Страница 4 из 76
Радиста вьетконговцы прикончили еще раньше, попутно разбив рацию, поэтому на помощь рассчитывать не приходится. И это за считанные дни до увольнения!
Вой желтых макак из джунглей дал знать – опять. Затрещали выстрелы, а я, преодолевая боль, улегся поудобнее на своей подстилке. Поудобнее для ведения огня, естественно. Восемь штук в пистолете, плюс, запасная обойма – это все, чем мог поприветствовать гуков бравый сержант Хофман.
Бог все-таки есть на свете. Другим не объяснишь мелькнувшие в небе тени и жужжание моторов тройки «Пайперов». Наши легкомоторные самолеты появились, как и положено кавалерии, в последний момент. Те, кто остался среди живых в цепи защитников, поспешили дать обозначающие противника ракеты. Первый напалмовый цветок слизнул черным огнем увлекшихся гуков и часть джунглей слева. Второй самолетик скинул свою канистру правее. Осознав, что им не осталось выбора, вьетконговцы бросились в иступленную, сумасшедшую атаку по центру, мгновенно прорвав линию обороны. Я успел срезать двоих самых шустрых, когда сзади что-то резко хрустнуло, и территорию лазарета накрыло черное напалмовое пламя.
Воздух исчез мгновенно, кругом горел огонь, и я полыхал в этом беспощадном Аду, не в силах издать хоть один звук…
***
… хоть один звук от убивающей тело боли. Попав на тело, напалм продолжил гореть и там, прожигая мясо и внутренности насквозь.
– Саша!..
Сквозь жуткую боль прорвался испуганный голос жены. Вспыхнувший свет словно убавил мучения. Вздох слился со стоном, я наконец начал дышать. Лежу на животе и боюсь пошевелиться.
– Что с тобой?!
На этот раз участки кожи, на которые во сне попал горящий напалм, оказались почти черного цвета.
– Что это?
– Не трогай!
Остановив жену, я смягчил тон:
– Не трогай, Маринка, еще больно.
А боль уже стремительно отступает. Кожа на руках тоже светлеет на глазах.
– Глянь, пожалуйста, что у меня со спиной?
Супруга осторожно задрала футболку:
– Вся в темных пятнах. И шея тоже. Что это, Саша?
Вместо ответа переворачиваюсь на бок и осторожно подтягиваю еще хранящие поганые ощущения ноги. На голенях багровые пятна. Именно сюда попали пули вьетнамского пулеметчика.
На память приходит одно слово. Ключевое:
– Стигматы.
– Что?
– Меня убили во сне. Наяву проявилось – как.
– Как?..
– Напалмом. Перед этим пули перебили ноги.
Теперь до сигнала будильника мы не спали вдвоем. Конечно, пришлось все рассказать. Вот только глубокого сочувствия это не вызвало.
Упреки пошли по-накатанной: я и переигрываю за компьютером, и совсем забыл о семье со своей службой, и все нормальные люди уже уволились, получили квартиры и прекрасно устроились на гражданке…
М-да, четверть века в браке накладывают свой отпечаток на отношения. Куда делась та заботливая, тихая, глядящая на меня влюбленными глазами девушка, на которой я когда-то женился?
Впрочем, забота осталась. В обед жена выставила на стол пузырек с яркой наклейкой:
– Вот, хорошее успокаивающее, мне Таня посоветовала. Принимать будешь по чайной ложке за полчаса до сна.
Естественно, не забыла попенять:
– Это все из-за твоего компьютера. Все вечера за ним проводил, вот и доигрался. Все, хватит перед монитором сидеть!
– Знаешь, если я буду смотреть твой телевизор, то точно сойду с ума.
– Хоть бы посмотрел в Интернете, что люди умные про твои симптомы пишут.
– Сегодня обязательно посмотрю.
Обещание я, конечно, выполнил. Как и предчувствовал, получил кучу информации однозначного мистического оттенка. Стигматы без сомнений следует отнести в раздел явлений, непознанных современной медициной, да и наукой тоже. Своего случая, кстати, не нашел, что даже удивило.
И совсем без удивления читал криво переведенный текст, легко дополняя и раскрывая неясные моменты своей (или все-таки чужой?) памятью.
Да, Дерек Хофман существовал. Официальная биография до деталей совпадает с тем, что принесли сны. Погиб в результате «дружественного» огня. Вас бы, гады, в этот огонь.
