Без Поводыря

Наибольшие затруднения вышли с текстом письма отцу. Нужно же было как-то поставить его в известность о переменах в моем статусе. Причем, сделать это так, чтоб не перепугать родителя сверх меры. Не заставить бросить все дела в Европе, и рвануть в Санкт-Петербург спасать непутевого младшего сына. Ничего не писать - тоже не выход. Незабвенная Наденька Якобсон непременно поделится новостями с отцом, Иваном Давидовичем, а тот не преминет чиркнуть пару строк с выражениями своего участия старому генералу Лерхе. В итоге получится только хуже, если Густав Васильевич узнает о проблемах отпрыска от чужих людей.

Написал правду. Добавил, что не намерен опускать руки, и отдаваться на волю течения. Уверил, что высокопоставленные друзья и покровители не бросят в беде. Упомянул о суммах, уже вложенных богатейшими людьми столицы в мой прожект железной дороги в Сибири, и что ни Гинцбург, ни Штиглиц, ни московское купечество не оставят без внимания мою травлю.

Написал, потому что сам в это верил. Была, конечно, мысль, что теперь, когда организационные вопросы большей частью уже решены, я, как идейный вдохновитель, уже вроде и не нужен. Понятно, что высочайшего дозволения на начало строительства еще не получено, но даже авторитета одного Штиглица довольно будет для нужного автографа на документах. Причем, если это случится не в этом году, и даже не в следующем, а, скажем, лет через пять - только на руку банкирам. Гарантированную прибыль из государственной казны, как акционеры, они станут получать несмотря ни на что. Глупая, расточительная система, рассчитанная на энергичность энтузиастов. Но что оставалось делать? У государства на создание железнодорожной сети и вовсе средств не было.

Кокорину написал, чтоб не волновался. Мое непосредственное участие сейчас уже и не требуется. Средства на "заводскую" дорогу большей частью собраны, трассы определены. Рельсы и шпалы активно готовят. Фон Дервиз будущей же весной может приступать к работам. Полезным было бы, конечно, его, Кокоревское участие в проталкивании прожекта лабиринтами министерств, ибо господа Гинцбург со Штиглицем уж точно не заинтересованы в ускорении процесса, а москвичи больше надеялись на выгодные подряды, чем на выплаты из казны.

Изрядная стопка конвертов получилась. Бумажные посланцы - моя надежда на благополучное разрешение проблем.

Едва отодвинул от себя канцелярские принадлежности, как у стола образовался Апанас. Прибрал бумагу с чернилами, и сразу стал сервировать к ужину. Я и не заметил, как стемнело, и тусклый свет из маленького окошка заменило нервное пламя свечей.

- Астафий Степанович-то где? - поинтересовался у слуги. Опасался, что, занимаясь почтой, пропустил отъезд казаков.

- Тута я, Герман Густавович, - крякнул, поднимаясь с широкой лавки сотник. - Прикорнул. Что? Уже вечерять пора?

Мой белорус не слишком любезно что-то себе под нос пробурчал, но приборы перед Безсоновым все-таки положил.

- Скажи, Степаныч, - отвлек я казака от важного дела - втирания кулаков в глаза. - Казачки, что с тобой. Среди них найдется парочка хорошо знающих эти места?

- Чего-й тут знать-то, Ваше превосходительство, - хмыкнул сотник. - Тут Томь, там Обь. Посеред - тракт.

- Не уверен, что мне стоит и дальше продолжать путешествовать трактом, - улыбнулся я. - А вот если бы я решил свернуть в сторону? Найдутся знающие?

Безсонов задумался. Видимо перебирал людей из Антоновской сотни. Уверен, что большую часть полка, сотник точно знает. И по именам и по способностям. А если чуточку копнуть, то наверняка выяснится, что с третью казаков Степаныч в родстве, с половиной в соседях, а остальные - родня друзей.

- Вот ежели бы... Да коли бы... Так и есть такие, - не слишком внятно начал сотник. - Но чтоб прямо вот тутошние увалы - это к Калтайскому хорунжему, Идриске Галямову нужно обратится. Его-то людишки здесь каждую сосенку знают.

- Как? - вырвалось у меня. - Как ты сказал? Идрис Галямов?

