Две жемчужные нити

Искре очень хотелось, чтобы Ольга увидела ее с любимым возле калитки, когда они прощались. Но Валентин спешил. Крепко поцеловав Искру, пошел в сторону моря. Он оборачивался, несколько раз махал рукой, посылал воздушные поцелуи. Как в кино в последней части. И все прикладывал пальцы к губам, чтоб Искра молчала об их встрече и разговоре. Она поклялась ему молчать. И ни за что ничего не скажет. Вот только как бы объяснить Олесе свое длительное отсутствие в тот вечер, когда уехала с Корзуном на вокзал? Уехала и не вернулась…

По дороге на комбинат Зарва рассказал Искре и Ольге о событиях прошедшей ночи. Ольга, казалось, не слушала и равнодушно поглядывала по сторонам, а Искра молчала. Потом вдруг спросила:

— Он моряк?

— А кто его знает… — ответил Зарва. — Запомнилась только его пышная шевелюра.

— Наверное, у него перманент, — нехотя сказала Искра. — Вот шевелюра и показалась пышной…

— Нет, не перманент. Когда он убегал, волосы у него рассыпались, как шелк. А завивка делает их жесткими.

— О, теперь мы будем знать, к кому обращаться, когда в парикмахерских появятся очереди, — оживилась Ольга. — Вы нас причесывать станете…

— Э, нет! — махнул рукой Зарва. — Мне нужно сначала на овцах практику пройти, а уже потом приниматься за людей…

В проходной им повстречалась Олеся. Павел шутливо вытянулся перед ней и проговорил:

— Товарищ комсорг! Общежитие номер два прибыло в полном составе. Больных и уставших нет. Ночь прошла спокойно, кто гулял, кто не гулял, а на работу рано встал.

Все весело засмеялись.

— Спасибо, товарищ комендант, — улыбнулась Олеся и пожала Павлу руку, пристально глядя на Искру. Вот и не убежишь от ответа. Олеся взяла Искру за руку и доверительно прошептала:

— Мы очень тогда переволновались. Все ищешь?

Искра покраснела, утвердительно кивнула. Сразу спохватилась, но было поздно.

«Олеся, выходит, все поняла, а главное, ясно увидела, как я кивнула головой на ее вопрос. Вот и полетела вверх тормашками вся маскировка. Теперь комсорг знает, что я приехала в Новоград не помогать ткачам, а искать себе жениха. А, чтоб тебе. Хотя можно еще и отказаться, если Олеся начнет допытываться, кого я искала. Скажу, что искала преступника, хотела разузнать обо всем у Корзуна… Мало что бывает на свете. Каждая девушка — вихрь. Сама толком не знаешь, куда полетишь в следующее мгновение… чего иногда хочешь, к чему стремишься? Ветер. Десятки раз он меняет за день направление, пока не ударит черным столбом в небо. Вихрь. Попробуй угадать, куда он полетит в следующий миг?..»

Она не заметила, как Олесю окружили девчата. К Павлу подошли Василий Бурый и Андрей Мороз. Поздоровались, закурили, потому что в цехе нельзя. А все-таки она вежливая, Олеся. Не стала на людях говорить об Искриной неурядице, а радостно и весело сообщила:

— Ой, девочки! Операция прошла удачно… Она будет жить! Хотя потеряла много крови и хирург не был уверен — все обошлось… Теперь ей полегчало… И температура невысокая… Пульс входит в норму. Я только что там была. Давайте мы завтра все вместе пойдем. И будем ходить, пока не поправится. Правда, девочки?

— Конечно! Пока не выздоровеет! — загудели со всех сторон ткачихи.

…В проходной три двери, в каждой — легкие турникеты, вахтеры проверяют пропуска. Заправляет здесь длинноногий и худощавый Архип Ярчук, самый старый из вахтеров, которого называют Рында. Потертые и потрепанные, широченные внизу матросские брюки со вшитыми клинышками держатся на флотском поясе с блестящей, как солнце, бляхой.

Из-под заштопанного на локтях кителя, небрежно застегнутого, синеет чистая, выгоревшая на солнце тельняшка. Старая мичманка сияет новым лакированным козырьком и блестящим крабом. В зубах неизменная трубка, в глазах молодой огонек. Только широкий красный нос свидетельствует о черезмерном употреблении водки. За что и выгнали Архипа из капитанской рубки теплохода, бросив в эту шумную и вечно неспокойную проходную.

