Страница 39 из 45
— Привет, — сказал Рома как-то весело, когда они подошли вплотную к его жене. — Что ты здесь делаешь?
Катя как будто только по голосу узнала мужа. Внезапно бросилась к Анжелике, подлетела, сверкая глазищами (не доставала до плеча верхом замшевой шапочки) и выкрикнула тонко, зло:
— Отойди, курица! Ты не имеешь права!
Она хотела вцепиться уже в локоть Анжелике, продолжавшей держаться за Рому, но тот отступил чуть, уводя Анжелику за собой:
— Только не подеритесь. Знакомьтесь, девушки.
Можно было только удивляться его спокойствию. Рома, казалось, был даже доволен чем-то. Но чем? Катя уцепила его за свободную от Анжелики руку, потащила на себя:
— Пойдем. Поговорим дома.
— Сейчас, — ответил Рома неторопливо, — человека только посадим на такси.
Они вышли из гаражных ворот: Анжелика и Катя вели Рому под руки с обеих сторон, как конвой. Постороннему человеку, наверно, это показалось бы смешным… или, может быть, наоборот, они выглядели милой такой подгулявшей компанией.
— А человек сам не может поймать такси? — нервно спросила Катя.
— Ты посмотри на часы, — рассудительно сказал Рома.
— Вот именно: посмотри на часы! — ядовито воскликнула Катя. — Ты же обещал!
Анжелика пока молчала. В сущности, ей и нечего было сказать сейчас. Она ждала, чем все закончится.
— Так, это все дома, — остановил супругу Рома. — Кстати, кто тебе разрешил идти сюда? Что за глупости?
— Дома Шурка один, — продолжала свою мысль Катя. — Вдруг он проснется? Пойдем.
Ей не терпелось утащить своего мужа прочь от Анжелики, как будто, уведя его сейчас, она уводила его навсегда. И Анжелика заразилась этой мыслью: если Рома сейчас запихнет ее в такси и не прояснит больше ничего в их дальнейших отношениях, то это — конец.
— Сашка один?! А ты о нем подумала, когда сюда шла? — отчитывал супругу Рома.
Они остановились на краю щедро посыпаемой снегом проезжей части, совершенно пустой, мягко освещаемой сверху фонарями. Анжелика только сейчас увидела этот снег, падающий с ночного неба. Тихий, волшебный, пушистый, он одинаково планомерно и терпеливо пытался засыпать белыми блестками и Анжелику, и Рому, и Катю; ему было наплевать на любые человеческие отношения.
Было так странно и пусто, что Анжелике подумалось: а вдруг их действительно только трое осталось на этой земле? Что тогда делать и как дальше жить? Хватит ли Ромы на них обеих?
Катя внезапно отлепилась от мужа и заняла атакующую позицию напротив Анжелики. В глазах ее сияла ненависть, бумажно-серое же нечеловеческое лицо не отражало совсем никаких эмоций.
— Я очень рада с вами познакомиться, — яростно, с наскоку начала Катя.
— Я тоже, — осторожно, но с достоинством ответила Анжелика.
— Что, похожа я на того монстра, которого вы придумали? Который вас запугивает, секретных агентов на вас насылает? — продолжала Катя, буравя Анжелику своим убийственным взглядом. — Просто Мата Хари какая-то!
— Если честно, то да, — призналась Анжелика. Эта неожиданная встреча окончательно дополнила сложившийся у нее в голове монстрообразный облик Роминой жены: как будто последний пазл сложной мозаики встал на место, и нарисовалась перед внутренним взором многоцветно-мрачная, темная и великолепная в своей ужасной отвратительности картина. Катя Потехина, персонаж дурацкого детского мультика, уродливое создание с глазами, полными зла… какой-то злобный маленький тролль из сказки… из страшной сказки… кукла Чаки из американской кинострашилки…
Повернуться и уйти — вот что захотелось сделать Анжелике, но она продолжала ждать развязки. Сейчас — или никогда.
— Ах, вот как! — по-тролльи взвизгнула Катя.
— Вы свои глаза в зеркале видели? — тихо спросила Анжелика.
— А ты свои видела? — да, это был тот телефонный голос, те самые базарные интонации. — Курица! Чего ты в него вцепилась?
Может быть, Анжелика действительно сейчас была похожа на курицу — своей ватной основательностью, габаритностью. Но почему-то это слово показалось ей много обиднее других слов.
