Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 204



Весть о прибытии Интеба успела достичь царя Атласа, восседавшего на высоком алебастровом троне у дальней стены с фреской за очагом, — он явно только что правил суд. Чиновники с глиняными табличками поспешно покидали мегарон, а вооруженные стражи выталкивали человека в колодках. Интеб отступил в тень, выжидая, пока восстановится порядок, дабы войти, как подобает мужу его ранга, выступающему от имени самого властелина Египта. Колодник был наг, за исключением повязки на бедрах, его покрытое запекшейся кровью тело было сплошь покрыто синяками. Один из стражей ткнул его в спину рукоятью меча, тот споткнулся, а затем, оглянувшись, бросил ругательство через плечо.

Ошеломленный Интеб замер на месте.

Перед ним был Эсон, сын Перимеда, наследник микенского трона.

Второй раз страж ударил уже покрепче, и осевшее тело Эсона торопливо выволокли из атриума.

 Глава 4

— Отличное вино, мой дорогой Интеб, — проговорил царь Атлас, похлопывая египтянина по руке, словно в знак подтверждения собственных слов. Толстые белые, похожие на мясные колбаски пальцы царя были украшены перстнями. — Оно родом с южного склона прямо за Кноссом. Чтобы получить этот глубокий пурпурный цвет и неописуемый аромат, мехи вымачивают в винном соусе. Вино следует разбавлять десятью частями воды — настолько оно крепко.

Высокую амфору в половину человеческого роста осторожно наклонили, чтобы неторопливая струя вина, вытекая, не прихватила масла, которым вино было залито сверху, чтобы предохранить от воздуха. Золотую чашу с великолепной чеканкой — сценами ловли диких быков — налили не до верха. Один из рабов склонился над нею с губкой, промокая золотистые капельки оливкового масла. Только после этого чашу поставили на низкий стол рядом с Атласом. Чтобы почтить гостя, сидевшего по правую руку от него, царь сам долил холодной воды, а потом наполнил кубок Интеба; пригубив, тот кивнул.

— Превосходное вино, царственный Атлас, вдвойне превосходное, когда пьешь его из твоих рук.

— Я пошлю его фараону. Десять амфор… нет, двадцать — большее число обладает и большей силой.

Довольный собою, Атлас кивал, улыбался и потягивал вино. Огромная расплывшаяся туша. А в молодости — Интеб знал это — был ведь отважным моряком, провел свой корабль до Золотого Рога и дальше в Восточное море, потом вверх по Истру… Там деревья росли так тесно и близко, что ветвями своими закрывали небо. Люди в этих лесах воевали каменным оружием, были покрыты шерстью, у них росли звериные хвосты… по крайней мере так говорили. И если прежний воин еще прятался где-то внутри этой глыбы мяса, об этом теперь ничто не свидетельствовало. Складки мертвенно-бледной, как у утопленника, плоти сползали на шею и руки. На голове царя не было ни волоска — словно у бритого жреца, не было даже бровей и ресниц, глаза же, утопавшие в жире, поблескивали сине-зелеными огоньками. Губы царя улыбались, хотя глаза оставались холодными. Растянутые в улыбке накрашенные губы открывали черный рот, в котором торчали редкие бурые пеньки, оставшиеся от зубов. В довершение всего боги лукаво пометили этого человека: шею и одно ухо его покрывало воспаленное красно-пурпурное пятно: к счастью, багровая левая сторона лица царя не была обращена к Интебу, сидевшему справа. Должно быть, в годы юности царь действительно был одним из храбрейших — иначе как можно выжить со столь многочисленными признаками немилости небес. В Египте его не оставили бы в живых, даже родись он среди благородных: таких сразу после рождения отдавали водам Нила, дабы священнейшие из крокодилов пресекли неугодную богам жизнь.

— Расскажи мне о Египте, — проговорил Атлас, искоса бросив на Интеба лукавый взгляд.

Интеб приложился к вину и причмокнул губами в знак удовольствия. Думать приходилось быстро. Не следует полагать, что этот царь, налитый белым салом словно жертвенный боров, допустил, чтобы и разум его тоже заплыл жиром. Ведь он правил морской империей уже три десятилетия. Такое бывало нечасто. Что-то он знал, о чем-то догадывался, а значит, правда позволит наилучшим образом скрыть свои мысли. Интеб не был новичком в дворцовых интригах, и его радовала возможность вновь окунуться в них после лет, проведенных среди варваров.

