Страница 31 из 66
— Подумаешь! Не найдем замену, что ли! Незаменимых у нас нет, Анна Николаевна, — поддержал бригадира Андрей, помогая девушкам собирать со стола остатки обеда.
Павел Зарва поднимал цветные шпули, разбросанные под столом, и снова складывал их в жестяную коробку, которую швырнула Ольга.
— Нет на тебя, девушка, палки хорошей, — бормотал он. — А то еще лозу вымочить в рассоле — да выдрать тебя, чтоб знала, как нужно дорожить товариществом, непутевая моя квартирантка…
В дальнем углу раздался звонок. Обеденный перерыв кончился. Энергетики включили первую секцию станков. Потом — вторую. Третью. Железный гром и грохот покатились по холодному цементному полу, ударились штормовым валом о высокий потолок.
Девушки побежали к станкам. Бросилась и Ольга. Она шла по цеху, высоко подняв голову, но была вся неестественно скованная и, казалось, ничего не видела перед собой. Два ремесленника, которые подвозили к станкам автокар с утками, еле успевали свернуть в сторону, чтобы не наехать на нее. А Ольга даже не взглянула на тележку, наполненную шпулями, из-за которых все вышло так глупо. В пролете к Ольге подбежал Марчук, преградил ей дорогу, что-то стал говорить.
Но она рывком обошла его, тихо бросив на ходу:
— Прочь с моей дороги… Я вас не знаю…
— Ну-ну, — пригрозил пальцем Марчук и стремглав побежал в конторку начальника цеха, в которой исчезли Петр Сухобрус, представитель завкома и Анна Николаевна.
В комнатке тихо и уютно. Оглушительный грохот станков сюда почти не доходит. Нет и начальника цеха, который, словно нарочно, куда-то исчез. За него оправдывалась Анна Николаевна, но вместе с тем она внутренне торжествовала победу. Она вообще не любила, когда в цех приходили разные представители, мешая работать и ткачихам, и плановикам, и контролерам, и бригадирам.
— Мы же с начальником цеха просили не приходить сюда, — заговорила она. — Если бы, скажем, бригадир что-нибудь напутал, то Олеся не дала бы ему усугубить ошибку. А потом сами же девчата грамотные. Их вокруг пальца не обведешь.
Представитель завкома молчал.
Марчук не выдержал:
— Но ведь там безобразие…
— Какое? — наивно спросила Анна Николаевна.
— Ольга Чередник сорвала производственный процесс, а они не хотят ее наказывать. Категорически против того, чтобы Чередник перевести в другую бригаду.
— В штрафную, хотите сказать? — резко прервала его Анна Николаевна. — Так знайте, что таких бригад у нас уже нет… Нет и не будет… Противно, противно было все это… Эти штрафные, словно арестантские бригады…
— Я понимаю, но так можно черт знает куда скатиться, — рассердился Марчук. — Раньше они хотя бы боялись. А теперь никто и ничего не боится. Кто что захочет, то и творит… Полная анархия… Даже наш отдел кадров, который когда-то решал все, перевелся… Никто никого не боится…
— Так это же хорошо! — вскочила Анна Николаевна. — Исчез у людей страх… У них над головой больше не висит меч наказания за малейшую провинность… Собственно даже не за провинность, а за правду, которую ты сказал в глаза начальству, потому что больше не мог терпеть…
— Ого! — ехидно прищурился Марчук. — Попробуйте сказать в глаза главному инженеру о его квалификации! Слабовато! Или намекните, что он держится на этой должности из-за того, что его родственник сидит в совнархозе!
— Что же, согласна. Но об инженере у вас неправильные сведения. Позавчера мы сказали ему об этом на партийном собрании. И его родственника в совнархозе вспомнили. Когда-то, как вы говорите, боялись бы, а может, и не сделали бы этого. А сейчас — делаем! И будем делать. Я думаю, что теперь и инженер и его родственник найдут наконец себе дело по своей силе и квалификации. А если сами не смогут, так есть люди, кто поможет им…
— Поживем — увидим, — пожал неуверенно плечами Марчук и спросил: — Ну и как он, инженер? Сам пришел на собрание?
— Да. Я ему сказала, что коммунисты и ткачи нашего цеха хотят с ним поговорить. Вот и пришел, — спокойно ответила Анна Николаевна.
— Странно и не похоже на правду, — опять пожал плечами Марчук.
