Страница 2 из 189
Уже неплохо. Оно могло быть и чем-то таким, что из расистского снобизма Старк не назвал бы человеком. Например, тем безымянным мерцающим созданием, улыбавшимся странными бледными губами...
Старк снова закрыл глаза.
Оно лежало, это непостижимое «я», которое было Старком, вытянувшись в темноте чужой оболочки, тихое, сосредоточенное, настороженное. На мягких черных лапах подобралась паника. Обошла вокруг вжавшегося в землю «я», обнюхала, тронула лапой, ткнулась носом и, заскулив, полоснула кривыми когтями. Немного погодя ушла ни с чем.
Губы, которые стали теперь губами Старка, скривились в тонкой жестокой улыбке. Однажды он просидел шесть месяцев в одиночной камере Лунных казематов. Если человек сумел пройти через такое, сохранить рассудок и выйти оттуда на своих ногах, значит, он мог вынести все.
Тогда он понял с некоторым облегчением, что женщина и четверо ее спутников, вероятно, с помощью гипнотического воздействия смягчили шок. Его подсознание принимало перемену; лишь на сознательном уровне разум был до смерти напуган.
Старк медленно и цинично выругался по адресу женщины на семи языках и нескольких малоизвестных наречиях. По вполне понятным причинам он пришел в неописуемую ярость из-за того, что какая-то баба столь бесцеремонно им помыкает. Но потом подумал: «Какого черта, как-никак я жив. И, похоже, это наилучший вариант из всех возможных!»
Снова приоткрыв глаза, он тайком оглядел свой новый мир.
Старк лежал в углу квадратного каменного зала довольно больших размеров, разделенного двумя рядами колонн из какого-то темного венерианского дерева. Тут и там стояли грубые длинные скамьи и столы. В круглых кирпичных очагах между колоннами тлели угли, и дым поднимался вверх, заволакивая золото и бронзу щитов, развешанных на стенах и фронтонах, сталь мечей и копий, гобелены, шкуры и трофеи.
В зале было очень тихо, а где-то снаружи шел бой — тяжелый и жестокий. Шум не нарушал тишины, а лишь делал ее глубже.
Кроме Старка в зале находились еще два человека — неподалеку от него, на низком помосте. Один неподвижно сидел в высоком резном кресле, положив на стол большие, покрытые шрама-
ми руки; второй раболепно пристроился на полу у его ног. Тот, второй, опустил голову, поэтому грива белых волос скрывала лицо и арфу, которую он держал между ног. Судя по тому, что этот человечек был альбиносом, он родился на болотах.
Старк снова посмотрел на мужчину в кресле.
— Почему она не прислала вестей? — сурово спросил тот.
Арфа внезапно издала резкий аккорд. И все.
Но Старк этого почти не слышал. Все его внимание было поглощено говорившим. Сердце сильно забилось. Мускулы напряглись и застыли в ожидании. Во рту появился горький привкус — привкус ненависти.
Старк никогда раньше не видел этого человека, но его руки свело от желания с ним разделаться.
Мужчина был высок, почти семи футов ростом, и мускулист, как ломовая лошадь. Его тело, обнаженное выше пояса, с золотой чеканкой, несмотря на вес, казалось гибким и быстрым, словно у гончей. Лицо мужчины было квадратным, костистым, обветренным и все еще молодым. Это лицо когда-то много смеялось, любило вино и хорошеньких девушек; теперь все осталось в прошлом, кроме, возможно, вина. Его искажала гримаса жестокости и боли, словно оно глядело из клетки. Старку был знаком этот взгляд, он встречал его в Лунных казематах. Через весь лоб мужчины шел широкий белый шрам. Запавшие синие глаза казались темными под полузакрытыми веками. Мужчина был слеп.
Где-то снаружи, вдалеке, кричали и умирали люди.
Старка все больше раздражало ощущение, будто его шею что-то сдавливает. Осторожно, стараясь не зашуршать соломой, он поднял руку. Пальцы нащупали спутанную бороду, а под ней — металлическую пластину.
На новом теле Старка был ошейник, как у злой собаки.
К ошейнику крепилась цепь. Старк не мог нащупать никакой застежки. Эта штука не снималась.
У Старка в висках гулко стучала кровь. Ему уже приходилось носить цепи, и он их не любил. Особенно вокруг шеи.
