Страница 172 из 211
— Нет, нет, приятель. Я об этом сейчас и думать не хочу. Почему ты так воинственно настроен?
— Потому что ты сам слишком распускаешь язык на эту тему,— ответил Харкорт.
— Говоря по правде,— сказал великан,— неудачное время вы выбрали, чтобы явиться сюда. Хуже не бывает. По этим местам шастает банда глупых римлян. Сам факт, что они здесь, вызвал сильнейшую волну неприязни ко всему человеческому.
— Я слышал, что здесь появились римляне,— сказал Харкорт.— Я надеялся, что они сюда не пойдут. Но раз уж они здесь, я ничего не могу поделать. Даже знай я их планы, я не мог бы их остановить.
— Ты очень изящно соврал насчет римлян,— заметил великан.— Нет, нет, пусть твой меч остается в ножнах, нам незачем спорить по такому поводу. Но я убежден, что ты знал про римлян прежде, чем они сюда явились. Остановить их или повлиять на их планы ты, конечно, не мог, но знать знал. И подозреваю, что ты отправился сюда не только на поиски своего беспутного дяди, хотя винить тебя я ни в чем не собираюсь. Только, во имя мира, постарайся не будить спящего зверя. Это все, о чем я тебя прошу.
— Я чувствую, намерения у тебя неплохие,— сказал Харкорт.— И раз уж ты знаешь мое имя, я счел бы за честь узнать твое.
— Мое настоящее имя,— ответил великан,— грандиозно и многосложно до нелепости. А знакомые зовут меня Агардом.
— Спасибо,— сказал Харкорт.— Но, зная имена друзей, хорошо бы еще узнать имена врагов.
— Сказать, что мы с тобой друзья, конечно, нельзя,— сказал великан,— но мы можем хотя бы вести себя, как подобает хорошо воспитанным людям. Я пришел сообщить тебе, что мы про вас знаем и будем за вами следить. Если вы не совершите ничего плохого, мы не причиним вам вреда. Или, быть может, правильнее было бы сказать — я сделаю все возможное, чтобы вам не причинили вреда. В настоящий момент я меньше всего заинтересован в чем-нибудь таком, что могло бы разжечь страсти у нашей молодежи. Если бы удалось без лишней крови выпроводить отсюда этих бестолковых римлян, я был бы очень рад. С севера и с востока нам угрожают варвары; не хватало еще, чтобы с юга на нас напали римские легионы. Даже небольшой бойни, жертвой которой станете вы четверо, будет достаточно, чтобы раззадорить нашу несдержанную молодежь.
— Насколько я понимаю, ты намекаешь, чтобы мы покинули вашу страну.
— Откровенно говоря, я был бы очень обязан, если бы вы собрали вещички и отправились восвояси. Но, боюсь, убедить вас это сделать мне не удастся.
— Видишь ли,— сказал Харкорт,— не надо забывать про моего дядю. Я его очень люблю.
— Тогда поскорее отыщите его и уходите. И при этом, ради меня и ради себя самих, действуйте как можно осторожнее. У нас хватает забот и без вас. Старайтесь ни во что не впутываться. Держитесь подальше к югу от римской дороги. Не злоупотребляйте своим везением. И не задерживайтесь здесь.
— Именно таковы наши намерения,— заверил его Харкорт.— Задерживаться здесь мы не собираемся. Еще несколько дней — и мы или услышим что-нибудь о моем дяде, или нет. И в любом случае скоро покинем эти места.
— Ну что ж,— сказал великан,— похоже, мы поняли друг друга, и теперь мне пора. Ты, конечно, понимаешь, что этот мой визит ни в коей мере не свидетельствует о хорошем к вам отношении. Я делаю это исключительно ради собственной выгоды. Я хочу сохранить спокойствие в стране и не допустить поголовного истребления римлян — нам совершенно ни к чему, чтобы Империя навалилась на нас с тыла. Спасением своей шкуры вы обязаны чисто политическим соображениям.
— Я все это понимаю,— ответил Харкорт,— Надеюсь, что больше нам встретиться не придется, хотя было приятно побеседовать с тобой.
— Я тоже,— согласился великан.— И от всей души.
Он поднялся, демонстративно повернулся к ним спиной и начал вразвалку подниматься по склону. Все смотрели ему вслед, пока он не исчез из вида.
— Что все это значит? — спросил аббат.
