Страница 5 из 6
— «А что ты мне сделаешь? Ну? Оч-чень интересно…»
Вера снова видела это лицо — уже начинающее полнеть, в жирных складочках прятались маленькие глаза, — а рабы выполняли приказ… Нет, Вера на рабов не злилась. Они и злобы не заслуживали… Они просто участвовали. Как в демонстрации с красными флажками и шариками. Точно так же…
Главный в той компании, которая насиловала ее, вот кто волновал Веру.
А он был жив и здоров, доволен жизнью и — черт его подери — знаменит и богат.
«Прости, Господи, но у меня никак не получается с этим смириться», — прошептала Вера.
Пенс шел, почти не различая дороги. В глазах его было темно. То, что он сейчас узнал, заставило его сердце бешено колотиться.
Поднявшись по ступенькам, он вошел в подъезд, поднялся на пролет и в недоумении остановился.
Прямо на него из полумрака смотрели две физиономии.
В висок ткнулся ствол револьвера, сразу ударил в нос запах пороха.
— Ну, Пенс? Что там у нас нового с Толстым?
Пенс зажмурился, чтобы не видеть этого парня.
— Оставьте меня в покое, — сказал он, надеясь, что голос у него будет звучать нормально, но горло сдавила холодная рука страха, и поэтому голос получился хриплым.
— Оставим, если подпишешь вот эту бумажку. Что берешь все на себя. И не вздумай орать, я выстрелю. Ты понял, Пенс?
Пенс кивнул. Сейчас он надеялся только на одно — на то, что слезы, притаившиеся в уголках глаз, не прольются. Дрожащими пальцами он взял предложенную ручку и расписался. Прекрасно понимая, что в данный момент, возможно, подписал себе смертный приговор.
— Вот и умница, — насмешливо протянул один из нападавших. — Просто леденцовый мальчик…
Потрепав Пенса по голове, он ласково пропел:
— А револьверчик был незаряженный, детка.
С этими словами он махнул рукой второму, и они стали спускаться с лестницы.
На последней ступеньке он обернулся и сказал:
— Завтра приедет Хозяин, сынок. Приготовься к встрече…
Они ушли, оставив Пенса сидеть на ступеньке, ошарашенного и испуганного. Но в последний момент Пенс вскочил, ярость переполнила его.
— Я приготовлюсь, — прошептал Пенс одними губами. — Я хорошо приготовлюсь к встрече Хозяина!
Мой рабочий день подошел к концу. Назвать его «рабочим» — какое кощунство! За весь этот день никто ни разу не набрал наш номер. Лариков постоянно куда-то исчезал, потом возвращался ненадолго, прятался в проявочной, что-то искал в компьютере и опять исчезал. Наконец, появившись в очередной раз, посмотрел на меня изумленно и сказал:
— Сашенька, девочка моя! Уже половина восьмого! Вам давно пора домой!
Я поперхнулась, потому что я так и не поняла, зачем я ему вообще нужна.
— Андрей, — начала я. — Я вас не устраиваю?
Он вылупился на меня и переспросил:
— Не устраиваете? С чего вы взяли, Сашенька?
— Дело в том, что за целый день я не получила от вас ни одного задания. Вы взяли меня к себе в качестве уборщицы? Или просто из милости — как специалиста никому не нужного старофранцузского языка?
Кажется, обида все-таки пробралась незаметно в мой голос — он предательски дрожал.
— О боже! — воскликнул Лариков, схватившись за голову. — Саша, ангел мой, что вы придумываете? Да ничего подобного! Просто пока я не могу вас взять с собой — извините. Да и нужны вы мне именно в офисе, потому что я жду звонка. А насчет вашего комплекса по части старофранцузского языка — почему вы считаете этот предмет таким ненужным?
— Да чем он может пригодиться? — горько усмехнулась я. — У нас что, астральная связь с французами тринадцатого века?
— Нет, Саша. Просто я думаю, что человек, выучивший этот язык, обладает завидным терпением и недюжинным интеллектом. Так что не надо вам комплексовать по поводу своих умственных способностей. Давайте-ка мы завтра с вами обо всем поговорим, а сегодня вы устали.
