Полусоженное дерево

— Мама!

Она поудобнее устроила его голову на подушке.

— Мама! — повторила она с негодованием. — Будь моя воля, я бы упрятала этих преступных родителей за решетку. Разве можно так бездушно относиться к собственному ребенку? Где они живут?

— Не знаю. Я нашел его в пещере.

Поль встретился с ней взглядом, но не увидел в ее глазах ничего, кроме возмущения и жалости к мальчику.

— Не думаю, чтобы у него был дом. Родителей у него тоже, по-моему, нет.

— Вы хотите сказать, что они его бросили?

Поль покачал головой.

— Нет. Не думаю даже, что они здесь когда-нибудь жили. Я нашел его в пещере, куда меня привел вот этот щенок. Видимо, мальчик жил там.

— Невероятно!

— И тем не менее это факт. Ребенок лежал на куче листьев, прикрытый каким-то мокрым мешком.

— Значит, он жил там один?

— Да, один, если не считать собаки.

— А была там хоть какая-то еда?

— Никакой.

— О! — Она замолчала, снова погладила мальчика по голове и вытерла пот с его лба бумажной салфеткой, смоченной одеколоном. — А когда вы видели его в последний раз?

— Позавчера. Как раз в самый ливень. Он, как обычно, принес мне молоко и продукты. Он весь был мокрый, зацепился за столб у тента и разлил молоко. Я вспылил и отправил его обратно.

Они оба молчали. Было слышно лишь тяжелое скрипучее дыхание мальчика. Изредка тихонько скулил щенок.

— Собака, наверно, тоже ничего не ела все это время, — сказал Поль.

Женщина ушла на кухню, позвала щенка, он бросился к ней из-под кровати. Поль услышал, как щенок с жадностью стал лакать молоко.

Ребенок лежал не шевелясь. Иногда он произносил какие-то невнятные слова и вдруг начал кашлять. Бренда прибежала из кухни, приподняла его. Когда кашель утих, она бережно опустила его обратно, заботливо подложила под голову еще одну подушку, чтобы легче было дышать.

— Сколько же будет добираться сюда этот доктор? — спросил Поль.

— Недолго. Дорога, правда, размыта, и ему придется ехать на катере. Но это займет не более получаса.

Она ушла на кухню, даже не взглянув на Поля. Поль смотрел на ребенка, прислушивался к его хриплому дыханию, к всплескам дождя за окном, к глухому рокоту волн.

Бренда вернулась с чашкой кофе, протянула ее Полю и снова ушла на кухню. Поль выпил кофе, крепкий сладкий напиток придал ему новые силы. Потом он позвонил по телефону отцу. Бренда слышала, что он коротко рассказал о своей нужде в деньгах, и поняла из реплик, что деньги будут немедленно высланы.

Наконец приехал доктор. Он кивнул Полю и подошел к кровати. Бренда откинула одеяло, приподняла ребенка, подержала, пока доктор обследовал его спину, коричневую, как остаток кофе в чашке Поля. Потом снова уложил мальчика на подушки. Кемми открыл глаза и посмотрел на доктора ничего не понимающим взглядом. Доктор, нахмурившись, отвернулся.

— Пневмония, — сказал он. — Вы правильно догадались, Бренда.

Доктор сделал укол.

— Теперь у него должна быстро упасть температура. Но вот беда, он, по-видимому, уже несколько дней ничего не ел и очень ослаб.

Доктор встал, снова нахмурившись посмотрел на мальчика, поднял его маленькую темную руку и внимательно стал разглядывать синие ногти.

— Где проживает его семья? Я направлю полицию, чтобы родителей призвали к ответу за такое отношение к ребенку.

— Все дело в том, доктор, — сказала Бренда, — что мы не знаем, есть у него дом и родители или нет. Вот уже почти два месяца как он здесь, приносил молоко, письма, прислуживал ему, — она указала на Поля, — а мне доставлял с берега дрова. Потом снова уходил.

— А где же он жил?

Поль покачал головой.

— Мне всегда казалось, что он жил где-то на берегу озера. Лишь сегодня утром, когда щенок прибежал к моей машине и заставил меня последовать за ним, я узнал, что мальчик жил в пещере.

Доктор взглянул на Поля.

— А что вы сами здесь делаете все это время? Вижу, вам было весьма нелегко.

