Две жемчужные нити

— Наши искры высекают, — шутя похвасталась Галя.

— А из наших самгородских космонавты выходят… Я уж своих подожду. А ты что скажешь, Светлана? Ждать или не ждать самгородских космонавтов? Ну, чего снова в книжки уткнулась? Спой-ка лучше: «Полюби меня, Гагарин, полюби меня, Титов»… Хороша? — тараторила Искра.

Светлана заткнула уши пальцами, громко твердила:

— Бином Ньютона!.. Бином Ньютона!..

Она всегда поступала так, когда девушки шумели в комнате и мешали готовиться к лекции. Все привыкли к этому. Только Искра не знала. Она кружилась по комнате, весело напевая:

— Ну и танцуй со своим Ньютоном!

Девочки неодобрительно поглядели на Искру, потом на Олесю. В глазах просьба: «Ну скажи ей, чтобы не мешала Светлане сорвиголова. Если не умеет вести себя, так поучи ее, отчитай хорошенечко. Ты же комсорг! Слово твое для нее — закон!»

Девушки ждали, что Олеся сразу же приструнит Искру, накричит на нее, но она лишь подмигнула своей новой подруге и приветливо повторила ее же слова:

— Айда на бульвар!

Искра опешила. Она думала расшевелить подруг, вытащить их на улицу. А если не удастся, то хоть посмеяться над ними, а может, и поругаться. И вдруг на тебе! Олеся сама зовет на бульвар.

Искра насторожилась:

— Вдвоем?

— Конечно. Чтобы им не мешать. Выберем мне шелк на платье. Ты ведь умеешь выбирать, Искра?

— Можно подумать, ты не умеешь! — улыбнулась та.

— А вот и не умею… Ткать умею, а на платье выбрать — нет. Как сапожник, который всегда без сапог, — уже с порога бросила Леся. И оглянулась на подружек: все ли ладно у них, не забыла ли чего напомнить. Кажется, нет.

Светлана сидела на кровати в своей излюбленной позе — ноги по-турецки, подушка под боком. Вокруг разбросаны книги и конспекты. И уже никто не оторвет ее от занятий.

Олеся радовалась. Станет Светлана отличным инженером, ничего, что подруги прозвали ее Биномом Ньютона. Потихоньку-полегоньку, а гляди, как обскакала всех. Пока Олеся заканчивала текстильный техникум, Светлана поступила в институт. А когда Галя и Стася закончат техникум, Светлана получит диплом инженера. Молодец!

И обе ее соседки, Галя и Стася, тянутся за ней. Теперь они не такие, какими были вначале, когда приехали из деревни. Учиться не хотели, книжек не читали. Все танцы да танцы на уме. А нет танцев — усядутся у окна и запоют тоскливо. И все глядят на сумрачный осенний лес. Нелегко было Лесе расшевелить их. Вначале таскала повсюду с собой. Потом, когда попривыкли, поручила Светлане учить подружек понимать не только уроки, но и прочитанные книги. Научились. Сейчас и учеба дается им легче. А как вышивают! И мулине! И гарусом! И бисером. Олеся верит подругам, как самой себе, потому и уходит из общежития спокойно. И на работу их не будит. Только на людях они до сих пор робеют, дичатся. Недоверчиво поглядывают исподлобья, боятся, как бы кто их не обидел, не обманул. И друг за дружку держатся, словно маленькие. Надо смелее толкать их в жизнь, как ребенка в море, чтобы научился плавать.

— А какую материю ты хочешь выбрать на платье? — вывела ее из задумчивости Искра, догоняя уже на улице.

— Я думаю, шифон. А если нет легкого, прозрачного шифона, тогда — марокен. Яркий, словно солнечный луч.

— Марокен неплохо… Но лучше репс, нежный, как полевой цветок… В нем и гулять можно. И на концерт… В гости… И с твоим моряком не стыдно пройтись под руку.

— Ты все свое! Под руку, на бульвар, на танцы… Парням головы кружить…

— Ну что ты! — отмахнулась Искра. — Я шучу! После всего, что произошло с нашей подшефной, той, что сейчас в больнице, я за десять километров обхожу кавалеров. А то они и меня так ножом! Хотя я думаю, не кавалеры это…

— А кто же?

— Скорее всего, муж… Если не сам, то мог кого-нибудь подкупить. Раз преследует, значит, ревнует…

— Не знаю, — вздохнула Олеся. — Знаю одно. Я бы к такому мужу ни за что не вернулась. Никогда!

— Что же ей делать?

