Страница 9 из 32
— Чего? А... Это голубь. Я нашел его в поле и подобрал на случай, если мне захочется перекусить. — Билл вынул голубя из-за пазухи и с отвращением убедился, что птичка за время заточения успела задохнуться. Он беспомощно уставился на обмякшее тельце, с которого, одно за другим, осыпались на землю перышки.
— Йек! — йекнул Брюс, судорожно сглотнул и попятился. — Ты ведь не...
— Не что?
— Дружище, ты вляпался в дерьмо! — Сатир выпучил глаза, и они сделались похожими на греческие оливки. Он поглядел на Билла из-под ниспадавших на лоб салатообразных волос. — Ты прикончил Небесного Голубя, и... — Налетел ветер, хрипло прогрохотал гром. — И вот они летят! Елки-палки, я совсем забыл, что они имеют на меня зуб! Я как-то сподобился подменить их подменыша...
— Ты о ком? — не понял Билл.
— О фурах, приятель. О фурах-эвме-трах-тарарахнидах!
Не попрощавшись, сатир развернулся и поскакал галопом в направлении оливковой рощи. Однако он успел преодолеть от силы десяток ярдов: воздух распорола ослепительная молния, разорвала напополам, словно расщелина Судьбы. Она угодила точно в сатира, поразила его в задницу и спалила на месте. Когда дым развеялся, стало видно, что Брюс превратился в кусок свежеподжаренного мяса.
Ошеломленный Билл огляделся по сторонам в поисках того, кто метнул эту грозную огненную стрелу, и увидел третью по счету из тех вещей, что изумили его пуще всего на свете (что касается первой и второй, о них разговор впереди).
Над землей парил облачный, клубящийся, насыщенный электричеством остров, на котором восседали три весьма суровые на вид девицы в строгих костюмах. Каждая держала в одной руке кейс, а в другой — по экземпляру «Межпланетного манускрипта» и «Галактической сметки».
— Ты! — рявкнула одна из девиц. Облако разразилось молнией, которая прошмыгнула между ног Билла и обуглила землю в каком-нибудь ярде от его задницы. — Отойди подальше и поцелуй напоследок семейные драгоценности!
С анатомической точки зрения, это была сущая нелепица, однако Билл счел за лучшее исполнить приказ, ибо в воздухе все еще витали запахи жареной козлятины и чеснока, напоминавшие о судьбе несчастного Брюса.
— Сдаюсь! — взвизгнул он. — Я стою на месте! Только не испепеляйте меня!
Девицы пошептались, потом одна из них свесилась с облака и принялась разглядывать Билла. Ее лицо выражало отвращение с примесью подозрительности и гнева.
— Я зовусь Гименестра, предводительница фур, что покровительствуют Небесным Голубям. Наши мистические иглы указывают им, куда лететь и где приземляться. У нас имеются все основания полагать, что одного из наших питомцев постигла ужасная участь! Ведомо ли тебе о том, смертный?
— Никак нет. — Билл состроил гримасу и постарался не слишком заметно переложить дохлого голубя за спину. — Я ничего не знаю!
Вторая фура тоже свесилась с облака и устремила взгляд вниз.
— Меня зовут Вульвания. Мнится ли мне, или же я воочию лицезрею птичьи перья вокруг того места, где воздымается сей смертный?
— Гм-м, — пробормотал Билл. — Мы с Брюсом... э-э... Да, мы с ним дрались подушками. Точно! Так оно и было!
Третья фура уставила на него свой перст.
— Мое имя — Г-спотстра. Поведай, смертный, что ты таишь за своим седалищем?
— А? A-а... Ой, откуда он взялся? — Билл повертел в руках мертвого голубя, который страдальчески поник головой и опустил крылья. Как ни странно, над глазами птицы вдруг появились метки в форме буквы X. — Ах да! Брюс... Помните такого? Ну, сатир, которого вы изжарили на месте? Так вот, он попросил меня подержать пташку. А старина Брюс неплохо пахнет, верно? Слушайте, дамочки, у вас часом не найдется кусочка лимона и краюхи хлеба?
— Лживый самец! — взревела Гименестра, и земля под ногами Билла заходила ходуном. — Все вы одним миром мазаны! Ты лишил жизни Небесного Голубя! О горе! Смертный, готовься к смерти!
Вновь загрохотал гром и засверкали молнии. Фуры посовещались. Судя по всему, решение, к которому они пришли, не сулило Биллу ничего хорошего. Герою Галактики даже подумалось, что он, пожалуй, предпочел бы оказаться сейчас в космосе и угодить в самый разгар битвы между дредноутами чинджеров и крейсерами Империи, чтобы в него попали залпом из пульсарного излучателя.