В дальнем конце зала открылась дверь. В помещение ворвался туман, и красноватый дневной свет упал на черный каменный пол. Вошел какой-то человек — высокого роста, полуголый, светловолосый и весь в крови. Клинок его длинного меча со скрежетом волочился по плитам пола. Грудь мужчины была рассечена до кости, и он свободной рукой сжимал края раны.
— Весть от Бьюдаг! Нас оттеснили обратно в город, но мы пока удерживаем Ворота.
Никто не ответил. Маленький человек кивнул белой гривой. Мужчина с рассеченной грудью повернулся и вышел, закрыв за собой дверь.
При упоминании Бьюдаг в Старке произошла любопытная перемена. Он никогда раньше не слышал этого имени, однако оно сидело в его мозгу, словно цель для копья, окутанное странными эмоциями. Старк не мог определить свое чувство, но оно отодвинуло слепца на задний план. Простая горячая ненависть остыла. Старк расслабился, его охватило какое-то ледяное спокойствие, обманчивое, как у спящей кобры. Он спрашивал себя, что произошло. Он ждал Бьюдаг. Слепец ударил по столу кулаками и встал.
— Ромна,— приказал он,— подай мой меч.
Маленький человечек посмотрел вверх. У него оказались молочно-голубые глаза и лицо дружелюбного бульдога.
— Не будь глупцом, Фаолан.
Фаолан мягко возразил:
— Будь ты проклят. Принеси мой меч.
Снаружи умирали люди, и отнюдь не безропотно. Кожа Фаолана лоснилась от пота. Внезапно он сделал резкое движение, пытаясь схватить Ромну.
Ромна увернулся. В его бледных глазах стояли слезы. Он сказал жестоко:
— Ты будешь только путаться у всех под ногами. Сядь.
— Я найду место,— ответил Фаолан,— чтобы упасть на свой меч!
Ромна пронзительно закричал:
— Заткнись! Заткнись и сядь!
Фаолан схватился за край стола и весь затрясся, закрыв глаза. Из-под век побежали слезы.
Бард отвернулся, и арфа вскрикнула, словно женщина.
Фаолан глубоко вздохнул, медленно выпрямился, обошел резное кресло и приблизился к Старку.
— Что-то ты слишком тих, Конан. В чем дело? Ты должен бы радоваться, смеяться и греметь своей цепью. Ведь ты получишь то, что хотел. Или ты печален потому, что у тебя больше нет разума, чтобы это понять?
Он остановился и пошарил по соломе ногой, обутой в сандалию, нащупал бедро Старка. Старк не шевелился.
— Конан,— нежно проговорил слепой, надавив Старку ногой на живот,— Конан — собака, предатель, головорез, нож в спине. Помнишь, что ты сделал в Фалге, Конан? Нет, теперь не помнишь. Я обошелся с тобой несколько сурово, и ты больше ничего не помнишь. А вот я помню. Пока я буду жить во тьме, я буду помнить.
Ромна ударил по струнам арфы, и те всхлипнули, горько оплакивая сильных мужей, которых погубило предательство. Полилась музыка, далекая, грустная, но не мягкая. Фаолан задрожал — это было похоже на то, как дергается шкура животного. Лицо его исказилось, словно железо, меняющее форму под ударами молота. Неожиданно он опустился на колени, взял Старка за плечи. Потом его руки скользнули к горлу Старка и сомкнулись на нем.
Шум битвы снаружи затих.
Старк сделал молниеносное движение. Как будто видя и зная, что она там, он схватил ненатянутую тяжелую цепь и размахнулся ею.
Удар, казалось, будет смертельным. Старк всем сердцем желал размозжить Фаолану голову. Но в последнее мгновение он сдержался и расчетливо нанес удар по затылку. Фаолан охнул и упал на бок, и тут же подскочил Ромна. Альбинос отбросил арфу и выхватил нож. В глазах его застыло изумление.
Старк вскочил на ноги и отступил, угрожающе замахиваясь цепью. Его новое тело двигалось превосходно. На поверхности все было отлично, но внутри его психика и нервная система затеяли гражданскую войну. Старк был в ярости на самого себя за то, что не убил Фаолана. Он был в ярости на самого себя за то, что совершенно потерял контроль над собой и хотел убить человека без всякой причины. Он ненавидел Фаолана. Ему не нравился Фаолан, потому что он плохо его знал. Тренированный, расчетливый и бесчувственный мозг Старка вступил в борьбу с нахлынувшей волной беспочвенных эмоций.