— Вот и я думаю, что же ей, бедняжке, делать? Как вернуться на работу? Все начнут расспрашивать, сочувствовать… Найдутся и такие, кто посмеется… Не будет ей там жизни. Чувствую, не будет, — вздохнула Олеся.

— Ты-то хоть не принимай так близко к сердцу…

— Не принимать? — удивилась девушка. — Женщину искалечили в нашем городе, а ты говоришь — не принимай к сердцу? Ну, выпишут ее. И куда ей деваться? На все четыре стороны? Или в море? Да?

— Я этого не говорила, — стала оправдываться Искра. — Я думаю о другом: кто она нам, родственница, знакомая? Если ты собираешься оставить ее здесь, нам от этого только хуже будет. Ведь капитан Корзун станет водить к ней подозрительных моряков, чтобы опознала того, одного… Приятно будет нашим морякам? Ты об этом подумала, Олеся? Это же восстановит против нас всех матросов.

— Пусть восстановит. Пусть и они, если виноваты, отвечают. Э, не знаешь ты Корзуна. Он все равно не успокоится. Ему не важно, где будет жить Ирина — у нас или в другом городе… Он к ней и туда моряков повезет.

— Такой настырный?

— Скорее честный.

— Недаром оттого и холостяк…

— Нет, он честен сам с собой. Совесть у него чиста.

— А видно, скупой?

— Да, очень скуп на чужое. Чужого никому не даст, сам не возьмет и никому не позволит взять… Ни за что на свете. Собой пожертвует, а не позволит… Ни государственного, ни личного. Знаешь, он, по-моему, из породы тех людей, кто не пройдет мимо брошенного куска хлеба. Эх, служба-дружба, все бы люди такими были, как ты, — вздохнула Олеся.

Они шли вдоль моря. Шагали в ногу, иногда замедляя шаг, а то и вовсе останавливаясь.

Походка Искры — чарующая, девичья, не игрива и в то же время плавна. Так начинается танец в ансамбле «Березка» — девушки плывут, словно лебеди. Но у танцовщиц ноги скрыты под длинными широкими юбками, а у ткачих они оголены до колен. Полные, упругие, словно точеные, и бронзовые от солнца, как осенние желуди. Искра это отлично знала и потому нарочно играла своею походкой. Может быть, именно поэтому прохожие оглядывались на девушек. Олеся заметила эти взгляды сразу, но промолчала, давая подруге полную возможность покрасоваться, а та встречала и провожала прищуренными глазами чуть ли не каждого моряка. Она и впрямь кого-то ищет. Пусть ищет. Придет время — сама обо всем расскажет. Девичьи тайны скоро перестают быть тайнами для товарищей, а особенно для друзей. Олеся же хотела по-настоящему подружиться с Искрой, а путь к этой дружбе был один — откровенность и искренность. И потому, не в силах больше выносить кокетничанье Искры, она резко спросила:

— Чего ты вертишься, Искра? Что с тобой? Не таись, скажи…

— А что говорить, Олеся? Я давно присматриваюсь ко всем девушкам и женщинам, — какие они платья носят, из какого материала и как пошиты. В общем, гляжу, что здесь модно, а то и опозориться недолго, когда станем выбирать тебе материал…

«Хитрая», — подумала Олеся, а вслух сказала:

— Спасибо за внимание. Только я вот о чем: говорили мы о Корзуне, о том, что честный он человек. А я тебе про другого честного хочу рассказать. Есть у нас в отделе кадров такой Марчук. На службе очень честный, старательный, ничего не скажешь. Все по инструкции — ни шагу в сторону. Как автомат с газированной водой. Есть копейка — нацедит стакан. Нет, хоть головой об стену бейся, хоть умри, ни капельки не выпьешь… Честно этот Марчук выполняет свои служебные обязанности, как ты думаешь? По инструкции — да. А часто честность его похожа на издевательство. Правда, они, эти кабинетные службисты, вообще чересчур консервативны…

— И моряки?

— А разве среди моряков не может быть автоматов?

— Как же тогда Гнат? Ведь, кажется, так было. Марчук вышел в отставку, а Гнат пришел на флот… Я слышала, нигде так не наследуют традиции, как на флоте… Хорошие, конечно. Но бывает, что и плохие. А если твой Гнат станет таким вот Марчуком, который без копейки не даст человеку глотка воды?

— Не бойся. Сейчас не те времена. Это Марчука, Искра, завели, как пружинку… А мой Гнат иной системы, или, как теперь говорят, другая у него автоматика… Я стараюсь, чтобы эта система и вовсе изменилась.