— Катя, не надо, — пытался урезонить жену Рома. — Всё дома.
— Дома мы знаешь во сколько должны были разговаривать? — отбрила его Катя.
— Какая разница — во сколько?
— Потому что мне хочется поскорее закончить все это!
Анжелика увидела, как сверкнули глаза Ромы. Наверно, его жена в этот момент значительно превысила свои полномочия.
— А ты не думаешь о том, что, может быть, мне не хочется, — спросил он с некоторой угрозой в голосе.
Катя чуть отступила, но всего лишь на секунду, на мгновение: ей, так же, как и Анжелике, нужно было решить все сейчас.
— Ты ей все сказал? — спросила она и повернулась к сопернице. — Он тебе сказал, что вы больше не увидитесь?
Анжелика как будто снималась в каком-то фильме. Все было ненастоящее, декорации: и снег этот — искусственный, и дома — ткни пальцем, упадут. Вот пришел режиссер, опоздал чуть-чуть, отвлекся, но сцену надо режиссировать: «Он тебе сказал?..»
— Вы мне это сейчас говорите? — ренатолитвиновским тоном произнесла Анжелика, входя в роль. — Будет забавно, если так и получится…
— Рома, ты ей все сказал? — не успокаивалась Катя.
Блеснули вдали два желтых глаза, широкие светлые полосы взрезали белый, блестящий, пенопластовый асфальт. Рома шагнул чуть ли не к середине дороги, взмахнул рукой. «Ауди», красная, с четырьмя бриллиантовыми свадебными кольцами, сплетенными на капоте, мягко притормозила. Анжелике не верилось: первая машина — и уже готова увезти ее… навсегда прочь?
— Ну все, садись, — торопливо бросил Рома, о чем-то коротко переговорив с водителем.
Анжелика вдруг испугалась по-настоящему: неужели это все? Вот так, здесь, все закончится? «Не хочу!» — завопил кто-то дрожащий внутри.
— Девушка, идите, — это она Кате, внезапно изменившимся голосом, прекрасно понимая нелепость своих фраз и смехотворность попытки что-то исправить в рушащемся мире. — Рома сейчас догонит вас.
— Это вы мне говорите? — обалдела Катя. — Это я должна идти?
Красная «Ауди», дыша теплом, стояла, не двигаясь, ожидала Анжелику. Анжелика сделала шаг, вплотную к Кате, наступая, смещая ее дальше, дальше, прочь. Катя отступила.
— Если вы не хотите сейчас окончательно потерять своего мужа, дайте нам пару минут, — медленно, как во сне, произнесла Анжелика.
Наверное, было что-то такое в ее лице или в словах, потому что выражение глаз Кати мгновенно изменилось: там воцарился страх, холодный, липкий, злой, пахнущий отчаянием. Страх и ненависть — это были те две эмоции, на которые способна Катя Потехина. Только ненависть и страх. Анжелика почувствовала это. Она стояла и смотрела, как Катя перебегает дорогу, быстро, будто спасаясь от невидимых машин. Перебежала, протрусила по тротуару еще метров десять и остановилась в нерешительности, не зная, что делать дальше. К Анжелике подошел Рома, спокойный, подтянутый, уверенный в себе. Гордый своей нужностью — сразу двум женщинам.
— Чего ты хочешь? — слова, как сквозь воду.
— Мне нужно поговорить с тобой, — глупо сказала Анжелика. Любым способом, сейчас, удержать, уберечь, сохранить. От этого зависит все.
…Все — что?
Она уже не помнила.
— Потом, — сказал Рома с досадой. — Я позвоню тебе.
— Когда? — совсем уже дежурно.
— Завтра.
Я не доживу до завтра, поняла Анжелика.
— Я хочу все выяснить сейчас, — сама удивляясь равномерному спокойствию своего голоса. — Если все останется так, то ничего не надо.
— Как ты захочешь, — сказал Рома, чуть изменившись в лице.
— Мне нужно решить все сейчас, — повторила Анжелика.
— Ты с ума сошла? — тяжело вздохнул Рома. — Моя жена уходит. Я боюсь потерять ее.
Катя, вопреки его словам, никуда не уходила — напротив, стояла, не двигаясь, на той стороне улицы, и даже отсюда Анжелике было видно, как трясутся ее тоненькие ножки в маленьких ботиночках.
– А меня ты не боишься потерять? — спросила Анжелика.