Идентификация Борна

– Почему?

– Потому что физические каналы, пропускающие и передающие эту информацию, больше не функционируют так, как прежде.

Человек сидел без движения.

– Ответ на этот вопрос в Цюрихе, – пробормотал он.

– Не сейчас. Вы еще не готовы, еще недостаточно окрепли.

– Я обязан это сделать!

– Да, вы сделаете это, но позже.

Прошло две недели. Словесные упражнения продолжались, а поскольку время лечит, восстанавливались и физические силы пациента. Росла стопка исписанных доктором бумаг.

Была середина утра девятнадцатой недели. День был ясным. Средиземное море было спокойным и блестящим. По установившейся привычке пациент доктора Восборна прогуливался несколько часов вдоль залива и поднимался к холмам. Он увеличивал дистанцию примерно на одну-две мили в день, темп ходьбы ускорялся, остановки в пути сокращались. Cейчас человек сидел на стуле перед окном спальни, дыхание его было тяжелым, а рубашка пропиталась потом. Он прошел в спальню через боковой ход, примыкающий к гостиной. Это было более удобно, чем проходить через гостиную, превращенную Восборном в приемную и постоянно заполненную посетителями.

Они сидели на стульях, со страхом наблюдая за тем, какие медицинские услуги будут оказаны в это утро. На самом деле ничего особенно плохого не было. Джефри Восборн все еще был пьян, как русский казак, но все эти дни оставался в седле.

Дверь спальни отворилась, и вслед за этим в комнату ворвался улыбающийся доктор. Его халат еще сохранил следы крови.

– Мне удалось! – в его голосе было больше эмоций, чем ясности. – Я собираюсь открыть собственную биржу и жить на комиссионные. Я стану собственником.

– О чем вы говорите?

– Как мы уже обсуждали раньше, это именно то, что вам нужно. Вам необходимо сменить обстановку – и вот, пожалуйста. Не более двух минут назад безымянный Жан-Пьер нанялся на выгодную работу! По крайней мере, на неделю.

– Как вам это удалось? Я думал, что такая возможность никогда не представится.

– Это оказалось возможным благодаря больной ноге Клода Ламоша. Я объяснил ему, что мои запасы обезболивающих средств очень ограничены, мне всегда их недостает, и моим пациентам приходится быть терпеливыми. Мы стали торговаться, и разменной монетой стали вы.

– Неделя?

– Если вы будете послушным, он вас оставит. – Восборн на миг замолчал, но потом продолжил: – В конце концов, все это не так уж страшно, верно?

– Я в этом не уверен. Месяц назад – возможно, но не сейчас. Я говорил вам, что готов уехать, и уверен, что вы возражать не будете. Теперь у меня есть неотложное дело в Цюрихе.

– Я тоже хочу, чтобы вы проявили себя там наилучшим образом. Мои интересы эгоистичны, и не нужно меня извинять за них.

– Я готов к Цюриху.

– Внешне – да. Но поверьте на слово, – чрезвычайно важно то обстоятельство, что вы провели много часов в воде, кромешной ночью, в шторм. Поэтому вам необходимо пройти еще одну проверочку в жестких условиях.

– Еще одну проверку?

– Самую простую, которую я могу устроить для вас в условиях Порт-Нойра. Если бы я был фокусником, я сделал бы для вас шторм и небольшое кораблекрушение. Хотя бы попытался. Но, с другой стороны, Ламош сам нечто вроде шторма – очень трудный человек. Опухоль на его ноге пройдет, и он вас возненавидит. Так же, как все остальные, ведь вы займете чье-то место.

– Благодарю вас за подарок.

– Не надо обижаться. Мы попытаемся объединить два стресса. По крайней мере, вы проведете одну или две ночи на воде, а поскольку Ламош вряд ли откажется от своих привычек, то это враждебное окружение подхлестнет вашу память, имитируя первоначальную стрессовую ситуацию.

– Еще раз спасибо. Предположим, что они захотят выбросить меня за борт. Это будет самым идеальным условием для проверки, я полагаю. Но что хорошего в том, что я попросту утону?

– О, я думаю, что до этого не дойдет, – улыбнулся Восборн.

– Я рад вашему оптимизму, но хотел бы надеяться на лучшее.

