Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 11



— Ну уж про вас я ничего не говорю, — поспешила оправдаться я. — Может быть, я удалась такой жуткой кошелкой в тетю Веру?!

— Бедная тетя Вера! Какая же ты вредина! Насчет кошелки не знаю, но нахалка ты точно первостатейная! Несчастная тетя Вера регулярно притаскивает тебе из Америки подарки, а ты называешь ее жуткой кошелкой!

— Да я себя так называю! А ты всегда все переворачиваешь!

Я чмокнула ее в нос.

— Еда? — строго спросила мама, указуя перстом на кухню.

— Когда приду.

— А когда вы изволите прийти?

— Поздно, — лаконично ответила я.

И вылетела из квартиры.

Пенса, как назло, дома не оказалось.

Дверь мне открыла Пенсова мама, которая пыталась отбиться от Пенсова же племянника — довольно занудного мальчугана двух лет, тут же уставившегося на меня с плотоядным восхищением. То, что малыш уже давно ко мне благоволил, я знала. Это, наверное, у них семейное. Страсть к рыжеволосым девицам, похожим на мальчика с шоколадной рекламы. Наверное, подобным образом они удовлетворяют свою потребность в шоколаде.

— Ыжик писел, — пролепетал мой поклонник и резко дернул за волосы.

— Сенька! — возопила Пенсова мама. — Прекрати дергать ее за волосы!

— Касивые, — меланхолично поведал юноша-акселерат.

— Да ладно, пускай, — милостиво разрешила я. — А где Сережка?

— Уехал, — сокрушенно сообщила мама Пенса. — Куда-то в центр. Что ему передать?

— Жалко, — развела я руками. — Он когда приедет?

— Поздно, сказал. Ты ему позвони!

— Хорошо, позвоню, — пообещала я и побежала дальше.

Было немного обидно. Пенс ведь обещал постоянно и неотлучно находиться при мне, а сам куда-то смылся в такой неподходящий момент! Именно сейчас, когда он так мне нужен.

Надеюсь, мой неверный друг не проводит время хотя бы в компании порочных и распутных женщин?

Я двигалась с реактивной скоростью. Туман, царивший повсюду днем, сейчас немного рассеялся, принеся тепло.

Очень скоро показался дом Сони, и я прибавила шагу.

Надо было торопиться, чтобы успеть сделать оба дела. Второе было, правда, глубоко тайным и опасным, но я надеялась, что Пенс вернется к тому времени, как я начну заниматься тем, что представляет столь серьезную опасность для моего здоровья.

Соня выглядела очень уставшей и несчастной. Мне даже подумалось, что она плакала — ее веки немного опухли и покраснели.

— Добрый вечер, Саша, — попыталась выдавить она из себя улыбку. Мне показалось, что сейчас вместо улыбки последует вселенский плач, но Соня взяла себя в руки.

— Может быть, не вовремя? — испугалась я. Ужасно не люблю мешать людям предаваться чему-то глубоко личному — будь то радость или отчаяние! Я и сама-то ужасно злюсь, когда кто-то мешает мне поплакать, если очень хочется. По моему строгому убеждению, каждый человек имеет право на выражение своих личных эмоций в полном одиночестве.

— Нет, — замотала она головой с поспешной готовностью, — просто… Ну, да не будем об этом, ладно? Лучше давайте поговорим о нашем таинственном госте. Вы вино будете?

Меня ожидает участь глубоко спившейся женщины, подумала я, немного удивленная тем, что это не вызывает у меня ни отчаяния, ни уныния. Как будто страшно весело быть спившейся женщиной.

Я согласилась.

Она достала длинную изящную бутылку с темно-красной жидкостью.

— Мое, — гордо сообщила Соня, — из моего же собственного винограда.

Вино оказалось чудесным. Аромат был живым и как бы пульсировал, словно кровь в венах. Это было живое вино, и я посмотрела на Соню с уважением. Человек умеет не только «батманить», но и делать чудесное вино! А вот я какая-то полная незадача, разгуливающая неизвестно зачем по земле! Толку от меня никакого, могу только совать свой курносый нос в чужие дела!

Она обвела взглядом свою квартиру — такую же изящную и грустную, как сама хозяйка.

— Раньше нас тут много собиралось, — вздохнула Соня. — Все пили вино, много смеялись… Ох, Сашенька, иногда приходится выбирать, и как часто за этот выбор приходится платить слишком дорого!



