Мозаика Парсифаля

– Переводчика?

– Да.

– Хорошо.

Один за другим четыре португальских моряка подошли к столу, не скрывая своего любопытства. Двое говорили по-итальянски, один – по-английски. И лишь единственный нуждался в услугах переводчика. Каждому из четырех Майкл говорил одно и то же.

– Я ищу женщину. Ничего особенного, ничего серьезного. Просто сердечные дела. Очень вздорная баба. Ведь каждый из нас встречал таких, не так ли? Но сейчас она явно хватила через край, и я беспокоюсь как бы ей самой не стало плохо. Мне сказали, что у нее на «Кристобале» есть друг. Поэтому она могла появиться на пирсе, задавать вопросы, пытаться проникнуть на судно. Очень привлекательная женщина, среднего роста, блондинка. Одета скорее всего в плащ, на голове широкополая шляпа. Не заметили ли вы такую? Если припомните, в вашем кармане окажется значительно больше лир, чем сейчас.

Каждый матрос, выслушав Майкла и получив пять тысяч лир, возвращался к своим товарищам. Каждому Хейвелок говорил:

– Все, что вы мне сообщите, останется между нами. Если кто-то заинтересуется темой беседы, повторите то, что я говорю: я ищу сексуальной связи с мужчиной, но не хочу иметь дело с сукиными сынами, которые опасаются оставить свои документы на время сеанса в регистратуре отеля.

Когда отошел третий моряк, бармен уверенно заявил:

– Этот малый всегда готов оставить документы в отеле.

– Ну, значит, он вовсе не мой тип.

– Это хорошо.

– Все равно – благодарю за информацию.

– Не стоит благодарности.

Ничего. Похожей женщины не видели и о ней не слыхали у пирса, где был отшвартован «Кристобаль». Четыре португальских матроса вернулись к своей выпивке.

Хейвелок еще раз поблагодарил мало что понимающего бармена и, сунув еще одну банкноту в карман его фартука, спросил:

– Как пройти в «Пингвин»?

– Хотите увидеть людей с «Эльбы»?

– Именно.

– Я пойду с вами, – сказал бармен, снимая фартук и перекладывая деньги в карман брюк.

– Зачем?

– Похоже, вы порядочный человек. Порядочный, но глупый. Вы ввалитесь в «Пингвин», начнете задавать вопросы и раздавать деньги. Попадется один-единственный матрос с длинным ножом – и вам достаточно.

– Я способен постоять за себя.

– Вы не просто глупый, вы очень глупый. Я хозяин «Тритона», и меня очень уважают в «Пингвине». Со мной вы будете в большей безопасности. Вы слишком торопитесь расшвыривать деньги.

– Я просто спешу.

– Тогда поторопимся! Здесь теперь очень скверно по утрам, синьор. Не то что в прошлые времена, когда люди довольствовались тем, что им давали. Теперь им хочется отхватить все. Вы это сразу почувствуете. Негодяям бывает комфортно, лишь когда они упьются до потери сознания. Пошли!

Кафе, расположившееся на расстоянии пяти кварталов от «Тритона», возродило в памяти ту жизнь, с которой Майкл, казалось бы, уже покончил. Ему не раз приходилось бывать в подобных местах. Именно в помойке человек забывает себя. Если в «Тритоне» собирался мусор человечества, то в «Пингвине» первоклассной клиентурой считались самые грязные отбросы общества. Клубы табачного дыма были здесь еще гуще, шум – еще громче. Посетители не бродили, пошатываясь, а просто спотыкались, цепляясь ногами за все предметы, а то и просто так, исполненные жестокости. Эти нелюди находили удовольствие в том, чтобы унизить того, кто послабее, кого они считали недостаточно храбрым.

Это единственное, на что эти подонки были способны. Они непрерывно боролись с призраками, порожденными тайными ужасами, гнездившимися в их душах.

Владельца «Тритона» с готовностью приветствовал его коллега. Внешним видом хозяин «Пингвина» ничем не отличался от своего заведения. Беззубый, с покрытыми густой шерстью руками, похожими на два окорока. Ростом он был пониже владельца «Тритона», но силой мог сравниться с диким кабаном, готовым при малейшем поводе взорваться яростью.

Короткие приветствия, которыми обменялись владельцы кафе, были простой данью вежливости, но в тоне хозяина «Пингвина», как и говорил человек из «Тритона», слышались нотки почтения. Все удалось устроить без особых трудов, не вдаваясь в подробности.

