Страница 138 из 173
Тщательно нацелясь, Найл нажал на спуск. Голубой луч отхватил щупальце, держащее Манефона за запястье, чуть пригнув оружие, удалось отсечь второе щупальце — толстое, схватившее добычу за ноги. Манефон с размаху грянулся оземь спиной. Отчлененные обрубки яростно извивались, остальные втянулись обратно в куст.
Манефон поднял с земли розовый цветок; тот не замедлил сомкнуться вокруг руки, но силы были уже не те, и хватка оказалась непрочной. Манефон отщипнул лепесток и сунул себе в рот.
— Прелесть. Еще лучше, чем тот.
— А ты как думал. Это растение опаснее.
Лепестки они поделили между собой и съели вместе с сухарями и вяленым мясом. Прав Манефон: действительно вкуснее, чем тот, первый. И кстати, что еще удивительно: несмотря на медвяный аромат, вкус у цветка напоминал мясо — великолепное дополнение к вяленому мясу и сухарям.
— Пора трогаться, — сказал Доггинз, поглядев вверх на солнце.
Неожиданно Найл ощутил покалывание возле правого бедра. Мгновенно стало ясно: трубка. Он полез в карман. Пальцы щипнуло так, что он чуть не отдернул руку. А когда стал вытягивать трубку из кармана, покалывание вдруг прекратилось.
От Симеона не укрылось, что Найл на миг изменился в лице.
— Что там еще?
— Ничего, — Найл решил, что это какой–нибудь очередной выкрутас атмосферы Дельты. Милон встал.
— Я, пожалуй, на минуту все-таки присяду под дерево.
— Только не задерживайся, — наказал Симеон. — И прихвати жнец.
— Жнец? — недоуменно переспросил Милон.
— С Дельтой не шутят.
Найл, решив, что пара минут под деревом развеет вызванную едой сонливость, подхватил жнец и двинулся следом за Милоном. Поднялся и Манефон.
Когда Милон пригнулся, собираясь поднырнуть под ветви, те, показалось, чутко вздрогнули. Найла вдруг пронзило ощущение немой угрозы. Шевеление напоминало жадное желание голодного животного. Найл невольно остановился и крикнул:
— Эгей, осторожнее там!
Но не успел договорить, как дерево захлопнулось, будто ловушка тарантула–затворника. Милон пронзительно вскрикнул; голос донесся уже из–под ветвей, сомкнувшихся, словно кулак.
Найл вскинул жнец, собираясь пальнуть, но вовремя сдержался. В этой трепещущей груде листьев, притиснутых к стволу, невозможно было различить, где находится Милон. Однако истошное «Помогите!» вывело его из оцепенения. Нацелясь на макушку дерева, Найл нажал на спуск и плавно повел стволом из стороны в сторону. Дерево зашипело рассерженной змеей, посыпались отрезанные ветки, обдавая на лету брызгами сока. Но нижние сучья, похоже, продолжали упорствовать. Более того, они сжали ствол с такой силой, что некоторые даже затрещали. Дерево стало заваливаться. Найл отпрыгнул, и тут крики неожиданно смолкли.
Один из сучьев ударил с такой силой, что сшиб Найла с ног. Дерево рухнуло в нескольких метрах.
Отгибать ветви было неимоверно трудно, все равно что разжимать намертво стиснутый кулак. Однако здоровяк Манефон совладал–таки с одной из них и крикнул:
— Я его вижу! Жнец сюда!
Найл подал оружие. Манефон, примерившись, аккуратно отрезал кусок двухметровой длины. Ветви внезапно разжались. Разметав их в стороны, Симеон вызволил Милона. Лицо у юноши было синюшное, одежда набрякла кровью.
Склонясь над неподвижным телом, Симеон разорвал на нем тунику и приник ухом к его груди.
— Дышит. Принесите кто–нибудь воды. — Подоспел со своей флягой Доггинз. Симеон плеснул пригоршню воды Милону на лицо, другой стер у него кровь со лба. Найл со злостью смахнул слепня, пытавшегося пристроиться у Милона на груди. Насекомое отлетело в сторону. Милон открыл глаза и попытался повернуть голову.
— Как ты?
Милон попытался ответить, но язык плохо повиновался. Слепень опять попробовал пристроиться и шлепнулся оземь от удара ручищи Манефона; секунда, и он хрупнул у него под ногой'/воздух наполнился специфическим запахом.
