Страница 135 из 300
Раздался смех. Альвар поискал взглядом ибн Хайрана. Тот сел в кресло в углу сада, там он мог вытянуть ногу.
Дина и Разель вернулись, торжественно неся свои произведения на серебряных подносах. Никто не сказал ни слова по поводу пирожных. Альвар, по мнению которого дочери служили доказательством милости к нему обеих лун, счел пирожные восхитительно вкусными. Он так и сказал. Мариза следила за тем, чтобы его бокал все время был полон вина.
За него поднимали тосты несколько раз, потом потребовали ответной речи. Он отпустил несколько кислых шуток насчет того, что уже готов устроиться на отдых у очага, но не может себе этого позволить, до тех пор пока не сбросит с плеч это бремя и благополучно не выдаст дочерей замуж. Девочки недовольно хмурились.
Аммар из своего угла заявил, что они с Элианой никак не готовы уступить свое место у очага. Альвару придется подождать своей очереди.
Торжество закончилось. Когда друзья собрались уходить, Альвара тронула и немного удивила та сердечность, с которой они его обнимали. Его все еще изумляло, что он — мужчина, у которого почти взрослые дочери и любящая жена, и что так много людей относятся к нему с любовью. В собственном представлении он, в большинстве случаев, оставался все тем же юношей, едва достигшим мужественности, который давным-давно выехал однажды утром верхом из Карказии, со смехотворно высоко поднятыми стременами, вместе с Родриго Бельмонте.
Кажется, он много выпил, гораздо больше обычного. Это дело рук Маризы. Она, очевидно, решила, что сегодня ему это полезно. Он помнил, как целовал на прощание Элиану, нежно ее обнимая, и как погладила она его по щеке. Это тоже вызвало у него удивление еще много лет назад, когда он понял, что она его одобряет. Он огляделся. — Девочки исчезли, и близнецы Аммара и Джеаны тоже. Где-то наверху почти наверняка устраивают какую-нибудь шалость. Вероятно, скоро раздастся крик.
Теперь во дворе стало тихо и немного прохладно. Мариза вынесла шаль для себя и для Джеаны, которая отвела домой мать и вернулась. Джеана зажигала свечи. Альвар приподнялся было, чтобы помочь, но она жестом велела ему снова сесть в кресло.
Он покорно сел, но затем, повинуясь сильному порыву, встал, взял бутылку и бокал, подошел и сел рядом с Аммаром. Ибн Хайран допивал последние капли вина, Альвар снова наполнил его бокал.
— Живи спокойно, милостью божьей, старый друг, — сказал ему Аммар с печальной улыбкой. — Прими мою любовь и добрые пожелания, сегодня и всегда.
Альвар кивнул.
— Сделаешь кое-что для меня? — спросил он. — Я знаю, что сегодня праздник. Это был хороший праздник. Но девочки ушли наверх с вашими мальчиками, и нам не нужно беспокоиться, что мы их разочаруем.
— И хорошо, — ответил Аммар серьезно.
Альвар фыркнул. Все подшучивали над ним по поводу его дочерей.
— Но, по правде говоря, этот день будет казаться мне фальшивым, если мы притворимся, будто ничего не произошло, не изменилось. Я не могу притворяться. Аммар, ты импровизировал для королей и халифов, окажи честь дню моего рождения и сделай то же для меня. Или я прошу слишком много?
Выражение лица Аммара изменилось. Он поставил свой бокал.
— Это мне ты окажешь честь, — тихо ответил он. — У тебя есть тема?
— Ты знаешь тему.
Обе женщины подошли ближе и теперь, закутавшись в шали, сели рядом на каменную скамью.
Воцарилось молчание. Они смотрели на ибн Хайрана и ждали. Сверху доносился смех их детей, звенел над садом из открытого окна.
Аммар произнес:
Мерный, красивый голос смолк.
Альвар поднял глаза к небу. Показались первые звезды. Белая луна скоро взойдет над Сореникой. Сияет ли она над полуостровом к западу от них?
Время навалилось на него, подобно гире. Оба сына Родриго стали взрослыми. Один стал министром, другой — главнокомандующим Эспераньи. Они служат королю Рамиро Великому. А Родриго лежит в Эстереней, под статуей, под камнем.
Альвар снова наполнил свой бокал и поставил его нетронутым на скамью рядом с собой, в качестве жертвенного возлияния. Он встал, протянул руку Аммару, нога которого так до конца и не зажила после того боя в сумерках у Силвенеса.
— Пойдем, — произнес он. — Уже темно и холодно. Я думаю, нам всем нужен свет, и дети.
Он увидел, что Джеана поставила свой бокал на стол рядом с собой, как это сделал он. Мариза провела их в дом. Тихо сказала что-то слугам. В тот вечер они ужинали вместе в ярко освещенной комнате, где горели два камина, под смех своих сыновей и дочерей. Было уже очень поздно, когда Аммар и Джеана с детьми ушли домой; их дом стоял совсем близко от дома Альвара.
Альвар слушал, как Мариза и няня укладывают двух слишком возбужденных молодых девушек. Он поднялся наверх, чтобы пожелать дочерям спокойной ночи, а потом они с женой прошли по коридору в свою спальню и закрыли дверь, и задернули шторы, отгораживаясь от ночи.
Снаружи свет белой луны озарял двор, заливал воду и мелких, быстрых рыбок в воде. Серебрил оливы и фиги, высокий кипарис у покрытой плющом стены и поздние травы. И этот бледный свет падал на три бокала вина, которые нарочно оставили, наполненными до краев, на каменном столе, на каменной скамье и на краю фонтана…
Тигана
Ты бросишь все, к чему твои желанья
Стремились нежно; эту язву нам
Всего быстрей наносит лук изгнанья.
Ты будешь знать, как горестен устам
Чужой ломоть, как трудно на чужбине
Сходить и восходить по ступеням.
Что может помнить пламя? Если оно помнит немного меньше необходимого, оно гаснет; если помнит немного больше необходимого, тоже гаснет. Если бы только оно могло научить нас, пока горит, как правильно помнить.
ПРОЛОГ
Обе луны стояли высоко в небе, затмевая все звезды, кроме самых ярких. По обеим сторонам реки горели цепочки походных костров, уходящие далеко в ночь. Тихо струилась Дейза, ловила лунный свет и оранжевые огни костров и отражала их ровной волнистой рябью. И все лучи света стекались к нему, туда, где он сидел на речном берегу, обхватив руками колени, и думал о смерти и о минувшей жизни.
Ночь великолепная, думал Саэвар, глубоко вдыхая теплый летний воздух, запах воды, водяных цветов и растений, наблюдая за отражением голубого лунного света в серебристой реке, прислушиваясь к тихому шелесту течения Дейзы и поющим голосам у далеких костров. На другом берегу реки тоже поют, отметил он, вслушиваясь в голоса вражеских солдат, долетающие с севера. Странно, как трудно вложить ощущение абсолютного зла в эти мелодичные голоса и слепо ненавидеть их, как, по-видимому, положено солдату. Только он в действительности вовсе не солдат и никогда не умел ненавидеть.
1
Пер. М. Лозинского.