Страница 34 из 300
Должно быть, выражение ее лица смягчилось. Он снова насмешливо взглянул на нее.
— Я хотел сказать тебе раньше. Мне нравится смотреть на твои груди снизу, — заявил он. — Они выглядят уже не как груши, а как дыни, ты это знаешь?
— Я не обращала внимания, — запальчиво ответила она. — Разве нужно это обсуждать? Должен ли министр умереть, если умрет кто-нибудь из Бельмонте?
Рамиро покачал головой.
— Я заявил об этом, и граф бы согласился, по-моему, но тут Родриго попросил меня отменить эту санкцию. Сказал, если Гонзалес поклянется защищать их, то ему этого достаточно. Интересно… не могла ли ему надоесть жена, как тебе кажется? Они уже давно женаты.
— Не так давно, как мы, — ответила Инес. — И если ты думаешь, что она ему надоела, то ты большой глупец. Просто дело в том, что сэр Родриго Бельмонте — человек набожный, он верит в могущество бога и готов довериться воле Джада и публичной клятве Гонзалеса. Меня это совсем не удивляет.
Рамиро несколько секунд не отвечал.
— Собственно говоря, он сказал, что не хочет, чтобы наши враги, причинив вред семье Родриго, могли заставить меня казнить министра. Я об этом не подумал.
Инес тоже не подумала. Но она уже много лет вела такие разговоры.
— Он сказал это просто потому, что ты не стал бы его слушать, если бы он выдвинул причину, связанную с верой.
— Вероятно, — согласился Рамиро слишком уж миролюбиво. Он весело посмотрел на нее. — Я все же думаю, что ему могла надоесть жена. Он попросил нас молиться за него, потому что ему придется поехать домой.
— Видишь? — быстро сказала Инес. — Он верит в силу молитвы.
Король расхохотался, чем испортил ей торжество. Снаружи продолжал доноситься грохот и стук работ. Замок Эстерена превращали в настоящий дворец, построенный слишком явно по образцу дворцов юга. В каком-то смысле это наносило оскорбление богу. Но королеве нравились планы по расширению жилых помещений.
— Еще разок, госпожа моя? — спросил жену король Вальедо.
Она прикусила губу.
— Если ты после пойдешь со мной в часовню.
— Договорились, — ответил он и встал с кушетки.
— И будешь произносить вслух молитвы вместе со мной, — быстро прибавила она.
— Договорились. — Он подошел и встал над ее скамьей, но потом опустился перед ней на колени, протянул руку и прикоснулся к ее волосам.
— И не будешь отпускать шуточек по поводу литургии.
— Договорились. Договорились, Инес.
Для летнего дня эта сделка казалась выгодной. Она отложила свое шитье. И даже подарила ему улыбку. Труд на благо Джада здесь, в Эсперанье, оказался долгим и неожиданно тяжелым. Он вел ее по таким путям, которых она никак не могла предвидеть у себя дома, в Фериересе, двадцать лет тому назад, когда девочкой мечтала по ночам не о мужчине, а о боге. Она соскользнула со скамьи к своему мужу, на покрытый новым ковром пол. Ей этот ковер тоже нравился. Он прибыл из Серии, с самого севера Аль-Рассана.
Учитывая все обстоятельства, решение Родриго Бельмонте выехать вчера вечером, чтобы попасть домой на рассвете, опередив свой отряд, который прибыл вместе с ним из Эстерена, было несколько опрометчивым.
Он был одним из самых великих воинов на полуострове. Здешние места не представляли большей опасности, чем любая другая открытая местность в редко населенном Вальедо, а значит, в действительности были весьма опасными.
Обе блуждающие луны, которых народ киндатов называл сестрами бога, висели в небе, и обе были почти полными. Вдалеке, за немногочисленными ранчо и предгорьями, виднелись смутные очертания гор Халоньи. При ярком свете и сверкающем ясном небе Родриго можно было легко заметить издалека, пока он ехал в одиночестве по лугам, где еще носились дикие стада вальедских коней.
Конечно, это означало, что он тоже мог издали заметить приближение опасности, а его черный жеребец был способен уйти от любого другого коня на этой равнине. Если кто-нибудь имел бы глупость напасть на него после того, как понял, кто он такой.
Следовательно, такой нападающий должен был отличаться дерзостью, граничащей с безумием, а Капитан должен был глубоко погрузиться в ночные размышления, чтобы попасть в засаду так близко от дома.