Дата смерти… Что же, следовало ожидать. За девять с небольшим месяцев до моего рождения.
Вдоль позвоночника не спеша ползут ледяные мурашки.
Песец. Приплыли.
В полном отуплении смотрю на черно-белое фото совершенно незнакомого, и в тоже время вызывающего массу ассоциаций парня. Я видел его в зеркале. Не таким, не в парадной форме американского пехотинца. Обычно в повседневной оливковой или в пятнистом камуфляже «Хантер». В ростовом зеркале штаба. А то и просто в серой футболке, во время бритья. Там он выглядел попроще и помягче. Он – это я.
Чувствовать себя сразу двумя разными людьми – жуткое ощущение. Моя семья здесь, в этой жизни, но в то же время…
Пролистав ссылки, поработав поисковиками, нахожу сведения о той моей семье. Отец и мать умерли, но в живых две младшие сестры Дерека. Смотрю на фото бодрых старушек, а перед мысленным взором встают лица забавных и жизнерадостных малышек. Можно съездить домой, в Америку и рассказать им…
Усилием воли беру себя в руки. Что рассказать? Русский офицер – это реинкарнация их любимого брата Дерека? Та жизнь прошла, с этим надо смириться. Теперь её место на полках памяти. Глубоко вздохнув, смиряюсь с неизбежным. Мысли постепенно переходят на другую тему.
Как и многие родившиеся и вошедшие в взрослую жизнь при советской власти, я остался некрещеным. Но в Создателя верю. Среди военных с неверующими вообще плохо – не то занятие.
И вот столкнулся с действием божественных законов на своем собственном примере. Что там пишут о реинкарнациях?
В общем, из-за компьютера меня поднял лишь возмущенный возглас отправляющейся в постель жены.
Приятное на вкус, немного отдающее ментолом лекарство принять на ночь не забыл. Только оно не помогло.
***
… очередной взрыв, засыпавший траншею комьями мерзлой земли. Привалившись к стенке, смотрю вверх, на пикирующую и воющую смерть. Звено лаптежников крутит убийственную карусель, сбрасывая бомбы на позиции нашей роты.
Мучительно хочется свернуться клубком на дне траншеи, а еще лучше, заползти в «лисью нору», закрыть глаза, зажать ладонями уши и дождаться, когда этот ужас прекратится.
Но нельзя. Тело наблюдателя со снесенной осколком половиной лица лежит на дне траншеи, а немцы скоро пойдут в атаку.
Сквозь гул в ушах улавливаю изменения в какофонии разрывов. Точно, самолеты улетели. Теперь по нам долбает артиллерия. Ненамного приятнее, если сказать честно. Шансы уцелеть в лисьей норе возросли неимоверно, но мне туда нельзя, потому что я взводный и отвечаю за оборону участка. Усилием воли заставляю себя подняться и бросить короткий взгляд за бруствер, в сторону немецких позиций. Так и знал – там расползаются маленькие на расстоянии коробочки танков. Сейчас артподготовка закончится.
Словно подслушав мысли, частота взрывов заметно снизилась. Теперь по нам лупят танки, желая издали уничтожить остатки взвода. Кажется, что погибли все.
Еще с утра ровная, изгибающаяся четкими зигзагами траншея превратилась в сплошные воронки, щедро украшенные копотью и кровью.
– Бойцы, занять позиции! Приготовиться к отражению атаки, подготовить бутылки и гранаты!
Крича, я, пригнувшись, пробираюсь через ямы и завалы, взывая к тем, кто разве что чудом остался в живых. Взгляд постоянно задерживается на том, что осталось от мертвых. Бомбы и снаряды доставали людей даже в укрытиях, превращая тела в кровавые шлепки, неразличимое месиво, а иногда разрывая на выглядящие поразительно чисто и аккуратно куски.
Неужели все подчиненные убиты и я теперь один?!
– Кто живой, отзовитесь?!
– Я живой, красноамеец Истомин!
– Я, Чугунов, товарищ младлей!
– Здесь живые, товарищ командир!..
Голоса моих бойцов доносятся спереди и сзади, возвращая надежду и радуя сердце. Нас так просто не возьмешь!
Повторяю главное:
– Занять позиции! Приготовиться к отражению атаки!