Но, наученный горьким опытом, он тут, на службе, теперь не пил, а дожидался выходного дня. И не обижался, когда его величали Рындой, потому что это прозвище пристало к нему еще на флоте. Однажды, не имея денег на похмелье, он с дружками продал какому-то попу корабельный колокол-рынду. Корабль, правда, был ветхий и стоял на ремонте, но рында есть рында, и тут шутки плохи. Рынду у попа, конечно, конфисковали как ворованную вещь, а Ярчука списали на все четыре стороны. Так он и оказался в проходной, поблескивая единственной флотской амуницией — боцманской дудкой. Он боялся, что, если и здесь споткнется, работы ему уж больше не видать, и потому был самым строгим и внимательным из вахтеров.

Рында видит всех ткачей, которые теснятся у проходной. От его глаза не спрячется ни одна сумочка или чемоданчик, с которыми запрещается проходить на территорию фабрики. Это шелк. Штучная пряжа. Тут шутки плохи…

Пройдя через проходную, бригада окунулась в грохот станков.

Как только бригадир проверил все машины, проверил запас пряжи, зарядку некоторых станков, они принялись за работу, сменив своих напарниц.

Искра работала в центре. Справа от нее стояла Ольга, слева — Олеся. В пролете между станками был столик и две скамейки, на столбах висели два шкафа для вещей и легкой одежды.

Грохот скоро перестал ощущаться, а перед обедом ткачихи уже совсем не замечали его. Именно в это время, когда все шло так хорошо и ладно, у Искры вдруг остановился станок. В челноке закончилась нитка. Нужно было поставить новую шпулю, так называемый уток. Искра бросилась к большой жестяной коробке, где лежали эти утки, но коробка оказалась пустой. Припомнила: бригадир сам ей давал утки и наверняка знал: будет мало. Что делать? Бригадира нет, небось убежал перекурить. Олеся не откликается — наверное, не слышит. А Ольга даже не смотрит на Искру, хотя хорошо видит, что у нее случилось.

Искра бросилась к Ольге, показала пустую шпулю, глазами попросила новую. Ольга взмахнула руками, что у нее, мол, осталась только одна. И склонилась над своим станком.

У Олеси тоже остановился станок из-за этого утка. Она — к Ольге. Нет. Олеся пробежала взглядом по цеху, уже хотела было искать бригадира, как вдруг из-за станка выскочила Искра, преграждая ей дорогу.

— Не ходи! Они тут лежат, у нас! — кричали ее глаза, шевелились губы.

— Где? — оглянулась Олеся.

— Тут! — упрямо тряхнула косами Искра и бросилась к Ольге.

Она рванула белый кусок ткани, которым была прикрыта жестяная коробка, и все увидели высокие деревянные шпули, на которые были намотаны свежие, еще не тронутые нитки для челнока. Тот самый уток.

— Дай! — гневно выкрикнула Искра, но никто ее не услышал.

— Не дам! — топнула ногой Ольга, не подпуская ее к коробке.

Искра оттолкнула ее и бросилась к коробке, но тут вмешалась Олеся. Схватив Искру за локоть, она отвела ее в сторону и, показывая глазами на Ольгу, сказала:

— Не трогай. Сама отдаст…

Прибежал бригадир, но Ольга и его не пустила к ящику. И он должен был бежать на склад и там выписывать сырье. Но время шло, станки стояли, норма летела к черту, график срывался. И когда он принес уток, наступил обеденный перерыв и главный энергетик выключил на всех станках электрический ток. Станки остановились. В цеху сделалось так тихо и гулко, что все услышали, как у Павла выскользнул из рук разводной ключ, упал на цементный пол и жалобно звякнул.

15

Хотя начальник цеха и сказал, чтобы третьей бригаде не надоедали лишней опекой (она сама разберется с этими утками), Василий Бурый все равно позвонил в редакцию газеты, и Петр Сухобрус уж тут как тут вынырнул из-за станков. И не только он. Откуда-то из браковки выполз и вечно сующий нос в чужие дела длинный Марчук, которого девушки называли просто Чук. Потом примчался представитель завкома и стал внимательно читать цеховую стенгазету, хотя просматривал ее еще вчера. Просеменила уборщица с веником и пустым ведром. Взвалив на плечи сборные лестницы, прошли электрики, поглядывая на потолок, где светились молочные трубки дневного света, — проверяли, не перегорела ли где-нибудь нить, не нужно ли заменить ее новой. Анна Николаевна не показывалась возле станков третьей бригады. Она спокойно работала со своими учениками на соседней линии, но видела, что происходит у Олеси Тиховод и ее озабоченного бригадира. Утки. Не велико событие. Девушки разберутся сами. Тут Анна Николаевна была полностью на стороне начальника цеха: не поднимать ненужного шума из-за каждой мелочи, да и будущим коммунистическим бригадам будет от этого лучше. Кроме того, они будут самостоятельно привыкать ликвидировать недостатки, промахи и ошибки, не дожидаясь помощи со стороны. Пусть не приучаются к нянькам.