Страница 10 из 12
— А Донатовский?
— Да вы что, Саша? — округлила глаза Рита. — Никогда! Донатовский такой же «помешанный». Кроме того, он любит свою жену, и Лиза была для него не больше, чем талантливая актриса. Впрочем, в его устах это был лучший комплимент. Талантливая актриса… Про Лизины «романы» я вам не смогу ничего рассказать — увы… Лиза скрывала их так же тщательно, как и Валера. Я знаю, о чем вы сейчас подумали. Нет, в последнее время Лиза ни с кем не была.
— А когда она так изменилась?
— Около полугода назад. Что тогда произошло, лучше спросить у Валеры. В тот вечер они были вместе. Ходили к родителям.
Она задумалась снова, стараясь припомнить тот день в деталях.
— Кстати, именно их родители и были «общими врагами», — сказала она. — Так что сначала я отнесла перемены, происшедшие с Лизой, именно на их счет. Но потом оказалось, что дело совсем не в этом. То есть в тот вечер они все там действительно перессорились, но это у них происходило постоянно. Родители ругаются с девочками, потом ругаются между собой, потом девочки собачатся… Милая семейка! Так что к делу это не относится. Но именно в тот вечер отношения между Валерой и Лизой дали трещину, которой уже не суждено быть склеенной… Но вот о причинах ссоры я не знаю. Опять же лучше поговорить с Валерой. Мне она ничего не скажет — я для нее всю жизнь только глупенькая пустышка, на которую не стоит обращать внимания.
— Я непременно это сделаю, — пообещала я. — Если вы мне поможете, Рита.
— Конечно, — кивнула она. — Я устрою вам это знакомство.
— И не только с Валерой.
— Да, я поняла.
Мы долго разговаривали. Не могу сказать, что наша пространная беседа пролила свет на происшедшее с Лизой, но все-таки я сумела кое-что понять.
Как в игрушечном калейдоскопе, разноцветные стекляшки вертятся перед глазами, а потом из них образуется картинка. Сейчас «стекляшки» еще хаотично двигались перед моим мысленным взором, но я все больше и больше погружалась в это их «броуновское движение», испытывая интерес, что же за «цветочек» из этого получится?
История была загадочной, не оставила меня равнодушной.
Судите сами — очень спокойная, веселая, радостная девушка двадцати двух лет от роду, идет на встречу с родственниками (пусть даже они там и собачатся, по Ритиному выражению!), и вдруг ее жизнь резко меняется! Она становится угрюмой, замкнутой, постоянно чего-то боится, перестает общаться с подругами и, как сказала Рита, производит впечатление «человека одержимого манией преследования»! Никто ничего не знает, хотя все видят, что с Лизой что-то не так. Более того, именно в тот вечер они насмерть поругались с сестрой, с которой, как я поняла, до этого их связывали достаточно близкие отношения. Если принять во внимание род занятий Валеры и предположить, что ссора произошла именно по этому поводу, то почему раньше это не беспокоило Лизу? Сама Валера тоже не объясняла, что случилось. А спустя некоторое время Лизу находят в парке задушенной! И в связи с тем, что у девушки были рыжеватые волосы, все радостно списывают это на маньяка!
— А вот мне все-таки кажется, что он тут ни при чем, — пробормотала я, глядя, как за окном все больше и больше сгущается туман. — Так что мне ужасно хочется поговорить с Валерой. И как можно скорее!
Глава 6
Мы шли по улице, растворяясь в тумане, и, когда наконец Рита остановилась и сказала: «Это здесь», — я не могла понять, какое отношение к театру имеет этот выплывавший из тумана бункер, куда более похожий на овощной склад или…
Ну да. На склеп.
— О-о, — высказала я вслух свое удивление.
— У Донатовского немного странное видение жизни. И такого ее проявления, как театр, — вздохнула Рита. — Но, если вы войдете внутрь, может быть, ваши ощущения изменятся…
Она потянула на себя тяжелую дверь, вполне достойную «театра-гробницы», и мы вошли.
