Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 173

Сердце похолодело от мгновенного приступа безотчетного страха, что, безусловно, не укрылось от паука. Найл почувствовал, как его пронизывает чужая воля — не так неуклюже, как у бойцовых пауков, а с ядовитой скрытностью, выдающей недюжинный ум. Набухал ужас, ведь паук, читающий мысли, может выявить, что это он убил его восьмилапого собрата.

Найл непроизвольно очистил ум от мыслей, сделав его пассивным. Смертоносен пытался вживиться Найлу в мозг точно так же, как сам парень когда–то вживлялся в мозг шатровика. О противодействии не могло быть и речи, юноша лишь пытался как можно точнее воспроизвести мыслительную вибрацию шатровика. И перевоплотился в него так же непроизвольно, как меняет окраску хамелеон.

У смертоносца это вызывало недоумение. Вибрацию он уяснил лишь наполовину, но и ее счел странной и несообразной. Он перекинулся импульсом–замечанием с бойцовым пауком; просто сигнал, такой же доступный для понимания, как человеческая мимика.

«Сдается мне, это идиот». Ответный импульс — не вполне уверенное согласие вроде: «Боюсь, что да».

Имей этот обмен словесное обличье, Найл выдал бы себя сугубо человеческими переживаниями. Бойцовые пауки знали о юноше правду. Во время шторма, когда было не до игры в прятки, он контактировал с их умами напрямую, так что сейчас не стоило притворяться дураком: они бы враз могли его раскусить. Но «боец» и смертоносец перекинулись сейчас меж собой сигналами так быстро, что Найл не успел и испугаться; даже облегчение не успел испытать от того, что бурый не выдал.

Смертоносец переключился на служительницу, отдав ей короткое мысленное распоряжение: «Увести». Через несколько секунд Найл уже снова стоял под ослепительными лучами солнца, с трудом веря, что опасность миновала. Его обеспокоенный вид не укрылся от служительницы.

— Что, боязно было?

— Боязно, а как же, — кивнул Найл.

В глазах женщины мелькнуло сочувствие.

— Ты их не бойся. Со своими слугами они обращаются по–доброму.

Найлу хотелось о многом расспросить, но женщина его перебила:

— Мне надо доложиться начальству. А ты пока иди дожидайся своих.

Найл побрел назад к месту швартовки. Моряки уже все успели высадиться, ладья была пуста. Ни у кого здесь Найл, судя по всему, не вызывал любопытства. Он спросил у одного из портовых рабочих, когда, по его мнению, подойдут те два судна. Тот пожал плечами: «Скоро, наверное». Найл отправился обратно вдоль причала. Напоминающее башню деревянное приспособление сейчас, похоже, работало, и парню стало любопытно посмотреть, для чего оно предназначено.

Сооружение находилось во внутренней части гавани, где стояло под разгрузкой судно. У него было плоское днище, пошире, чем у ладьи, на которой приплыл Найл. Внутренность судна разделялась переборками, чтобы груз во время шторма не мотало по палубе. Там было полно тюков из грубой коричневой ткани. Колесо в нижней части деревянного приспособления позволяло заводить верхнюю его часть над палубой, и тогда сверху плавно опускалась подвешенная на веревках деревянная платформа. Когда тюков укладывалось на платформу достаточно, та снова поднималась и перекочевывала на причал, где груз перегружали на подводы. Найлу все это казалось чудом техники, и он зачарованно наблюдал за работой устройства.

Его также заинтриговал человек, наблюдавший за разгрузкой. Ростом он был гораздо ниже, чем окружающие его здоровяки грузчики, — едва ли не ниже, чем сам Найл. Одет он был в видавшую виды тунику и забавного покроя головной убор с козырьком, защищающим глаза от солнца. Он выкрикивал команду бойким, резким голосом со странным, малопонятным Найлу акцентом.

Человек явно не принадлежал к числу портовиков, не был он, похоже, и моряком. Найл лениво подключился к уму крепыша и тотчас убедился в правоте своей догадки. Его мыслительные вибрации были подвижные и активные, совершенно не похожие на невнятные, сонные, как у муравьев, сигналы моряков и портовых рабочих.