Доктор повернул лицо Поля к свету. Поль резко отвернулся и отошел к окну. Он стоял там, рассматривая, как капли дождя, ударяясь об оконное стекло, стекают друг за другом бесконечным потоком.

— Я был бы вам очень признателен, доктор, — сказал, наконец, Поль, не поворачивая головы, — если бы вы все свое внимание обратили на ребенка. А у меня за последние два года было так много врачей, что я уже сыт по горло. Я не нуждаюсь ни в заботе, ни в жалости.

— Как вам будет угодно, — спокойно ответил доктор. — Мне придется, конечно, заявить о ребенке в полицию. Я начинаю думать, что теперь у нас есть ключ к разгадке всей этой истории. — В раздумье он снова посмотрел на мальчика. — А сейчас надо решить, что с ним делать дальше. Я мог бы взять его с собой и отвезти в Дулинбу.

— Нет, доктор, я оставляю его здесь, — решительно заявила Бренда. — Вы только посоветуйте мне, доктор, как лучше за ним ухаживать. Я все сделаю, как вы скажете, У меня уже есть опыт.

Доктор повеселел.

— Ну вот и хорошо. Это на вас похоже, Бренда, вы никогда не бежали от трудностей.

— Вы льстите мне, доктор.

— Нет, нет, — поспешил убедить ее доктор. — Если он в ваших руках, я совершенно спокоен. Но каким образом вам удастся ухаживать за мальчиком и управляться одновременно с почтой и магазином?

— Мой дорогой доктор, — сказала Бренда, — уже несколько дней у меня не было ни единого покупателя и ни одного срочного телефонного переговора, за исключением звонка из Дулинбы к миссис Роган. А работы на плотине не возобновятся по крайней мере еще неделю после того, как закончится дождь. К тому времени кризис у мальчика пройдет.

— Совершенно верно. Хочется верить, что сейчас вы действительно не перегружены работой, и мальчик весь день будет находиться под вашим присмотром. Но возле него сейчас нужно сидеть постоянно. Никак не могу придумать, кого бы прислать к вам в помощь, да и денег больших будет стоить сиделка.

— Я могу присматривать за ним, — вдруг сказал Поль, резко повернувшись.

Бренда и доктор с удивлением посмотрели на него.

— О, я знаю, вы, конечно, не очень высокого мнения о моих способностях сиделки, — продолжал Поль. — Но я сам провалялся в госпитале пятнадцать месяцев, и не такой уж я бездарный, чтобы ничему там не научиться. Я могу измерить температуру, подставить судно, приподнять во время кашля. Я, конечно, не берусь сделать укол, но дать воды или микстуру вполне в моих силах.

Доктор недоверчиво взглянул на него.

— А как относится к вам ребенок? Не испугается ли он, придя в сознание и увидев возле себя незнакомого белого человека, олицетворявшего для него жестокость?

— Я никогда не обращался с ним жестоко, — поспешил возразить Поль.

— Все будет в порядке, — перебила его Бренда. — Мальчик был доволен своим хозяином. Он всегда говорил о нем уважительно.

Поль отвернулся, было видно, что он испытывает чувство неловкости.

— Вам нечего так переживать, — сказала Бренда. — Ваша вина здесь не больше моей. Он ведь работал и на меня, а я, отправляя его каждый вечер домой, давала ему то, что все равно выбросила бы на помойку.

— О нет, он на вас никогда не обижался, — поспешил ответить ей Поль. — Он говорил, будто вы похожи на его учительницу, которая всегда была к нему ласкова и доброжелательна.

— Я не сомневаюсь в вашем искреннем желании помочь ребенку, — обратился к Бренде доктор, — но должен вас предупредить — положение тяжелое. Если нам удастся вытащить мальчишку из беды, будем считать это чудом, хотя я уже слишком стар, чтобы верить в чудеса. Позвоните мне, если возникнет во мне нужда, да я и сам заскочу к вам в ближайшее время.

Доктор стал что-то записывать у себя в блокноте. Наконец он закончил и встал.

— Вы оба напрасно упрекаете себя. Когда-нибудь мы все начинаем чувствовать, что чего-то недоделали. Однако что толку в самобичевании? Слабое утешение для себя, а мальчику пользы и вовсе нет.

Кемми снова забил кашель. Бренда подскочила к кровати, приподняла его, постучала по лопаткам. Щенок положил лапы на кровать и залаял. Мальчик шевельнул рукой, и собака принялась ее лизать. Он приоткрыл глаза.