Дом Люцифера

Кругом сновали иностранцы, обозреватели, журналисты и прочий люд, а потому никто не обратил на них особого внимания. И на самой трибуне, и вокруг нее расположились агенты спецслужб, ФБР и охранники фирмы «Блэнчард», неустанно обшаривавшие толпу настороженными взглядами и готовые к любым неожиданностям.

Джон с Рэнди то и дело перемещались в толпе. Старались не поднимать головы и дружелюбно улыбаться, чтобы ничем не выделяться среди остальных.

Когда грянул оркестр, толпа в едином порыве бросилась к трибуне приветствовать президента. Рэнди улучила момент и, оказавшись рядом с Джоном, шепнула ему на ухо:

– Вон та женщина с короткими седыми волосами, в светлом вязаном костюме, это Нэнси Петрелли. А генерал во втором ряду, прямо за адмиралом Броузом, Нельсон Каспар.

– Думаю, что Бен Слоат и генерал Сейлонен тоже где-то здесь.

План их был прост: подобраться как можно ближе к президенту, привлечь его внимание и попытаться объяснить реальное положение дел. Размахивать документами, кричать. Обвинять Тремонта и его сообщников прямо на глазах у всех присутствующих. Возможно, кто-то из обвиняемых запаникует и тем самым выдаст себя. Добиться того, чтобы президент их выслушал.

Это максимум, на что они могли рассчитывать.

Кроме того, они хотели дать шанс Марти влезть в телетрансляцию, чтобы Холдейн мог подтвердить все их слова.

Но сначала надо было пробраться через толпу, не привлекая внимания охраны и спецслужб, которые только и выискивали разных возмутителей спокойствия, террористов… и прежде всего – их.

5.09 вечера

Озеро Магуа

Что-то возбужденно бормоча себе под нос, Марти работал над компьютером в маленькой телесудии, куда отвел его один из сотрудников «Блэнчард».

– Где же ты, черт бы тебя побрал! Я ведь знаю, прячешься где-то тут. Дай же мне кодовое слово и пароль, будь ты проклят! Так, попробуем еще раз, телефонная компания…

Мерсер Холдейн ждал вместе с четырьмя техническими сотрудниками в соседней комнате. За спиной у них висела на стене карта лесных массивов Адирондака, над которыми возвышались в отдалении пики Уайтфейс и Марси. Щеки Холдейна вспотели, и он беспрестанно вытирал их платком, поглядывая на Марти через окошко. И еще он часто и нервно посматривал на наручные часы.

– Вот так, да!.. Поймал я тебя, теперь никуда не денешься. Вошел в телефонную компанию. А теперь осталось пробраться на станцию местного кабельного телевидения. Ну, давай же… давай!.. Я знаю, ты хочешь, чтобы я тебя нашел, только того и ждешь… да… вот оно, черт побери!

Стоявший у дверей в студию Питер охранял коридор, прислушивался, не поднимет ли тревогу Самсон. И тоже время от времени поглядывал на часы, и тоже с нетерпением косился на дверь, за которой трудился Марти.

– Ага! Ну, вот вы и попались!.. Так, теперь аппаратная. Туда мы теперь и отправимся. Тысяча чертей!.. Нет, мерзавцы, вам меня не остановить… вы просто не можете меня остановить… – По лицу Марти катились крупные капли пота, пальцы так и порхали по клавиатуре в поисках ключа к системе.

5.12 вечера

Лонг-Лейк

Главный врач все продолжал краснобайствовать, превознося до небес добродетели и достижения Виктора Тремонта, а также мудрость президента. Джон с Рэнди параллельно друг другу потихоньку продвигались все ближе к трибуне. Затем Джон увидел изрытое оспинами лицо Надаль аль-Хасана, безжалостного киллера Тремонта. Тот был поглощен беседой с каким-то мужчиной – судя по всему, руководителем присутствовавших здесь агентов ФБР. Одной рукой аль-Хасан указывал на толпу, в другой была зажата пачка фотоснимков. Не надо большого ума, чтобы догадаться, кто именно был изображен на этих снимках. И Джон подавил стон разочарования.