Нападавшие выждали, пока его конь не оказался посередине речки, образующей западную границу ранчо Бельмонте. Он уже фактически находился на собственной земле.
В конце лета река обмелела и не доставала черному коню даже до холки в самом глубоком месте. Он шагал по дну, а не плыл. Но когда лучники поднялись из осоки у кромки воды, словно призраки мертвых, Родриго понял, что кто-то это учел. Каким бы быстрым ни был его конь, вода замедлит его движения в течение нескольких первых секунд. Стрелкам из лука этого будет достаточно.
Первые же слова нападавших подтвердили его догадку.
— Мы выстрелим в коня, сэр Родриго. Не пытайтесь убежать.
Он не хотел, чтобы они убили коня.
Родриго огляделся. Десяток мужчин, все с лицами, завязанными платками, и в низко надвинутых шляпах. Их коней он не видел. Вероятно, они спрятаны ниже по течению.
— Слезайте с коня. В воду. — Тот же человек заговорил снова, голос его заглушал платок.
— Если вам известно мое имя, то вам также известно, что вы обречены, продолжая это безумие, — тихо сказал Родриго. Он еще не слез с коня, но и не позволял ему двигаться.
— Ваш конь погибнет, если вы останетесь в седле. Слезайте. Он повиновался, нарочно спрыгнув вперед, на более мелкое место. Вода доходила ему до талии.
— Бросьте свой меч на берег.
Он заколебался.
— Мы не станем стрелять в вас, сэр Родриго. Мы убьем вашего коня. Бросайте меч.
— За мной следуют около ста пятидесяти человек, — ровным голосом предупредил Родриго, но снял перевязь с мечом.
— Они отстали от вас на полночи.
Кажется, говоривший был очень хорошо информирован. Родриго бросил меч и пояс на траву, подальше от реки. Он заметил то место, куда упал меч, но кто-то уже поднял его, так что это не имело значения.
— Теперь идите к нам. Оставьте коня там, где он стоит. Кто-нибудь его заберет.
— Он неохотно подчиняется чужим рукам, — предупредил Родриго.
— Это наши трудности, — ответил говоривший с ним. — Мы привыкли иметь дело с лошадьми. Идите сюда.
Родриго выбрался из воды сквозь речные водоросли. Его повели дальше на восток, по его собственной земле, что было особенно оскорбительно. Однако здесь, на самой границе поместья, и среди ночи никого не было. Его заставили пройти несколько сотен шагов, постоянно держа под прицелом, правда, не его, а коня. Кто-то здесь действовал мудро.
Они подошли к какой-то пастушьей хижине. Как все хижины, она была маленькой, пустой, всего лишь примитивное укрытие для пастухов от дождя или снега, который иногда выпадал зимой.
Кто-то зажег факел. Его втолкнули внутрь. Шестеро вошли вслед за ним, пряча лица, не произнося ни слова. Говорил только предводитель. Они отобрали оба его ножа: тот, что за поясом, и тот, что в сапоге. Связали ему руки спереди, а потом вбили колышек в утоптанный земляной пол хижины; заставили его лечь на землю, завели связанные руки за голову и привязали их к колышку. Стянули с него сапоги и таким же образом связали его щиколотки. Вбили еще один колышек и обмотали веревку, стягивающую ноги, вокруг него. Он не мог двигаться с высоко поднятыми над головой руками и связанными ногами, пригвожденный к земле.
— Как вы думаете, что произойдет, — спросил Родриго, нарушив молчание, — когда мой отряд завтра прибудет на ранчо и узнает, что я не появился?
Вожак, который стоял в дверях и смотрел на действия своих подчиненных, лишь покачал головой. Потом сделал знак остальным. Длинный факел воткнули в землю, и они ушли, оставив его в хижине связанным, словно жертвенное животное.
Он услышал удаляющиеся шаги, потом приближающийся топот коней, потом удаляющийся стук копыт. Беспомощно пришпиленный к собственной земле, Родриго Бельмонте несколько мгновений лежал молча, прислушиваясь к удаляющемуся топоту всадников. А потом, столь же беспомощно, но уже по другой причине, он не смог удержаться и начал смеяться. Трудно было переводить дыхание с так высоко поднятыми руками; он кашлял и задыхался, из его глаз лились слезы.