Уличные песни

БЕЛОЧКА

Белочка в лесу одна жила. Девочкою белочка была. Зайчик как-то лесом пробегал И покой у белочки украл. Загрустила белочка тогда, Места не находит, нету сна. Ушки есть у белочки и хвост. В лапках был мальчишка — серый крот Зайка что-то много обещал, Но куда-то вскоре запропал. И скучает белочка одна. Не вдова она и не жена. Бог, однако, белку не забыл, Он бельчонка рыжей подарил. Но туманно сделалось в лесу: Алиментов белке не несут. Где же оказался наш косой? По лесу гуляет — холостой. У него любовь давно прошла. Белка ему больше не нужна. Белочка в лесу одна жила. Девочкою белочка была. Зайчик как-то лесом пробегал И покой у белочки украл.

* * *

Ты знаешь, мать, что я решил жениться. Я много ем и очень мало сплю. Но если сплю, такое, мама, снится!.. Давай я, мать, дровишки поколю. Ты знаешь, мать, я скромный по натуре. Но, соблазнясь на женскую красу, Возьму да и женюсь на первой дуре. Давай я, мать, водички принесу. А вдруг возьму женюсь на самой умной. Она заучит всю мою родню. А мы с тобою, мать, народ нешумный. Давай я, мать, приемник починю. Ты знаешь, мать, что я решил жениться. Я много ем и очень мало сплю. Но если сплю, такое, мама, снится!.. Давай я, мать, дровишки поколю.

* * *

Когда я маленьким еще мальчонкой был И под столом свободно проходил, Ко всей природе был ужасно глух и слеп, Ходил по улице и кушал с маслом хлеб. Однажды вышел я из дому, из ворот, Навстречу девушка красивая идет. Она так мило и изящно подошла, Ко мне склонилась и хлеб с маслом отняла. И в эту ночку мне, мальчишке, не спалось. И в эту ночку я пролил немало слез. И в эту ночь я вспоминал ее красу, И ковырялся нежно пальчиком в носу. И вот я вырос и стал совсем большой, И снова повстречался с девой той. Все той же прелестью горят ее глаза. Все той же шалостью звучат ее уста. Она так мило и изящно подошла. Ко мне склонилась и за шею обняла. Она растаяла, как в поле мотылек, А с ней исчез мой из кармана кошелек. И в эту ночку мне, парнишке, не спалось. И в эту ночку я пролил немало слез. И в эту ночь я проклинал ее красу, И ковырялся пальцем в жопе и в носу.

ОТЕЛЛО

Венецианский мавр Отелло Один домишко посещал. Шекспир узнал про это дело И водевильчик накатал. Девицу звали Дездемона. С лица — как белая луна. На генеральские погоны, Ох, соблазнилася она. Папаша — дож венецианский, Предгорсовета, так сказать, Любил папаша сыр голландский «Московской» белой запивать. Любил пропеть романс цыганский. Свой, компанейский, парень был. Но только дож венецианский Ужасно мавров не любил. А не любил он их за тело, Ведь мавр на дьявола похож. И предложение Отелло Для дожа — в сердце финский нож. А у Отелло подчиненный Был Яшка, старший лейтенант. На горе бедной Дездемоны Был Яшка страшный интригант. И в их семье беда настала: У ней платок куда-то сплыл. Отелло вспыльчивый был малый — Как вошь, супругу задавил. Ох, девки, верность сохраняйте! Смотрите дальше носа вы! И никому не доверяйте Свои платочки Носовы!

СЕРЕГА-ПРОЛЕТАРИЙ

I Служил на заводе Серега-пролетарий. Он с детства был испытанный марксист. Он был член месткома, он был член парткома, А в общем — стопроцентный активист. Евойная Манька страдала уклоном. И слабый промеж ими был контакт: Накрашенные губки, коленки ниже юбки, А это, несомненно, вредный факт. Сказал ей Серега: «Ты брось эти штучки, Ведь ты компроментируешь меня. Ты — вредная гада, с тобой бороться надо. Даю на исправление три дня!» Она ему басом: «Катись ты к своим массам! Не буду я в твоей КаПэСеСе!» А он не сдается: он будет с ней бороться Серега на своем лихом посте. II Три дня, как один, пролетели. Сказал ей Серега вот так: «Напрасно вы в самом-то деле Рассчитываете на брак». Маруська тогда понимает, Что жизнь ее стала хужей, И в сердце с размаху вонзает 16 столовых ножей. Мотор все пропеллеры крутит. Москве показаться пора. Маруське лежать в институте Профессора Пастера. Маруську на стол помещают 16 дежурных врачей, И каждый из них вынимает Свой ножик из ейных грудей. «Вынай — не вынай: не поможет. Не быть мне с любимым вместях. Оставьте один только ножик На память о милом в грудях». Маруську везут в крематорий И в печь ее прямо кладут. В тоске и отчаянном горе Серега ее тут как тут. «Маруся, когда б ты, родная, Открыть свои глазки могла!» Маруська ему отвечает: «Нельзя я уже померла» «Я жизнь ее всю перепортил. За это отвечу я сам. Насыпьте же пеплу мне в портфель На память 400 грамм».