Но вот главный врач закончил свое выступление, и на трибуну вышел президент. Лицо его было сосредоточенно и серьезно, взгляд медленно скользил по лицам собравшихся внизу людей. Вот взгляд его уперся в спины охранников Тремонта и агентов спецслужб, окружавших трибуну, и снова устремился на толпу.

– Тяжелые нынче у нас времена, – начал он. – Мир переполнен страданиями. Миллионы людей умирают. Но, несмотря на все это, мы собрались здесь по радостному поводу. Сегодня мы празднуем великую победу. Человек, которого мы сегодня чествуем, войдет в историю, как великий гуманист. Он…

Голос президента креп и звенел над толпой, Джон с Рэнди неуклонно пробирались вперед, иногда удавалось продвинуться всего лишь на пару шагов за один раз, иногда – сразу на несколько футов. Они старались двигаться как можно осторожнее, никого не толкнуть, не привлечь внимания. И делали при этом вид, что целиком поглощены речью президента, которая близилась к торжественному завершению.

– Для меня огромная радость и честь вручить высочайшую награду страны доктору Виктору Тремонту, солнцу, под лучами которого растаял мрак великого страха и отчаяния, в который мы все были погружены.

И Виктор Тремонт, приняв соответствующее случаю выражение лица – серьезное и польщенное, робкое и надменное одновременно – и при этом подавляя рвущийся из груди торжествующий смех, шагнул к президенту, чтобы принять из его рук высокую награду. И принял ее с подобающим случаю смущением и благодарностью. Тут гигантский экран над трибуной ожил, на нем возникло изображение премьер-министра Великобритании.

5.16 вечера

Черные зеркальные глаза аль-Хасана медленно скользили по толпе. Лицо его при этом было лишено какого-либо выражения, узкая и хищная, точно у богомола, голова двигалась непрестанно. Порой взгляд его застывал на чьем-либо лице, отдаленно напоминавшем одного из заклятых врагов, иногда на показавшемся знакомым плече, на фигуре с военной выправкой, замеченной в плотной толпе.

Они здесь, он был просто уверен в этом. Смит оказался куда более опасным и хитрым противником, чем он предполагал. Аль-Хасан не верил в способности местной полиции – чего можно ожидать от этой деревенщины!.. Не слишком верил он и в людей из охраны Макграу, тот сколотил свой отряд из старых солдат и отставных полицейских. И уж тем более не надеялся на агентов ФБР, понимая, что в случае возникновения каких-либо непредвиденных обстоятельств все внимание и рвение их будет сосредоточено на защите президента. Таким образом, охрана Виктора Тремонта и проекта «Гадес» целиком ложилась на его плечи.

И он продолжал оглядывать толпу из-под тяжелых полуопущенных век. В наступающих сумерках оспины на узком лице с впалыми щеками казались еще глубже и темней. Он вдыхал горьковатый запах дыма, принесенного ветром с лесистых горных склонов. Запах напомнил ему о днях юности, проведенных у лагерных костров северного Ирака. Нет, он не лелеял каких-то особо приятных воспоминаний о тех давних временах. Нищета, голод, унижения – это все, что он знал тогда. Проект «Гадес» станет кульминацией его карьеры. И никто не посмеет помешать ему на этом пути.

И тут он увидел их.

И сразу же узнал Смита в дурацких широких штанах, клетчатой куртке и с наклеенными над верхней губой черными усиками. А на этой сучке из ЦРУ было простое серое платье, и волосы она перекрасила в черный цвет, а поверх нацепила соломенную шляпу. Но он все равно узнал их, несмотря на все эти ухищрения.

Шепнув пару слов Макграу, он начал продвигаться вперед в море людей. И испытывал при этом странно приятное возбуждение.

5.16 вечера

Озеро Магуа

Глаза у Марти ввалились от усталости, голова склонялась так низко, что пот со лба капал на клавиатуру. Он старался преодолеть последний барьер. Он уже давно перестал бормотать себе под нос и возбужденно вскрикивать. Погрузился в молчание, губы его были плотно и решительно сжаты, он продолжал работать.

Мерсер Холдейн вместе с четырьмя техническими сотрудниками стоял возле единственной телекамеры. Все было подготовлено к передаче. Мерсер продолжал вытирать пот, катившийся по лицу, под софитами было страшно жарко. Все молчали. Все физически ощущали, как сгустилось напряжение в комнате.