Когда он попытался вживиться глубже, человек, нервно ерзнув, обернулся, почувствовав, что кто–то без спроса лезет в рассудок, — реакция точно такая же, как в свое время у родных Найла. Секунду спустя его взгляд упал на юношу. Человек, казалось, вот–вот что–то скажет, но тут на него, чуть не опрокинув, натолкнулся грузчик с тюком на холке, и крепыш рассерженно гаркнул:

— Гляди, куда прешь, безмозглый!

Однако минут через десять, когда лег в штабель последний тюк, человек поднялся–таки по трапу и подошел прямиком к Найлу. Найл, сидя на якорном вороте, с деланным простодушием возвел на подошедшего глаза. Лицо человека было острым, продолговатым, с крупным носом–клювом, на голове большие залысины. Опустив руку Найлу на плечо, он посмотрел ему глубоко в глаза, скорчив при этом зверскую мину, и спросил:

— И чего это ты тут вытворяешь?

— Мне, боюсь, и самому невдомек, — невинно отозвался Найл.

— Не придуривайся. Все тебе вдомек. — Крепыш опустился на лежащий поблизости тюк, затем спросил более дружелюбным тоном: — Откуда, парень?

— Из большой пустыни. — Найл показал вдаль пальцем.

Крепыш присвистнул.

— А–а, так ты, получается, житель песков у нас?

— Как тебя звать? — поинтересовался Найл.

— Билл.

— Имя какое–то странное.

— Кому как. Для мест, откуда я родом, это совсем неплохое имечко. А тебя как?

— Найл.

— Вот уж действительно не имя, а название реки!

Разговор казался таким же невразумительным, как и прозвище незнакомца. По улыбке было видно, что он шутит, но уж больно шутки какие–то непонятные.

Крепыш зыркнул на Найла исподлобья, скрытно, но так пристально, что парню стало не по себе.

— Кто научил тебя ковыряться в мозгах и вчитываться в мысли? — спросил тот наконец.

— А никто не учил, — поспешно ответил Найл.





— Ты это брось!

Найл растерялся: что брось и куда? Крепыш поставил вопрос по–иному.

— Когда прибыл–то в наши края?

— С полчаса назад. Мать и брата все еще дожидаюсь.

Он указал на море, заметив кстати, что оба судна виднеются теперь на расстоянии мили от берега.

И опять крепыш до неприличия долго всматривался юноше в глаза. Найл теперь озабоченно соображал, как бы поскорее отделаться от въедливого собеседника: пора было выходить встречать ладьи. Он нетерпеливо пошевелился.

— А ну–ка, изобрази еще раз, — требовательно сказал собеседник.

— Что именно?

— Ну, сам знаешь… то, что у тебя получается.

Это было проще простого. Найл вперился незнакомцу глаза в глаза и, орудуя лучом сознания как щупом, настроился на его мыслительную волну.

Крепыш тревожно ерзнул.

— Так–так–так, — негромко произнес он, покачав головой.

— Что «так»? — не понял Найл.

— Уж не знаю, как поступят раскоряки, когда узнают.

— Какие еще раскоряки?

— Дерьмо это. Паучье племя. Раскоряки ползучие.

— А что, по–твоему, они сделают?

Крепыш, ткнув пальцем в ладонь, энергично повертел — жест более чем понятный. Найл почувствовал, как кровь отливает от лица. Теперь так быстро отделаться от незнакомца уже не тянуло.

— Ты считаешь, они узнают? — выговорил он.

Тот пожал плечами.

— Попробуй пойми их. Я сам до сих пор не могу въехать в то, что они на самом деле могут, а чего нет. — Он задумчиво прикусил губу. — Впечатление такое, будто не столько могут, сколько делают вид. Это они мастера — жути на нас нагнать.

Найл мельком поглядел на море. Ладьи словно застыли в отдалении.

— Но ты–то служишь паукам?

Крепыш яростно тряхнул головой.

— Боже упаси. Тьфу на них. У меня от этой братии мурашки по коже.

— Кому–нибудь же ты служишь?

— Не буду спорить. Бомбардирам.

— Жукам, что ли?

— Именно.

— И что это за служба?

Собеседник осклабился.

— Шумим, гремим! Я у них главный распорядитель по взрывам. — Он кивком указал на тюки. — Вот из этого добра готовится порох.

Беседу прервал один из портовиков. Отдав честь, он встал перед крепышом навытяжку и доложил, что подвода готова к отправке.