Он взглянул на меня неожиданно жестко, и я без труда догадалась, что сей приговор обжалованию не подлежит. Впрочем, на душе стало спокойнее — мне нравился мой босс, и, значит, если он ничего не имеет против, мы будем работать вместе.
«Если бы у меня было столько врагов, сколько у тебя, я бы предпочел покончить с собой».
Он снова и снова стрелял по этой мишени.
Ему нравилось видеть, как тонкая бумага рвется под ударами свинца. Ему нравилось вешать новый плакат и наблюдать, как эта самоуверенная улыбка становится натянутой, потом испуганной, а потом исчезает совсем.
Когда к нему приходило успокоение, он садился и долго смотрел на свои руки. Руки, которые уже год принадлежали не ему.
Обычно он был холоден, не испытывая никаких эмоций — работа есть работа. Но теперь его работа совпала с чаяниями его души.
Тот, из-за которого его жизнь превратилась в ад, должен был стать его жертвой.
— Как тебе нравится быть «заказанным»? — усмехнулся он, смотря на фотографию.
Он забыл, как улыбаются. Его лицо пугало окружающих — люди шарахались, встречая взгляд его серых глаз.
— Завтра, — прошептал он.
«Завтра», — ответили ему эхом стены подвала.
Из угла выполз огромный паук, которого он купил в зоомагазине. Временами ему начинало казаться, что он почти привязался к нему, забыв, зачем он когда-то приобрел этого мохнатого урода.
Но сейчас он взглянул на него, и ему почудилось, что из-под панциря мигнули хорошо знакомые ему маленькие глаза.
— Урод, — пробормотал он.
Протянув руку, он взял паука и поднес его к свету. Лапки паука задергались, он попытался спрятаться, но рука спокойно сжала это трепещущее тело, и паука не стало.
— Завтра, — проговорил человек с холодными серыми глазами.
По дороге я опять вспомнила про Пенса и решила нанести визит.
Вот такая я ужасная особа! Человек прячется от меня в кокон собственных несчастий, а я пытаюсь растормошить его, вытащив оттуда, дабы показать ему, что все совсем не так уж плохо, как ему в данный момент мерещится.
Пенс жил в четырехэтажном доме, очень уютном и симпатичном. Я поздоровалась с соседкой Пенса, которая сразу налетела на меня со странными рассказами о том, что «Сережка опять куда-то вляпался».
— Представь себе, Сашенька, сегодня его тут пара каких-то отъявленных мерзавцев дожидалась, а потом в воздухе гарью пахло… Будто бумагу жгли.
Тетя Люся выкладывала мне все это торопливо, боясь, что я убегу. Или убежит ее трехлетний внук, которого она держала за руку, периодически прикрикивая на него:
— Витька, сидеть!
Витька сидеть отказывался и орал.
— А он дома? — спросила я.
— Сейчас? — прокричала мне в ответ тетя Люся. — Конечно. С какими-то бандитами пришел. Рожи у них, Саш, хуже не бывает. Да заткнись ты, паршивец, у меня глаза на лоб от твоего крика вылезут. Ты лучше не ходи туда, Сашенька. Я вообще думаю, может, милицию позвать? Галя жалуется, что Сережка сам не свой последнее время.
Галей звали Пенсову мать.
Витька выдал очередную порцию «благого мата», который я перекричать была не в состоянии. Поэтому я махнула рукой и пообещала тете Люсе ни в какие истории не вляпываться, а если пришедшие с Пенсом люди действительно покажутся мне бандитами, я немедленно спущусь и мы вдвоем вызовем милицию.
Хотя, на месте милиции, я бы уже давно приехала, поскольку плач неразумного дитяти стал напоминать пожарную сирену.
Поднявшись, я позвонила в Пенсову дверь и услышала осторожные шаги.
— Кто там? — спросил Пенс, выглядывая в открывшуюся щелочку, ненадежно охраняемую цепочкой.
— Это я, юная леди Годива на белоснежном коне. Открывай, Пенс.
— Сейчас, — вздохнул он и уже начал было открывать, но передумал и спросил с надеждой: — А может, ты попозже зайдешь?
— А может, я вообще к тебе больше не приду, потому что меня немного напрягает, когда мне каждый день указывают на дверь?
— Я не один, — прошептал Пенс, пряча глаза.