— Толком не понимаю,— ответил Харкорт.— Зная Нечисть, мы всегда приписываем ей гнусные побуждения. Но в данном случае я наполовину склоняюсь к тому, чтобы отчасти ему поверить. Он уже стар и, наверное, пользуется кое-каким весом среди своих соплеменников. Он в трудном положении. У них слитком много забот на севере и на востоке, и новые заботы на юге им совершенно не нужны. Я, правда, не уверен, что, если они расправятся с римлянами, это причинит им какие-нибудь новые хлопоты. Видит Бог, легионы сейчас уже не те, какими были когда-то. Но кто может сказать, что предпримут римские политики? На мой взгляд, Брошенные Земли нужны Империи только как буфер между нею и варварами, но кто знает...
— Теперь мы знаем: Нечисти известно, что мы здесь,— сказал Шишковатый.— Наверное, они уже не первый день следят за нами. Нас всего четверо. Они бы давно нас перебили, если бы имели такое намерение и не боялись потерь.
— Они играют с нами, как с котятами,— сказала Иоланда.— Глумятся над нами. Как над этим стариком. Если бы они хотели нас убить, они бы пришли сюда и так и сделали. Наверное, они могли бы это сделать в любое время за последние три дня.
— Я думаю,— сказал аббат,— безопаснее всего было бы бросить все и бежать. Только мне что-то не хочется.
— Мне тоже,— согласился Харкорт,— Все мы должны бы перепугаться и поступить именно так, только мне почему-то не страшно. Я никогда не отличался благоразумием.
— Я тоже,— заявил Шишковатый.— По-моему, надо двигаться дальше.
— Интересно, что случилось с нашим стариком,— сказал Харкорт.— Он убежал со всех ног, как будто за ним гнались все дьяволы ада.
— Может быть, он еще чешет вовсю,— сказал Шишковатый.— На этот раз ему, глядишь, удастся улизнуть.
— Оуррк! — визгливо прокричал попугай.
— Мне кажется, нам не надо здесь задерживаться,— сказал аббат.— Нам нужно искать место, где провести ночь и где можно было бы в случае чего обороняться. Что нам делать с этой птицей? Вдруг ее хозяин решит не возвращаться?
— Давайте ее выпустим,— предложила Иоланда.— Нельзя же оставить ее в клетке, она умрет от голода.
С этими словами она направилась к мельнице и вскарабкалась наверх. Повозившись с клеткой, она отыскала шпенек, на который закрывалась дверца, и вытащила его. Попугай вылетел наружу, вспорхнул на верхнюю перекладину мельницы и забегал по ней взад и вперед, что-то бормоча про себя.
Иоланда слезла на землю.
— Как-нибудь выживет,— сказала она.— Он может питаться семенами и плодами.
— Оуррк! — прокричал попугай.
— А красивая птица,— заметил аббат.— Куда эффектнее, чем наши павлины.
Попугай поднялся в воздух и стрелой полетел к аббату. Тот попытался увернуться, но попугай уселся ему на плечо.
— Спасигосподьмоюдушу! — завопил он.— Спасигос-подьмоюдушу! Спасигосподьмоюдушу!
Харкорт усмехнулся и сказал:
— Я думал, он это говорит, только когда висит вниз головой.
— Он потрясен святостью нашего друга аббата,— сказал Шишковатый.
Аббат покосился на попугая. Тот игриво щелкнул клювом, едва не достав до его носа.
— А ты ему понравился, аббат,— сказала Иоланда. — Он понял, что ты тут единственный добрый человек.
— Девушка,— строго сказал аббат,— я буду тебе очень благодарен, если ты не станешь меня подначивать.
Харкорт услышал какой-то шорох в густом кустарнике, которым зарос ближний склон оврага. Он оглянулся и увидел, как над кустами взлетело вверх чье-то тело. Раскинув руки и болтая ногами, оно на мгновение бессильно повисло в воздухе и с глухим стуком шлепнулось на землю. Харкорт разглядел длинные седые волосы и белую бороду. В том, что старик мертв, сомнений быть не могло.
Харкорт выхватил из ножен меч. Но ни в кустах, ни где-нибудь поблизости никого не было видно. Все в овраге, казалось, дремлет в лучах полуденного солнца.
В тишине слышалось жужжание пчелы.
— Не повезло ему,— сказал Шишковатый.— На этот раз они решили не заставлять его вернуться.