Страница 34 из 61
Таким образом, сборник вышел только в 1994 г. и туда вошли такие прославленные стихотворцы и переводчики, как Аверинцев, Баратынский, св. Василий Великий, св. Иоанн Златоуст, Державин, Гумилев, Пастернак, Мережковский. Все это было положено на музыку Баха, Михаэля Преториуса, Георга Гселя. Кроме того, во множестве использовались средневековые гимны, музыку к которым писали безымянные монахи.
Сборник стал событием в соответствующих музыкальных кругах. Его хвалили и беспощадно ругали. Но, что важно, никто у нас пока не создал ничего подобного!
Сборник распространялся между регентами при храмах. Причем, несмотря на существенную разницу в богослужении, лютеранские церкви используют его музыку во время своих служб. Кроме того, произведения Куличенко вошли в сборник, созданный при церкви Св. Михаила в Санкт-Петербурге.
Мы познакомились с Куличенко на радиостанции «Теос», где он работал ведущим поэтической рубрики. Вторая встреча состоялась в церкви святого Михаила, где при входе в зал два коленопреклоненных ангела протягивают прихожанам чаши святой воды и звучит орган. Ничего не объясняя, Андрей вдруг схватил меня за руку и потащил на самый верх, на хоры, где музыка слышна по-особенному.
– Меня ругают, что я перешел из православия в католичество, – вздохнул Андрей. – Конечно, поступок нехороший. Но понимаешь…
– Конечно. В православной церкви нет органа, – поддержала его я.
Я брала у него интервью, надеясь разместить в журнале, с которым в то время сотрудничала. Но получилось только выложить его в Интернете. Кстати, название «Папа римский не пожал мне руки» придумал сам Куличенко. Считал, что оно привлечет внимание читателя.
Андрей работал над вторым сборником, надеясь хотя бы повторить свой первый «подвиг» и вновь удостоиться высочайшей аудиенции и увидеть Рим, Ватикан…
Последние годы Куличенко сильно пил. Кроме того, его преследовали больные фантазии. То он говорил, что его пытаются убить какими-то лучами, то обнаруживал прослушивание своей квартиры. Звонил и часами жаловался на невероятно тяжелую обстановку вокруг. На невозможность работать в таких условиях, на страх за свою жизнь и жизнь жены…
«Больной человек», – вздыхал Евгений Раевский.
А знакомые Андрея были вынуждены слушать его бесконечные исповеди в надежде, что рано или поздно он выговорится и успокоится.
Однажды Куличенко позвонил, чтобы попрощаться. «Мы больше не увидимся уже никогда. Я уеду, и меня убьют», – мрачно предрек он.
«Ну что ты. Вернешься (куда ты денешься?)», – чуть не произнесла я вслух.
Следующий звонок из дома Андрея последовал где-то через месяц. Звонила его вдова Светлана.
Пишу кратко
Пишу кратко. Нет, на самом деле мой обычный «формат» листиков[24] шестнадцать – исторические или фэнтезийные романы. Но когда появилась Динька, мое обычно такое спокойное время оказалось разорванным на множество кусочков. Вот как я, к примеру, писала «Феникса»: вечером напряженно продумывала очередной поворот событий, ночью видела еще не написанную сцену из романа во сне, утром просыпалась и, пока не выветрилось впечатление, записывала ночное приключение. Потом редактировала, перепечатывала («Феникса» я писала на пишущей машинке, а это та еще морока). После гуляла, ходила в театры и на концерты. Такие персонажи, как Карлес и Лаура, шагнули на страницы романа прямо со сцены БКЗ «Октябрьский», из шоу группы Раймонда Паулса «Кукушечка». Были там очень симпатичные мальчик и девочка. А вообще-то я ходила и размышляла. Мне вообще легче думается, когда я двигаюсь. Почти все свои произведения я продумывала на ходу.
Но маленькая Динька забирала почти все внимание. Тут уж не улетишь на несколько суток в страну драконов. Да и мысли… О чем думает молодая мама, как не о своем ребенке? Даже когда силится написать заказную статью. Все равно думать о ней получается урывками, уворованными у ребенка минутками. Потому что, о чем бы ты ни размышляла, все равно получается, что думаешь о своей дочке.