– Вы должны… Вы будете защищены даже без меня. Я не Клод Бернар или де Бак, но я – это все, что имеют жители этого островка. Я им необходим, и они не захотят меня потерять.

– Но вы мечтаете уехать отсюда, а я – ваша выездная виза.

– Пути Господни неисповедимы, дорогой мой пациент. Идите спокойно. Ламош обещал встретить вас в доке, чтобы вы освоились с его хозяйством. Вы выйдете в море завтра утром, в четыре часа. Считайте это приятным круизом.

Такого круиза у него еще никогда не бывало. Шкипером этой грязной, залитой маслом и нефтью рыбацкой лодки было совершенное ничтожество, которого звали Капитан Блэй. Команда представляла квартет неудачников. Это были единственные люди, согласные плавать под началом Клода Ламоша. Регулярным пятым членом команды был брат старшего из рыбаков, который занимался установкой сетей. Этот факт оставил тяжелый осадок на душе Жан-Пьера, как только лодка покинула залив около четырех утра.

– Ты объедаешь моего брата! – злобно прошипел рыбак между двумя быстрыми затяжками сигареты. – Вырываешь хлеб у его детей!

– Но это всего лишь на неделю, – попытался оправдаться Жан-Пьер.

Все было бы значительно легче, предложи Восборн временно безработному недельную компенсацию, но доктор и его пациент решили воздержаться от такого компромисса.

– Я надеюсь, ты хотя бы умеешь работать с сетями?

Конечно, он не умел.

В течение последующих семидесяти двух часов были моменты, когда человек по имени Жан-Пьер думал, что финансовая компенсация была бы некоторой гарантией. Беспокойство, охватившее его еще в заливе, не ослабевало даже ночью. Особенно ночью. Ему казалось, что за ним неотступно наблюдают сотни глаз, когда он лежал на кишащем крысами палубном матрасе, надеясь заснуть.

– Эй, ты! Посмотри на часы. Мой помощник устал. Замени его! Поднимайся! Ты порвал сети сегодня днем. Мы не желаем расплачиваться за твою глупость. Вставай, чини их!

Сети.

Если обычно на одну сторону сети вставало двое, то он всегда был один. Две руки вместо четырех. Если он работал рядом с кем-то, то ему всегда доставался больший вес, либо удар плечом, либо толчок. И еще Ламош. Хромой маньяк, который измерял каждую милю моря лишь рыбой, которую он потерял. Его голос походил на хрипящий пароходный гудок. Но пока он не трогал пациента доктора Восборна. Единственно, что он сделал, это послал доктору записку: «Попробуйте только еще раз совершить со мной такое. Не касайтесь ни моей лодки, ни моей рыбы».

По плану, они должны были вернуться в Порт-Нойра на исходе третьего дня. Это случилось, когда они уже находились в виду берега. Сети были уложены в середине лодки. Жан-Пьер чистил палубу щеткой. Двое других членов команды поливали палубу водой из ведра, похожего на бадью. Они лили воду гораздо чаще, чем незнакомец мог смывать ее щеткой, и при этом старались намочить скорее парус, чем палубу. В один из моментов бадья поднялась очень высоко, на миг ослепив Жан-Пьера, в результате чего он потерял равновесие. Тяжелая щетка с металлическими нитями вместо щетины выскочила из его рук и задела бедро сидящего на корточках рыбака.

– Дьявол!

– Ради бога, простите, – проговорил Жан-Пьер, вытирая воду с глаз. – Извините. И скажите своим друзьям, чтобы они лили воду на палубу, а не на меня.

– Мои друзья ни в чем не виноваты!

Рыбак схватил щетку, вскочил на ноги и выставил ее вперед, как штык.

– Хочешь позабавиться, пиявка?

– Прекратите. Отдайте щетку.

Рыбак толкнул щетку вперед. Стальные прутья ударили в живот и грудь, проникая через одежду. Непонятно, что это было: то ли прикосновение к старым ранам, то ли реакция на постоянное беспокойство, не покидающее Жан-Пьера все эти дни. Он и сам этого не понимал. И его ответ был как сигнал тревоги, как нечто, подтолкнувшее его к действию.

Он схватил ручку щетки правой рукой, с силой направив ее в сторону нападающего рыбака. И одновременно высоко поднял левую ногу, тараня ею горло противника.