Дорога в Гандольфо

Сколь разнообразна география этих звонков – в Бискайю, на Крит, в Стокгольм и в Марсель! В дополнение ему предстояло отправить телеграммы в Афины, Рим и Бейрут. Размах что надо! Начальники многих разведок могут только мечтать о таком!

Маккензи скинул пиджак, бросил его на кровать и достал из кармана рубашки сигару. Отгрыз кончик и прикурил. Часы показывали девять двадцать. Дневной поезд на Церматт отходил в четыре пятнадцать.

Впереди – еще семь часов. Будет добрым знаком, если все потенциальные наемники окажутся на месте. Семь часов – и семь завербованных офицеров.

Хаукинз взял со стола три досье и положил перед телефоном: сперва он отправит телеграммы.

Без двадцати двух минут четыре Хаукинз положил телефонную трубку и сделал пометку красным карандашом в досье, озаглавленном: «Марселец». Это был его последний звонок. Оставалось лишь ждать два ответа – на телеграммы, отправленные в Афины и Бейрут, из Рима ответили еще два часа назад, хотя с ним было труднее связаться, чем с другими абонентами.

Телефонные разговоры проходили достаточно гладко. В каждом случае трубку снимал кто-то из домочадцев – мужчины и женщины. Маккензи, проявляя такт, отделывался общими фразами, подбирая соответствовавшие обстановке, но малозначащие слова, и завершал беседу просьбой, чтобы тот, кого он ищет, перезвонил ему.

Ни с одним не случилось заминки. Свои предложения он делал на понятном каждому из них языке. И начинал с выражения «желтая гора». Его семи собеседникам выпала удача, о какой мог только мечтать любой стоящий агент: ведь «желтая гора» – это пятьсот тысяч долларов, к тому же заранее переведенных в банк во избежание недоразумений. «Контроль безопасности» означал ни много ни мало, как «не подконтрольные никому расчетные банки», не имеющие никаких связей с международными контрольными агентствами. «Фактор времени» – это шесть-восемь недель, необходимых для сложной технической и иной подготовки к операции. И, наконец, Хаукинз, как их будущий начальник, дал понять, что он оказал неоценимые услуги правительствам многих государств Юго-Восточной Азии, о чем свидетельствуют крупные счета, открытые на его имя в Женеве.

Он блестяще осуществил отбор кандидатов и их вербовку. Все как один охотно согласились участвовать в операции, или, говоря иначе, разрабатывать «желтую гору».

Хаукинз поднялся из-за стола и потянулся. Он немного устал. Сегодня у него выдался долгий и беспокойный рабочий день, к тому же еще не окончившийся. Через двадцать минут он отправится на вокзал. Но перед этим переговорит со старшим оператором и даст ему соответствующие указания относительно того, что отвечать абонентам, которые изъявят желание встретиться с ним. Дополнительная информация будет очень проста: он оставляет за собой гостиничный номер еще на неделю и вернется в Цюрих через три дня. Те же, кто позвонит ему, смогут с ним встретиться, если приедут к назначенному времени.

Маккензи не очень-то хотелось возвращаться в Цюрих, но парни из Афин и Бейрута стоили этого: они были не обычными агентами, а специалистами экстра-класса.

Зазвонил телефон. Это Афины. Через шесть минут с афинянином все стало ясно. Одним человеком в его бригаде стало больше. Хаукинз выставил свой багаж ближе к двери, затем открыл портфель и достал из него досье на бейрутца и отложил в сторону, чтобы сразу же взять, как только понадобится. Затем взглянул на часы: без трех минут четыре. Пора отправляться на вокзал. Вернувшись к столу, он позвонил оператору и сказал, что хотел бы дать ему несколько указаний.

– Да, конечно, но только если не возражаете… Я как раз собирался звонить вам. Бейрут на проводе.

– О, черт возьми!

Сэм открыл глаза. Солнце пробивалось через огромную стеклянную двустворчатую дверь на балкон. Легкий ветерок шевелил шелковые голубые занавески.

Он окинул помещение внимательным взглядом. Потолок высотой примерно в двенадцать футов, по углам – подпиравшие его колонны и повсюду резные украшения из темного дерева – непременная принадлежность любого замка во всем мире.