– Американец ищет женщину. Это их дело, и нас оно не касается, – сказал владелец «Тритона». – Вполне вероятно, что она намерена отплыть на «Эльбе», и кто-то из здешней рвани знает об этом или видел ее. Американец готов заплатить.

– Тогда ему лучше поторопиться, – ответил угрюмый кабан. – «Духи» примерно с час тому назад ушли, думаю, что они уже ссут кровью у своих котлов. С минуты на минуту должен явиться второй помощник и увести палубную банду.

– Сколько их осталось?

– Восемь, может быть, десять. Я лиры считаю, а не морды.

– Пусть один из ваших людей незаметно обойдет столики и поспрашивает, а когда найдет всех – скажет мне. Освободите столик для моего гостя. Я буду подводить их по одному.

Матросы с «Эльбы», в различной степени ступора, неохотно подтягивались к столику, усаживались и выслушивали Хейвелока, итальянский которого заметно улучшался по мере того, как повторялись вопросы. Майкл внимательно вглядывался в лицо каждого, в его глаза, изучая реакцию, стараясь уловить намек на понимание и не пропустить движение зрачков, указывающее на ложь. У шестого матроса неожиданно дернулись губы, в голосе проскользнуло напряжение, не связанное с парами алкоголя, а в мутных глазах мелькнуло инстинктивное желание побыстрее прекратить разговор. Этот человек наверняка что-то знал.

– Вы видели ее, не так ли? – произнес по-английски Майкл, теряя над собой контроль.

– По-итальянски, пожалуйста, – вмешался владелец «Тритона».

– Прошу прощения. – Хейвелок по-итальянски повторил свой вопрос, звучавший скорее как обвинение.

Моряк ответил пожатием плеч и, переменив позу, хотел было встать. Майкл мгновенно вытянул руку и крепко сжал запястье матроса. Последовала злобная реакция. Покрытые склеротическими жилками глаза еще сильнее налились кровью, губы приоткрылись, как у хищного пса, обнажив ощерившиеся, покрытые желтыми никотиновыми пятнами неровные зубы. Нет сомнения, сейчас он поднимется и, пьяно пошатнувшись, ринется в атаку.

– Успокойся! – приказал владелец «Тритона» и быстро, не глядя на Хейвелока, заговорил по-английски: – Покажите ему деньги! Скорее! Эта свинья схватит вас за горло, и вся свора, как по сигналу, бросится на нас. Нам ничего не удастся узнать. Вы правы. Он видел ее.

Хейвелок отпустил руку моряка и извлек из кармана толстую пачку удивительно маленьких по размеру банкнот. Он отделил две бумажки и положил перед матросом на стол. Сорок тысяч лир. Дневной заработок в море.

– Как видите, – начал он по-итальянски, – это у меня не последние деньги. Вы их получите, но только по моей воле. Взять лиры просто так вы не сможете. С другой стороны, вы вправе уйти, ничего не сказав. – Майкл откинулся на спинку стула, враждебно глядя на моряка. – Но у меня есть возможность причинить вам серьезные неприятности, и я намерен это сделать.

– Каким образом? – Матрос был вне себя от злости. Его взгляд метался между Хейвелоком и владельцем «Тритона». Последний сидел неподвижно, но напряженная поза показывала, что в тактике Майкла он усматривает опасность.

– Каким образом? – Майкл наклонился вперед и придвинул к себе две банкноты, словно две карты при игре в банкира. – Я поднимусь на «Эльбу», отыщу там капитана. Ему не понравится то, что я скажу о вас.

– Che cosa?[11] Что… Что вы сможете сказать обо мне такого, чтобы капитан захотел слушать? – Моряк неожиданно заговорил по-английски.

Затем повернулся к хозяину «Тритона».

– Может быть, эта свинья уже держит тебя за горло, старик? Тогда я отлично сам справлюсь и с тобой, и с этим богатым americano. Помощи мне не нужно. – Матрос расстегнул «молнию» на своей куртке из грубого сукна. Из ножен, прикрепленных к поясному ремню, торчала рукоятка ножа. Под влиянием выпитого виски голова моряка дернулась. Еще мгновение, и он переступит тончайшую линию… завяжется схватка.

11

В чем же дело? (ит.)