— Мне почти не о чем рассказывать, царственный Атлас, я странствовал и много месяцев не видел дома.

— В самом деле? Весьма интересно. Расскажи мне о твоих путешествиях.

— Они скучны, о царь: по большей части это были варварские страны.

— Расскажи же, удовольствие и интерес гостят повсюду. Терпкие вина хороши на охоте, только что убитый вепрь лучше, когда его жарят над костром. — Взгляд холодных глаз вновь обратился в сторону. — Разве мальчишки с округлыми задами не столь же хороши в диких странах? И девки с толстыми животами и большими грудями?



Подцепив кусок мяса золотой вилкой, Интеб окунул его в острый соус и принялся жевать. Придется говорить правду… ее не избежать.

— Большую часть этих долгих месяцев, царь, я провел в скалистых Микенах, выполняя повеление фараона.

— Строил им стены, Интеб, чтобы воевали с нами, атлантами?

Знает, понял Интеб, и пытается подловить.

— Нет, великий Атлас, кому же по силам воевать с Атлантидой, что правит над морями и берегами всюду, где пожелает? Разве опасно для вас, атлантов, это жалкое племя, гнездящееся на прожаренной солнцем скале? Их жалкие стены годятся, только чтобы воевать с другими ничтожными племенами, обитателями деревень. Вижу, что ты, царь, обо всем уже знаешь. У тебя глаза бога Гора.

— Не глаза, Интеб, шпионы, которых можно купить за козий помет. Ты удивишься, узнав об их россказнях.

— После великолепия твоего двора меня уже нечем удивить, — отвечал Интеб, склоняя голову. Атлас расхохотался и протянул руку к истекающему медом жареному цыпленку.

— Интеб, твоему фараону хорошо служат. Мне бы хотелось, чтобы и у меня были столь же верные слуги. — Одним движением он разодрал тушку пополам и принялся жевать. — Перимед умеет жалить как овод. — Изо рта царя вылетали кусочки мяса, мед стекал по подбородку. — Твой фараон поступил мудро, он купил царька высокими стенами и воротами, которые пришлось возводить рабам микенцев. И корабли Перимеда теперь не опасны египетским берегам.

— Но ведь они не опасны и водам, где властвует Атлантида?

— Конечно, нет. Я не сказал, что царь глуп. Потому твои труды в Микенах и не беспокоят меня. Впрочем, я не сомневаюсь, что ты хорошо омылся, оставив эту зловонную яму…

— И умастил себя благовониями, а одежду, которую запачкал среди микенцев, сжег прежде, чем предстать перед могущественным Атласом.

Оба расхохотались, и Интеб ощутил облегчение, однако продолжал держаться настороже. Там, в глубинах развалившейся перед ним жирной туши, все-таки прятался юный Атлас, кормчий и воин, и присутствие его выдавал только холодный взгляд царя. И теперь былой витязь вооружен был лучше, чем прежде, не одной силой рук: мегарон дворца источал запах интриги… слабый, но вполне различимый. Богатые купцы и судовладельцы раскинулись на каменных скамьях, покрытых подушками, возле стен зала. Над ними резвились на фресках дельфины, перед ними стояли столики с угощением… они ели и пили, громко перекликались. И были настороже. Как львы, отдыхающие после охоты, после убийства, готовы были они в любой момент прыгнуть на жертву. А пока они говорили, внимательные глаза не знали покоя, чтобы не пропустить ничего… все время возвращаясь к расплывшейся на троне возле стены туше Атласа, средоточию их интересов.

Главный писец из архивов читал царю список поступлений в царские кладовые, громко, так, чтобы слышали все. В Атлантиде не было придворного поэта, но зато писцы составляли хроники увеличения ее богатства.

— …и три кувшина, шесть котлов с треножниками, и три сосуда с вином, масло, ячмень, оливы, фиги, запас пшеницы, домашний скот, вино и мед: все это дары могучего Маттиса, купца, вернувшегося из дальнего странствия.