Волшебный квартет

  Слева от Харкорта сквозь ветви свалился внутрь еще один тролль — сильно помятый, растерянный и окровавленный. Харкорт занес было меч, но не успел нанести удар: секира Шишковатого опустилась троллю на голову, и тот свалился на корни с раскроенным черепом и вывалившимися мозгами. Он так и остался лежать распростертым на корнях, покачиваясь вместе с ними.

  Хотя Харкорт не мог видеть, что происходит, но по движению ветвей, обращенных внутрь, он догадался, что наружные ветви яростно молотят кидающуюся на деревья Нечисть, неумолимо кося все на своем пути. Мало кому из чудовищ удавалось прорваться сквозь эту завесу, чтобы добраться до людей посередине.

  Под ногами у них время от времени появлялись мертвые или умирающие чудища, втоптанные в землю шагавшими корнями. Еще несколько великанов, троллей и гарпий ценой отчаянных усилий миновали хлеставшие со всех сторон ветви, но люди были наготове и тут же их приканчивали. Некоторое время они висели на ветках, колыхаясь вместе с ними, но потом срывались и падали под корни, которые всей тяжестью неумолимо наползали на них и оставляли раздавленными позади. Один раз люди внезапно увидели у себя под ногами зияющую волчью яму, но вовремя успели броситься в сторону и повиснуть на ветвях и благополучно ее миновали.

   Земля под ногами уже не так круто спускалась вниз, а постепенно стала и совсем ровной. Яростные вопли Нечисти, доносившиеся снаружи, начали стихать — их сменили жалобные завывания, которые эхом отдавались от холмов, окружавших долину.

  — Они разбиты,— сказал аббат,— Они знают, что разбиты, что мы их одолели. Они не смогли уберечь свое сокровище. Мы, наверное, уже у самой стены.

   Как только он это сказал, все ощутили толчок и услышали треск: деревья уперлись в стену. На мгновение они остановились, но потом снова двинулись вперед, и Харкорт услышал, как стена с грохотом рушится. Деревья переползли через ее остатки, и людям внутри пришлось карабкаться по грудам камней.

   Теперь под ногами у них была трава — гладкий, аккуратно подстриженный газон. Деревья расступились, открыв людям выход из тесного пространства между ними, и отодвинулись в стороны. Все было кончено.

   Харкорт оглянулся на холм, с которого они спустились. От самой рощицы перед пещерой тянулся по земле двойной ряд убитых и искалеченных чудовищ, поверженных ударами ветвей шагающих деревьев. По обе стороны его поодиночке и кучками стояли те из чудовищ, кто остался в живых. Они оглашали воздух печальными завываниями побежденных, предсмертными воплями потерпевшего поражение врага.

   Здесь мы в безопасности, подумал Харкорт, вспомнив, что говорил ему тролль с веревкой на шее: «Нечисть не смеет проникнуть за стену, она смертельно боится того, что там хранится». Позади них, среди лежавшей двойным рядом поверженной Нечисти, он заметил какое-то движение — это выползали из-под трупов изувеченные чудовища, в которых еще теплилась жизнь.

  «Мы дошли до цели,— подумал Харкорт.— Мы наконец достигли того места, на поиски которого отправились так давно. Всего несколько футов этого ухоженного зеленого газона отделяют нас от Элоизы и от призмы Лазандры. Теперь никаких сомнений уже не осталось». Он вспомнил, как, стоя на холме, видел огонек свечи, который мигнул на ветру и погас. И как он думал, не Элоиза ли держала в руках эту свечу, заслоняя огонь левой рукой, как-то догадавшись, что он здесь, что он видит огонек свечи, посылая ему сигнал, извещая, что ждет его.

  — Элоиза,— произнес он почти неслышно. Ему захотелось вспомнить ее лицо, но его по-прежнему закрывала прядь волос, развеваемых ветром, и он не мог его вспомнить.

  К нему подошел аббат с попутаем на плече.

  — Чарлз,— сказал он тихо,— Шишковатый зовет. Он хочет поговорить с тобой.

  — Шишковатый? Ну конечно. Как он?

  — Он умирает,— сказал аббат.

  «Не может быть,— подумал Харкорт,— Только не Шишковатый. Только не мой старый друг. Шишковатый неистребим, Шишковатый вечен!» Но он припомнил кровь, которая пенилась у него в ранах, когда они перевязывали его туго-натуго, как просил он сам.