- Ну да, - кивнул Безсонов. - Калтайская-то навроде нашей, казачьей станицы, только татарская. Здеся служивые инородцы живут. Ну и наши, кому местечко понравилось. А главным тут - хорунжий Томско-татарского станичного войска, Идрис Галямов.

Калтай и господин Галямов! Ирония судьбы! И как мне это прежде-то в голову не приходило. Деревенька, да деревенька. Калтайская. Двадцать пять верст до Томска. И только вот теперь в голову пришло, что это село Калтай из того, бывшего моего мира, где главой администрации - опять-таки господин Галямов. А еще, в шести километрах, в бору, который сейчас казаки пуще глаза берегут, знаменитая на всю Сибирь двадцать первого века - деревня Коррупционерка.

Реликтовые сосны рубить, тянуть коммуникации и строить коттеджный поселок, слава Богу, начали еще до меня. При другом губернаторе. Но крови он мне попил - вампиры обзавидуются. Всего-то полтора десятка приличных домиков, а вони от правозащитников было, как от целого незаконно построенного города. И что с того, что обитали там все сплошь чиновники, до томского мэра включительно? Они же тоже люди, и им тоже нужно где-то жить! Не оформили все правильно - это да, плохо. Опрометчиво, я бы даже сказал. А земля там какому-то толи санаторию, толи дому отдыха принадлежала. И давал разрешение на строительство личных домов - именно господин Галямов.

И самое для меня печальное в существовании этой "Коррупционерки" было то, что нужные люди там жили. Важные. Никак нельзя мне было вставать на сторону, так сказать, народа. Мне закрепиться в кресле нужно было, а не с администрацией столицы области свару затевать. Пришлось прикрывать "художества" с этим клочком земли. Навсегда запомнил, а потом, после смерти уже, еще миллион раз память помогли освежить. Пусть строил не я, но излишне инициативных правдолюбов - именно мне пришлось... вразумлять.

Едрешкин корень! Вот стоило вспомнить - уже уши от стыда покраснели. Как тогда-то мог совершенно равнодушно к этому относиться?

- Герман Густавович? Так чего, спрашиваю? К хорунжему-то посылать?

Посылать, конечно, как же иначе? Зря я, что ли целых полчаса в Томске еще потерял, карты разглядывая и планы побега составляя? И ведь - какие планы! Всего-то пятьдесят верст по льду замерзших речек - сначала по неприметной, ничем не примечательной, Тугояковке, потом, перевалив через невысокий водораздел, по Китату. А там, где Китат резко поворачивает на север, пяток верст до Судженки останется. Неужто меня в новом поселении углекопов никто на ночевку не пустит? Есть же там, вроде, управляющий шахтами. А я - совсем не простой прохожий. Эти сами угольные копи частично и мне принадлежат. И очень мне любопытно на них взглянуть.

Дальше, как я уже знал, по вполне наезженной просеке, к Троицкой деревеньке. Пока церковь не достроили - деревеньке. Там Пятов, Василий Степанович современные технологии металлургии внедряет. По отчетам судя, весной уже и первое железо должно пойти, прямо-таки в промышленных размерах. А не сотнями пудов в месяц, как в Тундальской у Чайковского. У меня теперь, благодаря столичным "благодетелям" свободное время образовалось. Так почему бы не потратить месяц на удовлетворение любопытства?

В той, прошлой жизни, я на заводе в Новокузнецке бывал. Даже в горячем цеху. Яркие впечатления. Жар, шум, дым - едрешкин корень. И чумазые работяги, мигом побросавшие все дела, стоило в цех явиться группе хорошо одетых товарищей в белых касках. Я тогда здорово рад был, что не мне их претензии нужно было выслушивать, а Кемеровскому губернатору. А еще, стал сомневаться, что флотские боцманы удержат-таки "пальму первенства" по нецензурной брани. Там сталевары такие коленца заворачивали, что пару сунувшихся было с нами секретуток вымело из цеха, как по волшебству.

В похожем на амбар-переросток, пустом цехе Томского железоделательного завода - тоже довелось побывать. Махровое средневековье! Даже не ожидал встретить нечто подобное на, еще двадцать лет назад, так сказать, одном из флагманов сибирской индустрии. Теперь вот решил взглянуть на то, что удалось создать генералу Чайковскому. На пустом месте и всего за год.