Она опять посмотрела в сторону, пытаясь скрыть набежавшие слезы.

— Ладно, это к делу не относится. Просто сегодня умер человек, которого я любила. И поэтому мне хочется плакать. Он был очень славным человеком, Саша. Необыкновенно добрым и отзывчивым.

Я не настаивала на том, чтобы сегодня, раз уж так вышло, мы говорили о бестактном посетителе ее квартиры. Но Соня сама собралась и сказала:

— Хотите посмотреть мою спальню? Я, кстати, ума не приложу, как он сюда проникает.

— Ключ, — напомнила я.

— Ну, ключ. Но ведь, когда ты вставляешь ключ в замочную скважину, открываешь дверь, хлопаешь ею — кто-то должен это слышать. Когда ты поднимаешься по лестнице, кто-то должен тебя увидеть. А его никто не видит и не слышит. Кроме меня… Как будто он становится невидимым. Этакий «человек-невидимка». Пойдемте.

Она изящно поднялась — бог ты мой, как бы мне хотелось передвигаться с такой же грацией! Рядом с ней я ощущала себя слоном в посудной лавке!

Мы прошли по коридору в самый конец. Квартира была из разряда «бывшая коммуналка». Старинная, с темным коридором и тремя разрозненными комнатами.

Поэтому к спальне пришлось брести в полутьме — даже яркая лампочка в сто ватт полностью не могла осветить чертов коридор.

— Зачем вам такая огромная квартира? — поинтересовалась я.

— По идее, я должна жить тут не одна, — ответила Соня. — С Машей. Но Маша пока живет с родителями — так ей удобнее. Вон та комнатка ее. А мне и не надо ничего, кроме спальни и кухни! Раньше — да. Яркий свет, гостиная, наполненная людьми… Смех, разговоры, музыка. Все такие яркие личности, все талантливы. Куда все уходит, Саша, вы не знаете? Впрочем, вы еще слишком юны, чтобы знать…

Она открыла дверь.

Спальня ее была такой странной и самобытной, что я оглянулась на хозяйку в немом восхищении.

Все было выполнено в стиле «печворк» — покрывало на кровати, занавески с аппликацией в виде жирафа, коврик на стене!

— Вау! — вырвалось у меня. — Вы все это делали сами?

— Конечно.

— У меня начинается комплекс неполноценности, — вздохнула я. — Красивая женщина. Балерина. Умеет делать вино и вот такие штучки!

Соня польщенно засмеялась, пытаясь скрыть смущение.

— Ну, балерина-то я никакая, так, в кордебалете. А сейчас совсем на пенсии — ноги болят. Правда, раньше я вела студию в Доме культуры, даже неплохие результаты были…

Она уставилась в одну точку, и по ее лицу опять пробежала тень. Что-то в жизни этой женщины было не так. Видимо, был один порожек, через который ей не удалось провести свое каноэ.

В ее спальне было уютно. Но была она маленькой.

— Вот сами и смотрите, — Соня обвела рукой свое нехитрое жизненное пространство. — Например, я прихожу и вижу, что вон та книга…

Она достала том Шекспира и протянула мне.

— А, ладно, — передумав, махнула рукой. — Сама сейчас вам покажу.

Перелистав страницы, она открыла ее и швырнула на кровать.

— Вот так лежит, — посмотрела Соня на меня. — А теперь подойдите и прочтите. Мне просто любопытно, что бросится вам в глаза. Какая строчка.

Я подошла. Честно говоря, мне стало не по себе. Я как бы на мгновение стала этой женщиной, вернувшейся домой. Она видит фолиант, брошенный на кровать, прекрасно зная, что не брала в руки Шекспира лет пять, как минимум. Самовольно том спрыгнул с полочки на кровать. Да еще и открылся на таком небезынтересном месте.

Отрывок из «Гамлета, принца Датского».

ГАМЛЕТ. Для какого мужа праведна ты ее роешь?

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Ни для какого.

ГАМЛЕТ. Тогда для какой женщины?

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Тоже ни для какой.

ГАМЛЕТ. Для кого же она предназначена?

ПЕРВЫЙ МОГИЛЬЩИК. Для особы, которая, сэр, была женщиной, ныне же, царствие ей небесное, преставилась.