Потерянная родина

С почтением, Роберт Кемпстер.

Р. 8. Более подробные указания получите от моего сына. К.».

Эдуард Харбингер понял, что над ним подшутили, но шутка эта была благожелательная и не оскорбляла, поэтому он присоединился, насколько позволяло его положение, к дружному громкому смеху, раздавшемуся в салоне.

— Мистер Кемпстер, вы умеете шутить, — сказал он, когда смех немного затих. — Еще немного — и я поверил бы и не на шутку огорчился.

— Только этого еще недоставало! — снова рассмеялся Фред. — Довольно и того, что шутка удалась. Ну, желаю успеха, мистер Харбингер!

— Благодарю, миcтер Кемпстер. Надеюсь, что мне удастся оправдать доверие моих шефов.

Потом и старый Фарман долго тряс руку Харбингеру и наполнял бокалы, и Харбингер пожалел, что не скинул комбинезон, — на спине кое-где виднелись пятна краски.

Фред Кемпстер дал указания новому капитану:

— Лучше всего, если бы вы упаковали свои чемоданы и сегодня же вечерним поездом выехали в Кардиф, так как завтра уже пароход должен стать под бункеровку. Но, во всяком случае, сегодня до закрытия конторы явитесь к юрисконсульту и Ноэлю, там вас проинформируют обо всех подробностях.

У Харбингера выдался горячий денек: надо было в страшной спешке собраться в дорогу, утрясти все формальности, получить доверенности и заверить их в портовых учреждениях. Обегав все на свете и все уладив, он только несколько минут смог уделить прощанию со своими друзьями и товарищами на пароходе. Это было событие, которому, без сомнения, следовало радоваться, — долгожданное, давно желанное. Оно открывало перед Харбингером перспективы на будущее, давало его жизни новую, прочную основу и приближало для них с Марго миг осуществления общей мечты. Сегодня впервые они будто не замечали присутствия старого Фармана и не заботились о том, что он может подумать; но присутствие посторонних все-таки стесняло, и они удалились в пассажирскую каюту, где расположилась Марго.

— Когда я возвращусь в Англию… — сказал Эдуард.

— Когда ты возвратишься… — ответила Марго.

— Это не может затянуться надолго — два месяца, три, самое большее полгода — потом ты будешь плавать вместе со мной.

— Но ты должен писать мне почаще. Из каждой гавани, милый.

— Из каждой гавани, милая…

Часы жестокосердно прервали миг их счастья. Эдуарду пора было отправляться на вокзал. Когда он, увешанный чемоданами, вышел на палубу, у трапа его молча поджидал Ако. В спешке Харбингер совсем позабыл об островитянине. Он опустил свой багаж наземь и задумался, потом подошел к Ако и положил ему руку на плечо.

— Нам надо расстаться, друг. Вам будет лучше, если вы останетесь на «Тасмании». Этот корабль вас скорее доставит домой, он пойдет в ту сторону. А если вам когда-нибудь придется плохо и понадобится помощь, то поговорите с Марго. Она вам такой же друг, как и я. Марго проедет часть пути вместе с вами. Доверьтесь ей и берегите ее ради нашей дружбы.

— Все, что я смогу для нее сделать, я сделаю, — сказал Ако.

С тихой болью в сердце смотрел он вслед удалявшемуся Харбингеру и чувствовал, что опять остается одиноким. Странно, что всех хороших, честных людей, с которыми ему выпадало счастье встречаться в своих скитаниях, ему так скоро приходилось терять. Странно и то, что все эти честные люди были несчастны, жизнь не жаловала их. Плохо быть хорошим. Эдуард Харбингер сегодня еще улыбался, радовался, думал, что судьба балует его. Но он был слишком хорошим и порядочным, чтобы несчастье миновало его. Наверно, уж оно где-нибудь подстерегает его.

С той поры Ако всей душой привязался к белой девушке, любимой его друга. Он уже не чувствовал себя таким одиноким.

