Страница 6 из 167
Я озадаченно нахмурился, и Винтер добавил:
— Линии уходят в оба конца и сориентированы по бесчисленным векторам. Если бы мы могли отправиться строго назад вдоль Э-линии, мы бы попали в прошлое. Но такое невозможно, поскольку в этом случае два тела окажутся совмещены в едином пространстве со всеми вытекающими последствиями. Принцип Максони позволяет нам передвигаться, так сказать, под прямым углом к нормальному смещению. Мы можем избрать направление в пределах трехсот шестидесяти градусов, но исключительно на том же Э-уровне, с которого стартовали. Таким образом, наше прибытие в Стокгольм ноль-ноль произойдет одновременно с отправлением из ИП-три,— Старший капитан рассмеялся.— Во время первых путешествий это обстоятельство вызвало немало недоразумений и взаимных упреков.
— Стало быть, все мы постоянно перескакиваем из одной вселенной в другую, даже не замечая этого? — скептически хмыкнул я.
— Необязательно все и необязательно постоянно,— пожал плечами Винтер.— К примеру, в момент эмоционального стресса периодически наблюдается нечто похожее на эффект смещения. Неужели вы способны заметить изменение положения двух песчинок или даже двух атомов внутри песчинки? Серьезные отклонения, касающиеся нескольких индивидуумов, происходят значительно реже. Возможно, и вам время от времени приходилось наблюдать незначительные расхождения — то какая-нибудь вещица передвинется или исчезнет неизвестно куда, то внезапно переменится характер вашего знакомого, то вдруг появляются искаженные воспоминания о минувших событиях. Вселенная отнюдь не так постоянна, как принято считать.
— Ваши рассуждения ужасающе правдоподобны. Допустим, теорию я принимаю. А теперь опишите мне это средство передвижения.
— Просто небольшая М К-станция, помещенная на самодвижущиеся шасси. Способна передвигаться по земле, твердому покрытию, а также по спокойной воде. Это позволяет нам выполнять большинство пространственных маневров и снижает вероятность подвергнуться риску при осуществлении операций на поверхности в незнакомых условиях.
— А где остальные члены вашей команды? Должны быть еще по крайней мере трое.
— Они на своих постах. Перед рубкой управления имеется небольшой отсек с ходовым механизмом.
— Если приборы настроены на автоматическое возвращение, зачем вам на борту техники?
Винтер пристально взглянул на меня.
— Вы не представляете себе всей сложности управления этим устройством,— сказал он.— Необходим постоянный контроль.
— А для чего это? — Я указал на коробку, откуда добыл пистолет.
Скользнув по ней взглядом, старший капитан печально улыбнулся.
— Ах вот где вы взяли оружие. Оно не могло быть вашим. Я-то знаю, что вас обыскивали. Это чертов Дойл с его беспечностью. Тоже мне, охотник за сувенирами! — Он осторожно коснулся раненой руки.— Я велел ему сдать мне все образцы до возвращения на базу, он и сдал. Так что, видимо, просчет все же мой.
— Это не ваш просчет,— успокоил я его.— Просто я ловкий парень. Зато не слишком храбрый. По правде говоря, меня до смерти пугает мысль о том, что меня ждет в пункте назначения.
— С вами будут хорошо обращаться, мистер Баярд,— заверил Винтер.
Слабое утешение. Стоит ли доверять его словам? А может, по прибытии выскочить из фургона, устроить пальбу, бежать... Нет, этот вариант тоже не сулит ничего хорошего. Куда я потом денусь в этом Империуме? Меня устроит лишь обратный билет. Тут я поймал себя на том, что уже думаю о моем мире как об ИП-три, и был вынужден признать, что почти верю в историю старшего капитана.
Последовал еще один глоток из синей бутылки.
Не считая размеренного гула, в помещении царила гнетущая тишина. Дойл по-прежнему корпел над приборами, Винтер ерзал на стуле, беззвучно подкашливал и хранил молчание. Создавалось странное ощущение движения, хотя стены не передавали ни малейшей вибрации.
— Почему мы не взрываемся, проходя через эти уничтоженные линии, и не горим на раскаленных? Если я правильно понял, иной раз ваше транспортное средство оказывается внутри какого-нибудь из тех кусков породы, что вы фотографировали.