Старушек с программками, непременный атрибут любого нормального театра, здесь заменил крутолобый амбал, который немедленно отреагировал на наше появление тяжелым и недовольно-вопросительным взглядом.
«Какого черта», — говорил этот взор.
— Вова, мы к Донатовскому, — сразу объяснила Рита, немного съежившись.
Похоже, громоздкий Вова был тут одной из самых уважаемых личностей!
— А это кто? — подозрительно посмотрел он на Пенса и меня. Наверное, мы не казались ему достойными доверия. Оно, конечно, и правильно…
— Это мои знакомые, — терпеливо пояснила Рита. — Может быть, мне удастся устроить их к нам.
Он осмотрел нас с Пенсом, и в его взгляде было нетрудно определить скепсис — поэтому в том, что нам тут «не обломится» и звездами данного театра мы не станем, сомнений не возникало. Однако, видно, он решил, что чашу позора нам нужно испить до дна, и великодушным жестом указал на ведущий в глубь здания коридор.
— Проходите.
Мы двинулись в указанном направлении.
«Чем дальше в театр, тем становится мрачнее», — отметила я про себя, с любопытством разглядывая стены, окрашенные в адское сочетание красного и черного, от чего сразу становилось ясно — ничего хорошего в будущем нам не дождаться.
Наконец Рита остановилась перед еще одной тяжеленной дверью, украшенной, как вы и сами догадались, теми же любимыми режиссером Донатовским цветами, и робко постучала.
— Войдите, — раздался веселый голос, и Рита толкнула дверь, впуская нас в «святая святых» великого маэстро.
Сам маэстро сидел за столом и напряженно писал что-то на листе бумаги. Правда, вид у него был виноватый, будто он до этого ковырял пальцем в своем носу.
Но к нашему приходу он постарался создать имидж трудолюбивого человека, углубленного в творчество.
— Рита? — вопросительно посмотрел он на нас.
— Костя, познакомься. Это Александра и Сергей. Они…
Она оглянулась на нас, ища поддержки.
— Мы детективы, — решилась я на откровенность, наблюдая за его реакцией.
Кстати, о Донатовском…
Он совершенно не соответствовал созданному мной образу. Более того, я была вынуждена в данном случае признать, что «действительность намного пошлее и банальнее воображаемого мной типажа».
Мне он показался «свидетелем Иеговы», честное слово. Я даже перепугалась, что он тут же начнет шпарить наизусть Библию.
Наверное, они просто не могли найти себе применения, наши бывшие комсомольцы, которых он чем-то напоминал. Кто-то из них рванул в секту «иеговистов», а этот парень решил обрести душевный уют в театре. Простой театр показался ему скучным. Вот он и нагромоздил в бункере эти кошмарные фантазии и, увы, посчитал, что все это — ново и здорово.
Роста он был маленького, начинающуюся лысину старательно прикрывал жидкими прядями, так что сразу и навечно выпал из сферы моих женских интересов. Кроме того, его взгляд был исполнен надменности и в то же время какой-то наивной глупости. Руки… А вот руки были самым отвратительным в его облике! Мало того, что они были несоразмерно большими, с толстенькими колбасками-пальцами, так он их еще все время потирал, невольно привлекая к ним внимание!
Одет же он был, как вы, наверное, уже догадались, в черный пиджак, красную рубашку и черный галстук.
«Что у него за дикая мания к трауру?» — подумала я, с любопытством разглядывая сию неприятную личность.
Он, в свою очередь, смотрел на нас с не меньшим интересом.
— Де-тек-тивы? — переспросил он и неприятно хохотнул. — Такая юная девица?
Эта фраза была сказана так пренебрежительно, что я почувствовала слабый укол обиды. Кажется, мне предлагается сразу стать его врагом? Хотелось бы знать, к чему бы это?
— Так, — кивнул он, смирившись с тем, что я все-таки детектив. — Надо думать, ваше посещение вызвано гибелью нашей актрисы… Ну, что ж. Мы в трауре, но… Я отвечу на ваши вопросы. Хотя вам самим не кажется, что несколько неуместно врываться к скорбящим об утрате людям?