— Ничего странного. Раз народ требует, пришел… И если он на самом деле честный коммунист, то, я думаю, он сделает для себя вывод…
Анна Николаевна взглянула на Сухобруса:
— Если у вас нет вопросов, так я побегу в цех, к своим ребятам… Там нужен глаз да глаз…
— Мне все ясно, — ответил Сухобрус.
— А цифры вам не нужны?
— Нет. Я же не для прессы тут сидел, а для истории. Я вообще слежу за этой бригадой, чтобы потом на ее примере показать историю возникновения коммунистических бригад. Мы же начали писать историю вашего комбината…
— Ну, тогда ладно, — обрадовалась Анна Николаевна. — Так вы не забудьте и про тех написать, кто жалеет о старых порядках, когда люди боялись друг друга…
Марчук вобрал голову в плечи, фыркнул и стал подчищать пилочкой и без того короткие ногти. Делал вид, что не о нем речь. Ждал, пока Анна Николаевна уйдет, чтобы снова приняться за свое…
Анна Николаевна шла по цеху. Прямые ряды станков, шелковые платки ткачих. Между белыми косынками то здесь, то там уже алели, как маков цвет, и красные косынки. Они все ближе и ближе окружали бригаду. «Недолго уж. Недолго ждать, скоро и Олеся наденет красную косынку. Мы поможем вам, девчата».
Но, проходя мимо их станков, она даже взглядом не выдала Олесе своих мыслей. Только повернула к Ольге и слегка обняла ее за плечи, как мать. Ольга вздрогнула, но, увидев Анну Николаевну, виновато, одними глазами улыбнулась. Она не услышала, а, скорее, угадала по губам слова Яворской:
— Держись! И больше не оступаться и не падать. А сейчас не раскисай. Мы же все рядом…
И пошла быстро и прямо, как умеют ходить лишь ткачихи, простоявшие всю жизнь у станка. Только на повороте, где начиналась новая линия, она задержалась на миг, оглянулась. Все девушки были заняты делом. Одна Ольга глядела ей вслед.
Не успела Анна Николаевна скрыться за углом, как Ольгу снова кто-то тронул за плечо.
— Нитка! У тебя обрыв! — кричала ей в самое ухо Искра.
Ольга тут же остановила станок. Этого еще не хватало. Брак. Спасибо, что Искра такая глазастая и незлопамятная, а то снова бы неприятности. Ольга быстро нашла разрыв, и вскоре станок вновь загудел ровно и весело.
Когда закончилась смена, Ольгу потянуло к Искре. Она чувствовала себя виноватой. Ей хотелось быстрее помириться с Искрой, которая даже немного перевыполнила норму, хотя у нее и был простой из-за Ольги. В бригаде заметили, что Ольга снова вместе с Искрой, и обрадовались этому.
— Куда вы? — подбежала к ним Олеся.
— Да куда глаза глядят, — пошутила Ольга.
— Да уж вижу! — хитро подмигнула Олеся. — Туда, где ленточки шумят. Где бескозырки плывут.
— Да зачем они нам? — засмеялась Ольга. — Бери уж сразу повыше! Лейтенантов нам подавай, капитанов, мичманки нам по душе!
— А может, еще и адмиралов?
— Они нам если только в деды сгодятся. Да и вся сила у них — в нашивках на рукаве, а у лейтенантов — в сердце. Тебе ли, Олеся, не знать! — не унималась Ольга.
— Да ну тебя! Что болтать глупости, — смутилась Олеся и пошла рядом с ними.
— Да мы на пристань идем, — решила объяснить Искра. — Там флагман китобоев отплывает. Интересно.
— Прощаются там все сейчас небось, — вздохнула Ольга.
— А я не люблю вокзалов и портов. Всегда бывает грустно, когда видишь прощанья.
— Почему же? — удивилась Искра. — Ведь там бывают и встречи.
— Ну что уговариваете! Пошли! — И Олеся первая потащила их в порт.
— Давайте назад отойдем! — стала просить Искра, когда они подошли почти вплотную к флагману. — Вблизи плохо видно. Задирай голову. Издали получше будет.
Они отошли подальше, и флагман предстал перед ними целиком, со всеми палубами, каютами, надстройками. Они увидели моряков, стоявших на верхней палубе, навалившихся грудью на леера, протягивавших руки к берегу. Вокруг стоял такой шум и гам, что нельзя было ничего понять. Все что-то кричали морякам, посылали им поцелуи, что-то показывали руками, размахивали платками, шарфами.