Страница 153 из 173
И вот теперь, непростительно поздно, смертоносцам стало ясно, какую они допустили оплошность. Все это безжалостно им открылось назавтра после налета людей на казармы. Погибло больше трех тысяч пауков; многие корчились в муках, наполняя болью каждого сородича поблизости и на расстоянии. Это был день, когда Смертоносец–Повелитель понял: борьба за господство на планете проиграна.
Эта мысль наполнила Найла мрачным торжеством. Вспомнилась вспышка самозабвенного восторга, когда сам он навел жнец на мохнатое туловище и нажал спуск. Ощутив неприязнь пришельца, Найл будто опомнился и смутился как ребенок, которого застали за каким–нибудь запретным занятием. Он попытался «зашторить» свои мысли. Но, в конце концов, удержаться не хватило сил, и он спросил:
— Как ты думаешь поступить? Ответ удивил неожиданностью:
— Теперь это зависит от тебя.
У Найла ушло несколько секунд, чтобы это как–то усвоить. Мысли смешались, дыхание стеснило от волнения. Растение имело в виду, что…?
— Ты хочешь сказать, — спросил он, — что дашь нам поступить по своему усмотрению?
— Мы не можем вам помешать. Что за абсурд!
— В твоих силах не дать мне уйти. В твоих силах… — мысль невозможно было утаить, — убить меня.
— Нет. Ты явился сюда по–доброму, поэтому считай, что мы заключили мир.
Найл оторопело покачал головой.
— Но что я, по–твоему, должен сделать? Ответ прозвучал четко, будто сказан был вслух:
— Подумай сам и прими решение. Ты свободен.
На минуту Найлом овладело беспокойство, близкое к раздражению. Не может быть, чтобы так, разом — и полную свободу. Ум растения, между тем, проглядывался насквозь, обмана быть не могло.
— Мы сможем, в случае чего, использовать против пауков жнецы?
— Если вы изберете такой путь.
Найл вообразил: вот он возвращается в город жуков и поднимает местных на борьбу. Представился штурм паучьего города, и как рушится обиталище Смертоносца–Повелителя. Пауки — врассыпную, улепетывают кто куда, и их потом по одному вылавливают. А затем люди объединяются, отстраивают город заново. С помощью Белой башни заново выявляются секреты прошлого, чтобы людям никогда уже не приходилось держать перед пауками страха. Заблестят огнями высотные здания, счастливые дети будут резвиться в парках. Заспешат по улицам мужчины и женщины, направляясь по своим каждодневным делам, и уже никаких зловещих тенет над головой. Человек возвратит то, что принадлежит ему по праву: быть хозяином Земли… Головокружительное видение, наполнившее едва ли не экстазом.
— А что потом?
Вопрос прервал ход мыслей, Найл на секунду смешался.
— Что потом? — машинально повторил он.
— Что станут делать люди, когда окажутся хозяевами Земли?
Вопрос показался бессмысленным. Неужели и так неясно? Создадут, разумеется, новую цивилизацию и станут жить–поживать.
— Как в былые времена?
Странноватые какие–то, неуютные вопросы. Зачем вызнавать, если мысли Найла и так как на ладони?
— Чтобы заставить тебя поразмыслить. Когда ты отсюда уйдешь, ты будешь волен поступать как вздумается. Но прежде, пока есть еще возможность, мне хочется, чтобы ты подумал о последствиях.
Найл качнул головой.
— Да, действительно, в былые времена люди постоянно воевали. Но в тот век, когда они оставили Землю, войн не было.
Наступила тишина; человек ждал следующего вопроса. Но пауза все тянулась, и Найл поймал себя на том, что раздумывает над только что сказанным. Войн и в самом деле не было, старец в Белой башне ему об этом поведал. Но он же еще и сказал, что когда человек оставил Землю, он так и не овладел тайной счастья. Память работала так четко, будто те слова Найл слышал только вчера. Кстати, вспомнилось, что «один знаменитый биолог написал книгу, где утверждал, что человечество в конечном итоге изойдет со скуки».
— Я не изойду со скуки, — встрепенулся Найл. — С помощью медальона я постепенно освою, как можно управлять своим умом.
— Ты — да. А как насчет остальных?