— Мы не задерживаемся там достаточно долго,— ответил Винтер.— Видите ли, сударь, отрезок времени, который разведчик затрачивает на пересечение очередной линии, не имеет длительности в данной системе координат, и потому мы не успеваем вступить в физический контакт с окружением.
— А как вы умудряетесь фотографировать и пользоваться передатчиком?
— Камера остается в зоне действия нашего поля. В действительности каждая фотография — это сложение видов из нескольких близко расположенных линий. Поскольку они отличаются друг от друга совсем незначительно, снимки выходят достаточно четкие. Естественно, в данном случае свет выступает не как событие, а как условие. Ну а для передатчиков используют разновидность Сети, способную проводить радиосигналы.
Не понимаю.
Несмотря на смятение, мне удалось немного расслабиться. Синяя бутылка оказалась весьма кстати. Я глотнул еще.
— Я занимаюсь изучением явления, которое назвал А-энтропией,— продолжил Винтер.— И с помощью кинокамеры мне удалось зафиксировать несколько весьма захватывающих последовательностей. На их примере у нас есть возможность отследить варианты «развития» несколько иного характера, нежели то, с которым мы сталкиваемся при субъективном восприятии. Видите ли, если направить камеру на определенный объект и по мере прохождения через линии вести съемку в одной и той же временной точке, связь трансформации данного объекта с предыдущими событиями покажется нам такой же очевидной, как и пространственно-временные изменения, воспринимаемые нами при движении вдоль Э-линии,— Несмотря на то что я не проронил ни слова, старший капитан говорил все более увлеченно.— Представьте себе обычную кинопленку. На каждом кадре запечатлено слегка изменившееся положение объекта как в пространстве, так и во времени. Сменяя кадр за кадром, мы видим развитие действия. Человек идет, волна разбивается о берег, лошадь скачет и так далее. Так вот и в моих фильмах примерно то же самое. Получается довольно интересный ряд образов. Позвольте вам продемонстрировать.
Подавшись вперед с пистолетом в руке, я внимательно проследил, как Винтер встал, вынул из шкафчика небольшой прибор, разместил его на столе и занялся какими-то приготовлениями. Через несколько секунд на белой стене возникла четкая картинка. Посреди поля стоял человек с мотыгой.
Старший капитан сопровождал показ своими комментариями:
— Мы удалялись от базы. Обратите внимание на возрастающие отклонения...
Человек постепенно менялся, как и обстановка вокруг него. Все плыло и странным образом смещалось, хотя никаких движений я не наблюдал. В небе светило солнце. Падающий лист висел в воздухе. Мотыга человека замерла над небольшим зеленым растением. Кадр за кадром сорняк разрастался, листья занимали на экране все больше места. Они делались крупнее, на них проступали кроваво-красные пятна. Человек же, оставаясь на месте, словно отступал. Черенок его мотыги стал короче, лезвие — длиннее. Корчась и изгибаясь, металл принимал новую форму. Руки фермера также утрачивали длину, прибавляли в обхвате. Спина выгнулась горбом.
Окрестная растительность, расплывшись в стороны, точно по поверхности водоема, где исчезла вовсе, а где собралась бесформенными кустиками. Сорняк рос. Мясистые листья норовили облапить существо, отдаленно напоминающее человека. Его плечи покрыл роговой панцирь, клещевидные руки сжали нечто напоминающее алебарду со сверкающим лезвием. По краям каждого листа появились зубчики, и оружие существа увязло в переплетении их толстых черенков. Корни чудовищного растения, выбившись из-под земли, оплели могучие ноги того, кто недавно был человеком. Существо тоже набирало вес, и его голова тяжелела соразмерно с массивными челюстями.
Поле вокруг опустело, лишь кое-где зелень сбилась в плотные куртины. Окруженное листвой чудовище возвышалось над растением. Древко алебарды под напором стеблей согнулось в дугу, отсеченные усики засохли, листья увяли, превратившись в сморщенную коричневую шелуху, однако на их месте уже возникли новые нежно-розовые ростки. Зубцы растения скребли выпуклый панцирь. Под безучастными небесами, в полной тишине, передо мной развернулась неподвижная, беспощадная битва.