И действительно, Дивероу находился в здании, именовавшемся замком Махенфельд и расположенном южнее Церматта. За толстой резной дверью его комнаты размещалась просторная прихожая с персидскими коврами и ковриками на сверкавшем темном полу и с причудливыми по форме светильниками на стенах. Отсюда по широкой лестнице в несколько маршей можно было спуститься в холл размером с приличный танцевальный зал, освещавшийся множеством хрустальных люстр. Там, среди дорогих античных скульптур и портретов эпохи Ренессанса, высилась массивная, открывавшаяся наружу дубовая дверь. Мраморные ступени вели от нее к округлой подъездной площадке, на которой свободно можно было провести гражданскую панихиду по усопшему президенту даже такой компании, как «Дженерал моторс» – столь она была велика.

Что уже успел сделать Хаукинз? И каким образом? Боже мой, для чего все это? И зачем ему понадобилось такое место, как это?

Дивероу поглядел на спящую Регину. Ее темно-каштановые волосы разметались по подушке шелковистыми волнами, загоревшее под калифорнийским солнцем лицо зарылось в пуховое стеганое одеяло. Если даже у нее и имеются какие-то соображения, она все равно ничего ему не скажет. Джинни в значительно большей степени, чем остальных «девочек», отличали независимый нрав и неукротимая энергия, и не он ею, а она верховодила им, пока они не заснули. Он уступал ей, хотя не во всем. Да и как же иначе, если она очаровала его? В этой женщине уживалась стальная воля с внешностью нежной магнолии. По характеру она – подлинный лидер и, как все настоящие лидеры, получает удовольствие от ощущения собственного превосходства. Свои умственные способности и физическое совершенство, помноженные на изобретательную фантазию и дерзость, она использует не только ловко, но и с присущим ей юмором. То ведет себя как строжайшая моралистка, то превращается вдруг в девчонку-сорванца из выжженной солнцем Атланты. Она легко преображается из смешливой, соблазнительной наяды, резвящейся весело на лесной поляне, в таинственную, говорящую только шепотом Мата Хари, отдающую безоговорочные приказы подозрительно выглядящему шоферу перед зданием вокзала в Церматте.

– Осел Мака Фельдмана – в горькой сельтерской!

Ему надолго запомнились эти слова, которые Джинни прошептала странному золотозубому человеку в черном берете, чьи кошачьи раскосые глаза уставились в глубокий вырез ее блузки.

– С Маком все в порядке, – послышался в ответ шепот таинственного субъекта. – Он смотрит на взрывоопасный цветочный горшок!

Получив этот дурацкий ответ на пароль, Джинни удовлетворенно кивнула Сэму, взяла его за руку и потянула за собой. Они пошли от вокзала по главной улице.

Джинни распорядилась:

– Переложи чемодан в левую руку и насвистывай что-нибудь. Сейчас этот тип свернет в переулок и будет ожидать нас на ближайшем углу.

– Что за вздор! – возмутился Дивероу. – Почему именно в левую руку?.. И с чего это я вдруг должен свистеть?..

– Не болтай лишнего! – одернула она его и объяснила: – За нами следят… Возможно, следят, – поправилась Джинни и добавила строго: – Мы должны убедиться, что они не идут за нами.

Синдром подозрительности, начавшийся в «Восточном экспрессе», продолжался. Он даже усилился. Сэм задумался на пару секунд, но, не придумав ничего путного, покорно переложил чемодан в левую руку и принялся насвистывать первую попавшуюся мелодию.

– Не это, дурачок! – засмеялась Регина.

– Но почему? Ведь это своего рода гимн…

– Да, и здесь всем известны его слова: «Дойчланд юбер аллее!» – «Германия превыше всего!»

Но только он переключился на фривольный рок, как к Регине подошел мужчина в пальто с бархатными лацканами, точно в таком же, как у подлинного Конрада Вейдта. Чуть наклонившись к ней, он прошептал едва слышно:

– Ваши бородавки остались в вагоне.

– Осел Мака Фельдмана купается в деньгах, – ответила она торопливо.