Замок лорда Валентина

— Вы забыли. Есть еще один человек, который присутствовал при провозглашении Тиевераса.

Хорнкэст изумленно посмотрел на нее. Все знали, что она стара, но никто не знал насколько. Известно было лишь то, что она служила толковательницей снов при понтифексе с незапамятных времен. Но если она помнит Тиевераса короналем, то тогда она даже старше, чем он себе представлял; он почувствовал, как по его спине прошел озноб. Надо же, а он-то полагал, что давно вышел из возраста, в котором что-то может еще удивить.

— Значит, вы помните?

— Смутновато. Поначалу объявили во дворе Колонн, потом но дворе Шаров, затем — на площади Масок, а после — в зале Ветров и во дворе Пирамид. Затем о смерти Оссиера в последний раз объявили возле врат Лезвий. А новый понтифекс по прибытии в Лабиринт должен войти во врата Лезвий и пешком пройти по уровням. Это я помню: Тиеверас решительно проложил себе путь через огромные толпы, выкрикивавшие его имя, пошел так быстро, что никто не мог за ним угнаться, и не останавливался, пока не пересек весь Лабиринт до самого нижнего уровня. Хотела бы я знать, способен ли понтифекс Валентин выказать подобную прыть?

— Есть еще одно забавное обстоятельство,— сказал Хорнкэст.— Понтифекс Валентин не собирается незамедлительно занять свою резиденцию в Лабиринте.

— Что? — вырвалось у Дилифона.

— В настоящее время он находится на Острове с бывшей Хозяйкой Острова Сна, новым короналем и новой Хозяйкой Острова Сна. Понтифекс сообщил мне, что его следующим шагом будет поездка на Зимроэль для приведения к покорности мятежных провинций. Он предполагает, что процесс будет длительным, и требует отложить все торжества по случаю его вступления в должность.

— На какое время? — спросил Шинаам.

— На неопределенное,— ответил Хорнкэст.— Кто знает, сколько продлится кризис? А все это время он будет оставаться в верхнем мире.

— В таком случае,— заметила Наррамир,— можно ожидать, что кризис будет продолжаться, пока жив Валентин.

Взглянув на нее, Хорнкэст улыбнулся.

— Вы хорошо его понимаете. Он терпеть не может Лабиринт и, думаю, будет использовать любой предлог, чтобы не переселяться сюда.

Дилифон медленно покачал головой.

— Но разве это возможно? Понтифекс должен жить в Лабиринте! Таков обычай! Ни разу за десять тысяч лет понтифекс не жил в верхнем мире!

— Но и Валентин еще никогда не был понтифексом,— сказал Хорнкэст.— Думаю, что за время его правления произойдет немало перемен, если мир переживет войну, развязанную метаморфами. Но хочу вам сказать, что для меня не так уж и важно, живет ли он в Лабиринте, на Сувраэле или на Замковой горе. Мое время закончилось, как и ваше, любезный Дилифон, и ваше, Шинаам, и даже, возможно, ваше, миледи Наррамир. Вероятные преобразования меня интересуют очень мало.

— Он должен поселиться здесь! — повторил Дилифон.— Как может корональ осуществлять свои полномочия, если понтифекс тоже является обитателем верхнего мира?

— Возможно, в том и состоит идея Валентина,— предположил Шинаам,— Он становится понтифексом, так как больше не может уклоняться, но, оставаясь наверху, продолжает активно играть роль короналя и, таким образом, ставит своего лорда Хиссуна в подчиненное положение. Клянусь Повелительницей, никогда не думал, что у него столь изощренный ум!

— Я тоже,— согласился Дилифон.

Хорнкэст пожал плечами.

— Мы ничего не знаем о его намерениях, кроме того, что, пока продолжается война, он сюда не войдет. А его двор последует за ним; в момент передачи полномочий преемнику мы освобождаемся от наших постов.— Он медленно обвел взглядом присутствующих,— Напоминаю, что мы говорим о Валентине как о понтифексе, хотя передача полномочий еще не осуществилась. Это и будет нашей последней обязанностью.

— Нашей? — переспросил Шинаам.

— Хотите увильнуть? — поинтересовался Хорнкэст.— Тогда ступайте: идите, ложитесь в свою постель, почтенный старец, а мы справимся и без вас. Ведь мы должны прямо сейчас пойти в тронный зал и исполнить свой долг. А вы, Д илифон? Вы, Наррамир?