— Итак, сестрие! — провозгласила Гименестра, когда затянувшееся совещание наконец завершилось. — Смертный, ты признан кругом виноватым. Ты умертвил священную птицу! Мы узрели в тебе воина. Увы! Сие в духе мужчин! Столь ревностно стремятся они причинить урон ближнему своему, сколь нетерпеливы и дерзостны во гневе! Ну что ж, червь, получай то, что заслужил. Проклинаем тебя и обрекаем на Грязнь Стадного Мутноброда!
Фуры внезапно плеснули в Билла омерзительным месивом, которое зачерпнули со дна своего облачного острова. Выработанные службой в армии рефлексы позволили ему увернуться от первой порции, однако вторая залила лицо, а третья, по всей видимости — или невидимости, ударила в живот. Месиво состояло из очищенного птичьего помета, от него разило вонью, какая исходит от воды, что скапливается в трюме крейсера после знатной попойки продолжительностью в добрую неделю. Билл почувствовал, что его влекут куда-то неведомые силы.
Когда кувырканье прекратилось, он обнаружил, что смотрит на вытоптанную траву, а голова по-прежнему идет кругом. Билл поднялся и постарался вытереть грязь, что прилипла к лицу и комбинезону. Неожиданно он нащупал некий предмет, что висел у него на груди. Почти сразу стало ясно, что это мертвый голубь, сквозь грудку которого пропущен кожаный ремень, завязанный узлом на загривке Билла.
Мало того — голубь начал пованивать!
Разумеется, Билл попытался отделаться от дохлятины. Однако его измазанные слизью пальцы соскальзывали с кончиков кожаного ремня.
— Се наше проклятие и Грязнь Стадного Мутноброда! — раздался с высот глас, то бишь рык, Гименестры. — Ты не избавишься от мертвой птицы, пока не исполнишь два задания. Первое. Ты должен спасти ту, кого любишь более жизни, и выпустить на волю свои нежнейшие чувства. Второе-A. Ты должен найти ответ на старый как мир вопрос: как тот, кому выпало жить в наше время, может добиться мира с чинджера-ми и не знавать горя до конца своих дней? Второе-Б (оно следует из А). Вызнай, почему волосатые чучела, коих именуют мужчинами, алкают войны, безудержной похоти, крепких напитков и антигравболла по воскресеньям.
— Елки-палки, — прорычал Билл. — Может, мне поискать еще смысл жизни?
— Глупец! Нам, женщинам, он давно известен, — лукаво призналась одна из фур. — А теперь прочь! Неси проклятие, исполняй задания и помни, что заодно с голубем, которого ты убил, гниет твоя душа, а вскоре, быть может, начнет гнить и кое-что другое!
Под раскаты грома фуры вдруг исчезли, только вспыхнуло на миг ослепительное пламя. Они сгинули, будто их и не было, оставив Биллу запахи серы обыкновенной самородной из галантерейной секции галактического универмага «Хэрродз-Блумингдейл».
Билл инстинктивно схватился за причинные места — настолько сильно подействовала на него последняя угроза. При одной лишь мысли о том, что ему, не ровен час, придется обращаться за таким трансплантантом, кровь в жилах Героя Галактики застыла, будто скованная морозом. С него достаточно «ноги». А если появится капризный пе...
— Нет! — возопил Билл, торопясь обуздать разыгравшееся воображение. — Я все сделаю! Честное слово!
Итак, сначала — насчет любви. Ну, здесь все понятно. Фуры наверняка разумели Ирму. Значит, ему предстоит каким-то образом взобраться на Олимп и вырвать любимую из лап Зевса.
Замечательно. А как насчет второго условия, мира с чинджерами? Что-то весьма подозрительно. Впрочем, разве у него есть выбор? Не хочет же он до конца жизни шляться по свету с дохлой, гниющей птицей на груди? Появись он в таком виде в казарме, новобранцы и те обсмеют! Билл снова попытался избавиться от голубя и снова ничего не добился.
Первым делом, впрочем, Билл спустился к журчащему ручью, в котором надеялся искупаться вдвоем с Ирмой, и смыл с себя малую толику Грязни. Затем он выбрался из оврага, подошел к жареным останкам Брюса, отрезал несколько кусков, чтобы было чем перекусить в дороге, и двинулся на поиски небесного дома богов, в котором его ждала схватка mano а mаnо[1] с самим Зевсом.
1
Mano a mano — один на один (исп.) — Здесь и далее прим. пер.