Старый Кемпстер с удовлетворением наблюдал за поведением сына. Оно ему все больше и больше нравилось. Казалось, что Фред начинает интересоваться более серьезными делами, нежели яхта, футбол и скаковые лошади. Перевод Харбингера был первым свидетельством того, что Фред начал углубляться в практические детали своей будущей деятельности. Эти детали, очевидно, интересовали его, так как через пару дней после отъезда Харбингера молодой Кемпстср заявил отцу, что хочет совершить рейс на борту «Тасмании» и как следует ознакомиться с условиями жизни и организацией труда моряков, — в будущем, когда ему придется самостоятельно руководить пароходством, ни одному капитану не удастся провести его всяческими россказнями.

Само собой разумеется, что Фреду некогда было пускаться в дальнее плавание — до Австралии и обратно. Но сходи он на «Тасмании» лишь до Антверпена или Бордо, и в том не было бы особого толку: он увидел бы только прелюдию морской жизни. Поэтому Роберт Кемпстер с помощью главного агента внес небольшую поправку в рейсовое расписание судов пароходства: он направил «Тасманию» с углем в Геную и оттуда за зерном в Румынию. За это время один из кораблей этой линии мог пойти в док и произвести необходимый ремонт — Компания не будет в убытке, а будущий шеф приобретет ценный опыт.

Капитану Фарману сообщили об этом в конторе. Старый моряк в одно и то же время чувствовал себя польщенным и озабоченным. Это было из ряда вон выходящее событие *— на борту его корабля в этом рейсе будет находиться такой высокопоставленный пассажир, но к этому высокопоставленному пассажиру надо приставить няньку, — он привык к удобствам и к тому, чтобы ни в чем себе не отказывать. В силу некоторых обстоятельств пассажиров на торговых судах причисляли к экипажу или же к практикантам или прислуге, хотя никаких услуг от них не требовали. Так, например, Марго была приписана в качестве помощницы буфетчика и ей была предоставлена лучшая пассажирская каюта рядом с салоном. Могла ли вообще теперь Марго ехать, и не следует ли отдать ее каюту Фреду Кемпстеру?

Этот вопрос разрешил Фред, явившись однажды вечером на пароход и заявив, что пусть из-за него ничего не меняют в заранее намеченном плане. Если Марго расположилась рядом с кают-компанией, то пусть там и остается, а он удовлетворится любой каютой.

Но положение, конечно, было не такое уж бедственное, чтобы сын судовладельца ютился в обыкновенной каюте. Первый штурман, который занял место Харбингера, рад был возможности услужить молодому Кемпстеру, предоставив в его распоряжение свою каюту, — она помещалась тоже рядом с кают-компанией, а значит и рядом с каютой Марго, а сам штурман на этот рейс удовольствовался какой-то запасной кельей.

Фред Кемпстер, провожаемый несколькими друзьями, перешел на корабль в тот день, когда «Тасмания» вышла из дока и отправилась в Ньюпорт. В двухмесячное путешествие он взял с собой восемь костюмов, целый ворох белья и туалетных принадлежностей. Ако, которому поручили разместить гардероб важного пассажира, ломал голову, как все это развесить в маленьком шкафу. И хотя это была лишь часть обзаведения Фреда Кемпстера, островитянин качал головой, недоумевая — для чего некоторые люди приобретают так много одежды. Они хотели выглядеть всегда по-разному; для определенного времени дня и занятий у них была особая одежда, и на переодевания они тратили уйму времени. Разве недостаточно человеку иметь два костюма — один рабочий, другой праздничный. Больше одного все равно сразу не наденешь, а другие люди видят только то, что на тебе, — ведь того, что в шкафах, им не покажешь. Странное хвастовство!..

Еще больше, чем эти мелочи, смущало Ако само присутствие на корабле Фреда Кемпстера. Он не был ни сыном капитана Фармана, ни братом белой девушки, и без него можно было прекрасно обойтись. Что ему здесь нужно? Почему он пришел сюда только тогда, когда Харбингер уже уехал? Почему он занял каюту Харбингера, рядом с Марго?

«Если бы Харбингер знал, как бы он посмотрел на это?» — спрашивал себя Ако. И предчувствие подсказывало ему, что Харбингер отнюдь не был бы рад. На Ригонде, если какой-нибудь юноша навязывался девушке, которая была подругой другого парня, то его прогоняли, как назойливую птицу. Там девушка сама решала, кто может к ней приблизиться, и если двое, парень и девушка, давали понять, что они любят друг друга, то другим уже нечего было вмешиваться.