Они освободили Милона от туники и омыли ему тело Холодной водой: выяснилось, что кожа у бедняги сплошь усеяна язвочками и царапинами. Создавалось впечатление, что кожа проколота тысячей шипов. Помимо этого, у него из обеих ноздрей шла кровь. Когда Симеон взялся ощупывать ему конечности, выясняя, нет ли переломов, Милон, стиснув зубы, судорожно всосал воздух и лишился чувств.
Симеон поглядел сверху вниз на раздувшуюся лодыжку.
— Переломов, по–видимому, нет. Но ходить он не сможет несколько дней.
Доггинз досадливо застонал.
— Что же теперь делать?
— Есть только два пути. Или соорудить носилки и отнести его назад, или оставить здесь. Милон открыл глаза.
— Идите дальше, — заплетающимся языком пролепетал он.
Товарищи переглянулись меж собой.
— Придется мне остаться с ним, — сказал Симеон. — В одиночку ему здесь не продержаться.
Милон попытался приподняться на одном локте.
— Ничего, продержусь. Ничего мне не сделается. В конце концов, я сам во всем виноват…
— Да уж точно, дурня ты кусок, — сердито сверкнул на него глазами Доггинз.
— Нет, это моя оплошность, — вмешался Найл. — Меня пытались предупредить. — Товарищи недоуменно посмотрели на него. — За несколько минут до того, как он сунулся под дерево, начала щипаться трубка, — он вынул се из кармана. — А я не догадался.
— Предупредить, говоришь? — Симеон непонимающе поглядел на цилиндр. — А ей–то откуда может быть известно? Это же всего–навсего механизм.
— Да, но способный читать мысли, — Найл скинул трубку обратно в карман. — Так вот, не сообразил вовремя. Мне надо было догадаться еще тогда, когда мы возились с тем розовым цветком, вторым по счету. Он действовал на порядок проворнее, чем первый. Это потому, что мы находимся ближе к центру силы. Поэтому дереву не приходится дурманить добычу газом, ему сподручнее брать свое за счет быстроты. Оно действует скоростью.
— Если действительно так, — заметил Доггинз, — то чем ближе мы подходим к центру, тем для нас опаснее.
Найл пожал плечами, но ничего не сказал.
Вес сидели в угрюмом молчании, наблюдая, как Симеон обрабатывает раны Милона. Едва он успевал их помыть, как те снова начинали сочиться кровью. Сам Милон наблюдал за этой процедурой со странноватой отрешенностью.
— Оно, наверно, впрыснуло, какую–нибудь отраву или наркотик. Я почему–то ничего не чувствую.
Через несколько минут он снова потерял сознание. Симеон все, что годилось для перевязки, извел, чтобы остановить кровотечение. Через минуту повязки уже набрякли.
— Боюсь, он прав, — удрученно сказал Симеон. — Дерево, должно быть, впрыснуло что–нибудь, от чего перестала свертываться кровь. Чего доброго, еще час, и он истечет на нет.
— Чем можно ему помочь? — требовательно спросил Доггинз.
— Грязь бы помогла. И листья куста сувы.
— Как они выглядят?
— Продолговатые такие, посередине лиловая ягода наподобие виноградины.
— Мне кажется, я что–то такое видел возле тропы, на полпути сюда, — припомнил Манефон. — Темно–зеленые листья, вроде плюща.
— Совершенно верно.
— Схожу надергаю.
— Ради Бога, осторожнее. Не хватает нам еще одной потери.
Когда Манефон удалился, они попробовали замесить раствор в парусиновом ведре, засыпая в воду почву. Результат получился никудышный, грунт был до странности сухим и сыпучим.
— Там возле куста с розовым цветком, судя по звуку, должен был протекать ручей, — заметил Найл.
Симеон с тихим отчаяньем оглядел повязки, сквозь которые капля за каплей точилась кровь.
— Ладно, попробуй.
В одной руке Найл нес жнец, в другой парусиновое ведро. Двигался он с большой осторожностью и сделал порядочный крюк, избегая встречи с розовым цветком. Неподалеку находился околок с гадючьими ивами. Лишь удостоверившись, что с ветвей свисает серый мох, Найл решился протолкнуться через них. На той стороне действительно оказался ручей. Пологие берега покрывала изумрудно зеленая трава и меленькие цветки. С шелестом раздвигая стебли так. что обнажалась почва, Найл спускался к воде. Цветки прятались стебельками в грунт, оставляя снаружи лишь кончики головок. Найл ступал осмотрительно, стараясь без толку не давить растения.