— Я пойду с вами,— угрюмо процедил Шинаам.

Хорнкэст шел то главе медленно передвигающейся процессии живых древностей. По дороге пришлось несколько раз останавливаться, пока Дилифон переводил дух, повиснув на руках двух дюжин прислужников. Но вот они дошли до огромной двери, ведущей в имперские палаты, Хорнкэст в очередной раз сунул руку в опознавательное отверстие и прикоснулся к запирающему устройству. Он знал, что больше ему этого делать не придется.

Рядом с шаром сложнейшей системы жизнеобеспечения, внутри которого помещался понтифекс, стоял Сепултроув.

— Очень странно,— сказал врач.— Он вновь заговорил после столь долгого молчания. Послушайте: вот, опять.

Из сферы голубого стекла донеслись свистящие, булькающие звуки, а потом, как уже бывало однажды, отчетливо послышались слова:

— Поднимайся. Иди.

— Те же слова,— сказал Сепултроув.

— Жизнь! Боль! Смерть!

— Думаю, он знает,— сказал Хорнкэст.— Думаю, он должен знать.

Сепултроув нахмурился.

— Что знает?

Хорнкэст показал указ.

— Здесь содержатся изъявления скорби Валентина по случаю кончины великого императора Маджипура.

— Понятно,— промолвил врач, и его ястребиное лицо потемнело от прихлынувшей крови.— Итак, в конце концов это должно произойти.

— Совершенно верно.

— Сейчас? — спросил Сепултроув. Его рука дрожала.

Он держал ее над пультом управления.

Понтифекс разразился последним потоком слов:

— Жизнь. Величество. Смерть. Валентин — понтифекс Маджипура!

— Сейчас,— подтвердил Хорнкэст.

 Глава 8

Из-за бесконечных морских путешествий Валентину начинало казаться, что в одной из своих прошлых жизней он был легендарным мореплавателем древности капитаном Синнабором Лавоном, который первым отправился в плавание через Великий океан, но повернул назад через пять лет пути и был, наверное, обречен за то на повторное рождение и безостановочные скитания от земли к земле. И теперь Валентин плыл с Острова на Зимроэль. Но сейчас он не ощущал усталости и не испытывал желания оставить теперешнюю бродячую жизнь. В некотором роде, хотя как-то чудно и нежданно, он все еще продолжал великую процессию.

Подгоняемый попутными восточными ветрами флот приближался к Пилиплоку. На сей раз в море не встречались драконы, которые могли бы угрожать плаванию или замедлить его, и потому суда быстро преодолели это расстояние.

На мачтах, вытянувшись в сторону Зимроэля, развевались флаги, уже не золотисто-зеленые, поскольку отныне под флагами такой расцветки плавал Хиссун. Корабли Валентина несли красно-черные флаги понтифекса с эмблемой Лабиринта.

Он еще не привык ни к новым цветам, ни к эмблеме, ни к другим переменам. Теперь, подходя к нему, никто больше не делал знак Горящей Звезды. Ну и пусть: он все равно всегда считал такие приветствия глупостью. Теперь к нему уже не обращались «мой лорд», поскольку понтифекса следовало именовать «вашим величеством». Особой разницы для Валентина не было, если не считать того, что его ухо привыкло к часто повторяемому «мой лорд» как к знаку препинания или как к способу разметки ритма фразы, и ему казалось странноватым, что он больше не слышит подобного к себе обращения. Труднее всего оказалось приучить людей вообще разговаривать с ним, так как все знали обычай древних времен, когда все речи обращались к главному представителю, а не к самому понтифексу, даже если понтифекс находился рядом и прекрасно все слышал. И при ответе понтифексу приходилось идти окольными путями, адресуя свои слова представителю. То была первая традиция понтифексата, отмененная Валентином, но остальные с трудом привыкали к перемене. Он назначил своим главным спикером Слита, что казалось вполне закономерным, но запретил ему заниматься лицедейством и изображать из себя уши понтифекса.

Поэтому ни у кого в голове не укладывалось, что на борту находится понтифекс, доступный всем ветрам и яркому, теплому солнечному свету. Ведь понтифекс — император, окутанный таинственностью. Понтифекс скрыт от глаз людских. Понтифекс, как всем известно, должен находиться в Лабиринте.