Параллельно вопросу очертился образ Доггинза. В эту минуту до Найла дошло, для чего растение донимает вопросами. Не для того, чтобы уяснить его слова, а затем, чтобы он сам задумался над своими мыслями.
— Но как же они смогут научиться? — не то сказал, не то спросил Найл, однако в словах чувствовалась слабинка.
— Ты полагаешь, они научатся быстрее, если станут хозяевами Земли? — Найл молчал. — Ты видел, что произошло, когда пауки с жуками зажили сыто и спокойно. Почему ты так уверен, что люди не поведут себя точно так же?
— Люди — нет, — сказал Найл. — Они не так ленивы, как пауки.
— Может быть. Но это потому, что их свобода ограничена. Ты никогда не обращал внимания, что с лучшей стороны люди проявляют себя тогда, когда их свободу что–нибудь притесняет? Тогда они идут за нее на бой и сражаются. Когда вы живее всего — когда желаемое достигается с боем, или когда достается даром? Если людям взять вдруг и дать непомерно большую свободу, они растеряются и не будут знать, что с ней делать.
Найл не сказал ничего; что правда, то правда.
— Как, думаешь, все будет складываться, если люди уничтожат пауков? Попробуй представить себе картину.
Они отстроят заново свои города, спалят до единого паучьи тенета и будут закатывать грандиозные празднества. Затем начнут обучаться всему тому, что при пауках было под запретом: как делать аэропланы, океанские лайнеры и космические транспорты. Но уже через несколько лет они позабудут, что значит быть в рабстве у пауков. Свою свободу они начнут воспринимать как должное. Их внуки снова начнут искать себе приключений, так как мало–помалу начнет одолевать скука. Тебе известно, что все это когда–то уже имело место. Ты хочешь, чтобы пошло на второй круг? Найл покачал головой, от внутренней уверенности уже мало что осталось.
— Не все же такие.
— Хорошо, назови хотя бы одного.
Найл подумал; действительно, некого. Вспомнился Каззак с его неуемным властолюбием, и Ингельд — заносчивая, тщеславная; Мерлью? Эгоистка, все должно быть по ее. Очевидно, пришелец прав. Даже добрый по натуре Доггинз, и тот безнадежно ограничен — собственной грубоватой напористостью и полной слепотой в отношении собственных недостатков.
— Тогда чего ты от нас ждешь? Что мы должны сделать? Не успев еще спросить, он знал, какой последует ответ.
— Тебе надо решить самому.
— Но ты говоришь, мы должны научиться уживаться с пауками?
Ответа не последовало, и Найл истолковал это как молчаливое согласие. Подумал, и в голове вдруг мелькнула мысль.
— Может, если выживем их из города, то заставим заключить мир, примерно так, как получилось с жуками?
— Нет. Не выйдет.
— Почему?
— Чтобы выжить из города, вам непременно понадобится пустить в ход жнецы. А уж если вы примените оружие, процесс станет неуправляемым. Вы невольно будете продолжать стрельбу, пока не уничтожите их всех до единого.
Найл понимал, что так оно и будет. Вооруженный жнецом человек в глазах пауков подобен опаснейшей из ядовитых змей, он будет вызывать у них страх и отвращение. Рано или поздно это неизбежно увенчается вылазкой, и тогда люди так или иначе полностью с ними покончат.
— Но без жнецов как мы вырвем у пауков свободу?
— Не могу на это ответить. Размышляй, пока сам не отыщешь ответ.
Найл почувствовал волну гневливого отчаянья. Он словно был загнан в лабиринт логики: куда не сунься, везде тупик. Больше всего он чаял истребления пауков. Если это сделать, человек сделается хозяином Земли. Но человек к такой власти еще не готов. Ему сперва нужно гораздо полнее овладеть собственным умом. А придет он к этому гораздо раньше, если на земле останутся пауки, неотступно напоминая, что только борьбой можно удержать свободу. Казалось бы, нелепый парадокс, но человек нуждается в пауках сильнее, чем пауки в человеке.
Если человек пустит в ход жнецы, пауки окажутся истреблены. А если жнецы уничтожить, то что удержит пауков от возмездия — умертвить тварей, от которых сами едва не погибли?