения; знаком, отношений никаких, только здоровались;

— участвует ли он в деятельности Компартии; нет, но в студенческие годы разделял мнение КП по вопросу о политике в отношении Германии; в настоящее время его взгляды совершенно отличны от тех, которых он придерживался в молодости.

Мартин предъявил Кернкроссу письмо, адресованное ему и отправленное еще до войны. Оно начиналось словами «С братским приветом…» и содержало информацию об отношениях между Гитлером и итальянцами. Кернкросс сказал, что такого письма не получал и не знает, кто бы его мог послать. В то время он работал в Форин Офисе, и письмо такого содержания выглядело, по его мнению, естественно.

Кернкросс сказал также оперработнику, что фотопринадлежности, которые находились у него дома, он уничтожил. Следующая встреча была назначена на январь, но, поскольку Кернкросс перепутал время и пришел на полчаса позже, состоялась только в марте 1952 года.

3 марта Кернкросс пришел без материалов и сообщил, что в декабре 1951 года его вновь допрашивала контрразведка. На сей раз это был молодой сотрудник МИ-5, который вел беседу спокойно и вежливо, в отличие от настойчивой и агрессивной манеры Мартина. Вопросы касались только происхождения письма. Кернкросс сказал, что по ряду признаков: аббревиатура «Мг.» перед именем адресата, перечеркнутая ножка цифры 7 и обращение «С братским приветом…» — письмо написано иностранцем и членом Компартии. Таких знакомых у него нет.

Кернкросс сказал, что две недели тому назад его перевели снова в Министерство финансов на работу, связанную с финансированием правительственных программ. Сам он объяснил это сокращением штатов, о чем сообщалось в газетах, и тем, что его, как взятого «взаймы» у Министерства финансов, вернули на прежнее место. Кроме того, у него были натянутые отношения с начальством.

Слежки за собой Кернкросс не замечал.

Следующая встреча была назначена через месяц, но 6 апреля резидентура зафиксировала поставленный Кернкроссом сигнал опасности. Несмотря на мнение резидентуры о желательности проведения встречи, Центр запретил это делать.

Контакт с Кернкроссом оборвался. Разведка находилась в неведении относительно его дальнейшей судьбы. Проверка по справочникам в ноябре 1953 года выявила, что он проживает по старому адресу, но в списке государственных служащих не числится. И еще: в литературном приложении газеты «Таймс» от 11 января 19.57 года была опубликована рецензия на книгу Кернкросса.

Некоторый свет на происходящее пролило сообщение Филби от 4 августа 1959 года, когда контакт с ним был вновь установлен. Со слов Бланта он писал:

«При обыске квартиры Гая среди прочих вещей контрразведка обнаружила написанный от руки меморандум, содержащий разведывательную информацию. По почерку следствие идентифицировало Кернкросса. На него пало серьезное подозрение, однако он сумел доказать, что это был всего лишь меморандум одного правительственного служащего другому и никакого отношения к какому-либо иностранному государству не имел. Я сомневаюсь, чтобы это объяснение вполне удовлетворило представителей власти, однако дальше увольнения его из Казначейства дело не пошло».

Глава 14

Атомные секреты из Англии

С 1938 года подразделением советской разведки, занимавшимся сбором научно-технической информации, было 10-е отделение 5-го отдела НКВД. В мае 1940 года его возглавил Леонид Романович Квасников. Он только что вернулся из многомесячной командировки в Польшу, где в качестве сотрудника разведки работал в комиссии по переселенцам в восточную, занятую Красной Армией, часть страны.

Прямые контакты с немецкими властями, включая офицеров гестапо, по ту сторону новой границы овеяли его холодком предчувствия грядущей войны. Один из гестаповцев, не скрывавший агрессивных намерений нацистского руководства в отношении России и упивавшийся «новым порядком» и военными успехами Германии на Западном фронте, охотно организовал Квасникову ознакомительную поездку в Берлин. В столице Третьего рейха Леонид Романович еще больше утвердился в своем мнении, что Гитлер не ограничится завоеванием жизненного пространства на Западе и рано или поздно повернет свои танковые армии на Восток.

Вернувшись в Москву и получив от начальства жестокий нагоняй за самовольную поездку в Берлин, Квасников принял под свое руководство сильно пострадавший за годы «чисток» отдел научно-технической разведки. В это время в области ядерной физики совершалось одно открытие за другим.

Весной 1939 года физики-атомщики француз Жюлио Кюри и венгр Сциллард открыли явление эмиссии свободных нейтронов в результате распада ядер урана-235 и предсказали возможность возникновения цепной реакции, при которой выделяется колоссальная энергия. Осенью 1940 года советские физики Флеров и Петржак открыли явление самопроизвольного распада урана-235, а ленинградские ученые Зельдович и Харитон определили величину высвобождающейся при этом огромной энергии.

Внимательно следивший за ходом научных работ Квасников уловил потенциальные возможности использования цепной реакции при создании новых видов вооружения. По своей инициативе он подготовил и направил в страны, где с наибольшей вероятностью могли вестись военно-прикладные исследования атомной проблемы, задание по сбору соответствующей информации. Текст задания и дата его отправки в делах не сохранились. (Интервью автора с Л.Р. Квасниковым. По словам Квасникова, в США телеграмма не направлялась, так как «ее некому было направлять, поскольку Овакимян был задержан американскими властями»; это позволяет определить примерно время отправки телеграммы как начало 1941 года.)

Первой на задание Центра откликнулась лондонская резидентура. 25 сентября 1941 года ВАДИМ (Анатолий Вениаминович Горский) направил в центр шифртелеграмму, в которой говорилось, что 16 сентября в Лондоне состоялось совещание Комитета по урану (Урановый комитет Военного кабинета) и что на нем было сообщено следующее:

«Урановая бомба вполне может быть разработана в течение двух лет, в особенности если фирму «Империал кемикал индастрис» (ICI) обяжут сделать ее в кратчайшие сроки».

Представитель «Вуличского арсенала» Фергусон заявил, что «запал бомбы может быть сконструирован в течение нескольких месяцев».

В шифртелеграмме содержались некоторая научнотехническая информация и конкретные свидетельства того, что работы по созданию атомной бомбы ведутся также в США. «Комитет начальников штабов на своем совещании, состоявшемся 20.09.41 г., — сообщал далее в шифртелеграмме Горский, — вынес решение о немедленном начале строительства в Англии завода по производству урановых бомб».

3 октября 1941 года Горский направил новую шифртелеграмму с кратким изложением доклада о работах Уранового комитета. В нем содержались сведения о предполагаемой величине критической массы урана в бомбе и проблемах промышленной сепарации урана-235 методом газовой диффузии. Полный текст доклада был направлен диппочтой и в переводе составил 17 страниц ценнейшей информации.

Оба материала были получены от источника лондонской резидентуры Джона Кернкросса. Шифрованные сообщения в Центр по ним готовил Владимир Борисович Барковский, молодой сотрудник, отобранный из числа выпускников Московского станко-инструментального института 1939 года заместителем начальника разведки Павлом Анатольевичем Судоплатовым для работы в Англии сразу по окончании Школы особого назначения. Эта разведывательная школа была создана в 1938 году для подготовки нового поколения разведчиков, пришедших на смену «вычищенным» Ягодой и Ежовым старым кадрам — героям «золотого десятилетия» конца 20-х — первой половины 30-х годов.

Барковский вспоминает, что оба раза Горский вызывал его поздно вечером, видимо сразу по возвращении со встречи, и поручал подготовить краткие телеграфные резюме по материалам на английском языке.