Замок лорда Валентина

Он собрался преклонить перед ней колени, но она, по-ви-димому, поняла его намерения, прежде чем он успел пошевелиться, и отрицательно качнула головой, а потом протянула ему руку. Хиссун каким-то образом догадался, чего от него ждут, и на мгновение слегка прикоснулся кончиками пальцев к ее пальцам, получив в ответ поразительный, приводящий в трепет заряд бодрости, способный лишить равновесия, если бы он не держал себя в руках. И он почувствовал, как вместе с этим внезапным приливом энергии к нему стремительно возвращаются уверенность, сила и самообладание.

Теперь он повернулся к короналю.

— Мой лорд,— прошептал он.

Хиссуна поразили и встревожили перемены в облике лорда Валентина, произошедшие с того раза, когда он в последний раз видел короналя в Лабиринте, в самом начале злосчастной великой процессии. Тогда лорд Валентин был подавлен страшной усталостью, но даже при том черты его излучали внутренний свет, какую-то неукротимую жизнерадостность, которой не могло скрыть никакое утомление. Но сейчас все было иначе. От жестокого сувраэльского солнца его кожа потемнела, а волосы выгорели, что придавало ему странно свирепый, почти варварский вид. Глаза ввалились и сделались почти не видны, а лицо высохло, покрылось морщинами, и в его выражении не осталось и следа душевности, составлявшей наиболее яркую черту характера короналя. Он мнился совершенным незнакомцем: угрюмым, напряженным, отчужденным.

Хиссун сложил было пальцы в знаке звездного огня, но Валентин нетерпеливо отмахнулся, схватил Хиссуна за руку и на мгновение крепко сжал ее, что ничуть не убавило беспокойства принца. Никто не здоровается с короналями за руку. Подобно соприкосновению с Повелительницей Снов, рукопожатие тоже заставило Хиссуна почувствовать, как в него вливается энергия, но в отличие от предыдущего раза сейчас он ощутил смущение, замешательство, смятение.

Когда корональ отпустил его руку, Хиссун шагнул назад и указал на Эльсиному, которая камнем застыла у порога при виде двух властителей Маджипура в одной комнате. Охрипшим голосом Хиссун представил:

— Мой лорд… сударыня… прошу любить и жаловать… моя матушка, леди Эльсинома…

— Достойная мать столь достойного сына,— промолвила Хозяйка Острова Сна. Это были первые ее слова, и ее голос показался Хиссуну самым красивым из слышанных им до сих пор — спокойным и мелодичным,— Подойдите ко мне, Эльсинома.

Очнувшись от полного оцепенения, Эльсинома пошла по гладкому мраморному полу, а Повелительница двинулась ей навстречу, и они встретились у восьмиугольного бассейна в центре комнаты. Здесь Повелительница заключила Эльсиному в свои объятия и крепко прижала к себе; а когда женщины отступили друг от друга, Хиссун увидел, что его мать сейчас похожа на человека, долго блуждавшего в потемках и вырвавшегося наконец к солнечному свету. Глаза ее сияли, лицо покрыл румянец, и в ней не осталось ни тени робости или благотовейного трепета.

Теперь она повернулась в сторону лорда Валентина и начала делать знак Горящей Звезды, но он остановил ее, как и Хиссуна, перехватил руку и сказал:

— Нет необходимости, сударыня.

— Мой лорд, это мой долг! — твердо возразила она.

— Нет, уже нет,— корональ улыбнулся в первый раз за все утро.— Все эти жесты и поклоны — для публики. Здесь они не нужны.

Затем обратился к Хиссуну:

— Я бы, пожалуй, тебя не признал, если бы не был уверен, что именно ты появишься здесь сегодня. Мы так долго не виделись, что стали совсем чужими, или мне это только кажется?

— Прошло несколько лет, мой лорд, надо сказать, непростых,— ответил Хиссун.— Время всегда несет с собой перемены, а такие годы меняют очень многое.