Поэтому я приучилась писать короткими заметками. Сначала популярные книжечки, где заранее прописываешь содержание, а затем день за днем, в любое свободное время выбираешь тему из намеченных заранее и спокойно работаешь. За то время, пока Диана спала в тихий час, я успевала прописать одну-две главки. А ночью садилась за книгу основательнее.
«Если хотите, чтобы популярная книга продавалась, вы должны создать текст, который будет в равной степени доступен и понятен восьмидесятилетней старушке, школьнице шестого класса и не привыкшей читать домохозяйке», – объяснила мне строгая редактриса в одном из питерских издательств.
Откуда мне было знать, что именно в тот день вредина хватила лишку с предыдущим автором и теперь несла черт знает что. Поблагодарив за науку и распрощавшись, я отправилась домой и… Самое смешное, что за отведенные мне два месяца я умудрилась создать такой текст. Нет, без хвастовства…
Просто я очень доверчива, вот и решила, что с начальством не спорят. А раз не спорят – села и… сделала.
Дивный цветок
Вот говорят, в Сибири мужики рукастые, не то что у нас. Там все широко и на полную катушку – власть далеко, степь широка, лес глух.
У художника-иконописца Андрея Буянова было славное детство. И все благодаря отцу.
А был он, по словам самого Андрея, детиной великого роста и необычайной силы. Сам Андрей тоже богатырь будьте нате – борода лопатой, косая сажень в плечах. В общем, в породу пошел.
Неистово жил батя Андрея, мог своими руками сделать все – от ложки до избы. Но зато и пил невероятно. Гулял – земля тряслась.
– Вот помню, спим, – рассказывает Буянов. – Ночь, тишина, и тут откуда ни возьмись под самым ухом взвывает бензопила. Вой, треск, резкий неприятный запах.
Что? Где? Куда бежать? Ночь – не видно ни зги! И тут кусок стены падает, уступая место звездному небу. И на его фоне, в полнебосвода – силуэт отца. Отца, уходящего в ночь.
Прорезал себе дверь богатырь и сгинул, слившись с темнотой. Широка душа у нашего народа, начнет рваться на свободу – вожжами не удержишь. В каменный острог не запрешь, не то что в бревенчатую избу.
На месте дыры мать с бабкой после одеяло повесили. Так с неделю и жили, комаров кормили, пока отец пил да с девками плясал.
Мама-то у Андрея тихая да спокойная. Через неделю вернется отец усталый, потрепанный, точно на нем целый год черти воду возили, тихой сапой в дом вползет, не пьет, не ест, пока новую дверь на место дыры позорной не навесит.
И с месяц после этого спокоен и смирен бывает, ни от какого дела не отлынивает, на любую просьбу отзывается. Матери поперек слова сказать не смеет.
А потом по новой в загул. И трясись земля, дивись солнце красное на новые выходки да подвиги богатырские, на пляски да игрища. Расти сын, да знай, что за дивная силушка в тебе до поры до времени прячется. Вырасти ее, точно диковинный цветок, – пусть цветет людям на удивление!
О вреде нескромности
В одно и то же время вступали в Союз писателей Санкт-Петербурга никому тогда еще не известные Дмитрий Горчев и О’Санчес.
Хотя что неизвестные, это, может быть, и к лучшему – врагов нет, завистников тоже. О Горчеве еще беспокоились, уж больно много в произведениях ненормативной лексики, что же до О’Санчеса… – бумаги в порядке плюс два романа: «Кромешник» издательства «Симпозиум» и «Нечисти» издательства «Геликон +» на комиссию представлены. «Нечисти» так вообще свеженький, тогда еще в мягкой обложке, на заднике которой хулиганская аннотация Дмитрия Горчева и в ней такая строка: «Роман «Нечисти»… очередной шедевр великого русского писателя О’Санчеса…».
В результате Горчев вступил в Союз писателей, а О’Санчес – нет. А члены приемной комиссии еще долго и громко возмущались по поводу «великого русского писателя О’Санчеса», упражняясь друг перед другом в остроумии и сквернословии.
24
Авторский лист 40 000 знаков с пробелами.