  С тяжелым сердцем Харкорт вслед за аббатом пересек поляну и подошел к тому месту, где лежал на земле Шишковатый. Глаза его были закрыты, но когда Харкорт опустился на колени рядом с ним, они открылись. Он неуверенным’движением протянул руку, Харкорт схватил ее и сжал в своей руке.

  — Шишковатый,— сказал Харкорт и умолк. Больше он ничего не мог выговорить.

  — Хочу сказать только одно,— сказал Шишковатый.— Обещай мне, что не дашь этому святоше ничего надо мной бормотать. Удержи его насильно, если надо будет.

  — Обещаю,— ответил Харкорт.

  — Еще одно. Не горюй. Я знал, что это случится...

  — Откуда ты мог знать? — спросил Харкорт.— Уж не думаешь ли ты...

  — Помнишь Колодец Желаний? Я хотел заглянуть в него, но тут тебе понадобилось снять веревку с шеи дракона.

  — Я не стал ее снимать,— сказал Харкорт.— Он носил ее все эти годы, она принадлежит ему. Я только протянул руку, чтобы ее снять, и понял, что она по праву принадлежит ему.

  — Пока ты этим занимался, я ходил к колодцу.

   — Да, и когда я тебя спросил, что ты видел, ты сказал, что себя. Ничего удивительного — обычно себя и видишь, когда глядишь в колодец.

  — Я сказал тебе правду,— продолжал Шишковатый,— Я видел себя, только мертвого.

   Харкорт хотел что-то сказать, но не смог.

  — Я не особенно удивился,— сказал Шишковатый,— Я знал, что смерть близка, что она идет за мной по пятам. Помнишь, я тебе говорил, что люди моего племени живут намного дольше человека и что мы не стареем и не дряхлеем, а умираем раньше, еще в расцвете сил. Раньше, чем начинаем стареть.

  — Помню.

   — Когда я увидел себя в колодце, я понял, что уже не вернусь домой. Но это не самый плохой способ умереть. Ты расскажешь обо всем своему деду? Он поймет и не удивится. Он знал, что такое может случиться. Мы с ним были как братья. У нас не было секретов друг от друга.

   — Ему будет не хватать тебя,— сказал Харкорт.— И мне тоже. И всем нам.

  — Расставаться с жизнью мне не жаль, но мне очень не хочется оставлять вас. У вас впереди еще долгий обратный путь. Я надеялся, что успею еще немного вам помочь.

  Харкорт опустил голову и вспомнил прежние дни — истории, которые рассказывал ему Шишковатый, птичьи гнезда, лисьи норы и цветы, которые он ему показывал и называл, и как он учил его разбираться в звездах и находить север по небесной Повозке.

  Шишковатый снова закрыл глаза. Повязка у него на груди была вся пропитана кровью. Рука его дрогнула, потом опять крепко стиснула руку Харкорта. Он открыл глаза.

   — Секира теперь твоя,— сказал он.

   — Я буду беречь ее,— ответил Харкорт, стараясь сдержать слезы.— Я повешу ее на стене замка, рядом с большим камином.

   — Не горюй обо мне сверх меры. И запомни, никаких заупокойных слов. Никакого аббатского бормотанья.

   — Слов не будет,— пообещал Харкорт.

   — Оставьте меня как есть. Не копайте никаких ям. Завалите меня камнями, чтобы не добрались волки. Терпеть не могу волков. Не хочу, чтобы эти грязные пожиратели падали растащили мои кости по всей округе.

   — Тут много камней, из которых была сложена стена,— сказал Харкорт.— Я завалю тебя ими. Я сам их принесу.

   — Еще одно...

   Но глаза его снова закрылись, и он начал задыхаться, хотя рука его все еще крепко сжимала руку Харкорта.

   Харкорт увидел, что рядом стоит аббат, и поднял голову.

  — Еще не все,— сказал он.— Он еще держится. Хочет еще что-то сказать.

   — Я слышал, как он говорил, что не хочет никаких прощальных слов,— сказал аббат.— Я выполню его желание. Я люблю Шишковатого. Я всегда его любил, а в нашем путешествии он проявил себя как настоящий друг. Когда я сам был близок к смерти, он дотащил меня в бурю до хижины Нэн.

   Шишковатый пошевелился, и глаза его снова открылись.

   — Я слышал,— сказал он.— Я слышал, только как будто издалека. Аббат хороший человек, преданный своей вере, и хороший товарищ в пути. Я полюбил его. Передай ему, что я сказал.