— Да, так и есть.— Подавшись вперед, Валентин так пристально всмотрелся в Хиссуна, что тот несколько смешался. После продолжительной паузы корональ заговорил снова: — Когда-то я думал, что хорошо тебя знаю. Но Хиссун, которого я знал еще мальчиком, под маской озорника скрывал робость. А тот, которого я вижу перед собой, стал мужчиной — даже принцем,— и робость в нем осталась, но самую малость, а озорство, я думаю, переросло в нечто более глубокое — может быть, лукавство. Или даже в государственный ум, если верить получаемым мной сообщениям, а я склонен считать, что они не лгут. Кажется, я все-таки вижу того мальчика где-то внутри тебя. Но разглядеть его далеко не просто.

— И мне нелегко увидеть в вас, мой лорд, того человека, который однажды нанял меня провожатым по Лабиринту.

— Что, я так сильно изменился, Хиссун?

— Да, мой лорд, мне страшно за вас.

— Бойся за Маджипур, если тебе так нужно за что-нибудь бояться. Не трать на меня своих страхов.

— Я боюсь за Маджипур, сильно боюсь. Но как вы можете просить меня не бояться за вас? Ведь вы — мой благодетель, мой лорд. Я всем вам обязан. А когда я вижу вас в таком унынии, таким мрачным…

— Времена мрачные, Хиссун. Состояние мира отразилось на моем лице. Но, возможно, впереди всех нас ожидает весна. Скажи мне: что нового на Замковой горе? Я знаю, что лорды и принцы вынашивают там грандиозные планы.

— Вы. правы, мой лорд.

— Тогда рассказывай!

— Вы понимаете, мой лорд, что все эти прожекты должны быть одобрены вами, что регентский совет не осмелится предпринять…

— Разумеется. Расскажи, что предлагает совет.

Хиссун глубоко вздохнул и начал:

— Во-первых, одной армией мы хотели бы закрыть все границы Пиурифэйна и окружить его, чтобы не допускать дальнейшего распространения метаморфами болезней и других напастей.

— Окружить Пиурифэйн, ты сказал, или вторгнуться туда? переспросил Валентин.

— В основном окружить, мой лорд.

— В основном?

— Как только мы установим контроль над границами, планируется войти в провинцию для поисков мятежника Фараатаа и его сообщников.

— Ага. Захватить Фараатаа и его сторонников! А что с ними будет, когда их схватят, в чем я сильно сомневаюсь, памятуя свой собственный опыт блужданий по джунглям?

— Они будут осуждены.

— И ничего больше? И казни зачинщиков не будет?

— Мы не дикари, мой лорд!

— Да-да, конечно. И целью вторжения будет исключительно захват Фараатаа?

— Ничего больше, мой лорд.

— И никаких попыток свергнуть Данипиур? Никакой кампании по полному истреблению метаморфов?

— Такого даже не предполагалось!

— Понятно.— В голосе Валентина звучали странные, почти насмешливые нотки; Хиссун еще ни разу не слышал, чтобы он так разговаривал.— А какие еще намерения у совета?

— Армия умиротворения займет Пилиплок — без кровопролития, если то будет возможно — и возьмет под контроль другие города и провинции, которые, возможно, откололись от правительства. Кроме того, необходимо обезвредить различные незаконные формирования, которые расплодили во многих местах лжекоронали, и, если представится возможность, привлечь их на службу государству. Наконец военная оккупация тех провинций, которые откажутся участвовать в недавно утвержденной программе распределения запасов продовольствия среди пораженных зон.

— Всеобъемлющие планы,— все тем же необычным для него голосом произнес Валентин.— А кто возглавит эти армии?

— Совет предложил разделить командование между лордом Диввисом, лордом Тунигорном и мной,— ответил Хиссун.

— А я?

— А вы будете осуществлять верховное командование над всеми войсками, мой лорд.

— Да-да, конечно,— Взгляд Валентина стал отсутствующим, возникла продолжительная пауза, в течение которой он, казалось, взвешивает все сказанное Хиссуном. В жесткой и сдержанной манере короналя задавать вопросы было что-то настораживающее: создавалось впечатление, что лорд Валентин знал не хуже Хиссуна, к чему ведет разговор, и Хиссун поймал себя на том, что боится продолжения беседы. Глаза короналя загорелись странным блеском, и он снова обратил свой взгляд на Хиссуна.— Это все, принц Хиссун?

— Еще одно, мой лорд.

— Что именно?

— Командующим армии, предназначенной для занятия Пилиплока и других мятежных городов, должен быть корональ.