Страница 36 из 49
Словно повинуясь какому-то темному инстинкту, Наполеон обернулся, и его грозный, взор упал на фигуру кафра.
Занесенный для удара ассегай упал на землю, кафр уткнулся лицом в песок и завыл:
— Килору! Килору!
Потом вскочил и опрометью побежал кустами к своим товарищам, на ходу боязливо озираясь и выкрикивая то же самое загадочное слово:
— Килору! Ав-ха, Килору, Килору! Ав-ха Килору!
Смятенье воцарилось в рядах осаждавших окопы кафров.
Мужчины и женщины забегали, заметались, оглашая воздух нестройными криками. Что, собственно, они кричали, — разобрать белые не могли, кроме двух уже знакомых слов.
Кафр уткнулся лицом в песок и завыл: «Килору! Килору!»
— Ав-ха, Килору! Ав-ха, Килору, Килору!
Потом всех их как ветром снесло куда-то. Добрый час в непосредственной близости окопов не показывался никто из аборигенов. И только около восьми часов утра, когда солнце порядочно припекало, из деревушки, прятавшейся среди деревьев леска, показалась процессия. Впереди рядами шли дети, разодетые в оригинальные плащи из широких листьев, напоминавших листья клена. На головах они несли узкогорлые кувшины, напоминавшие древнегреческие амфоры. За детьми, опять рядами, шли женщины.
За женщинами медленным и торжественным шагом двигались четверо удивительно безобразных стариков негров. Сделав пять-шесть шагов, они останавливались, выкрикивали что-то, звонко били себя кулаками в грудь, подпрыгивали на полметра в высоту, распластывались на земле, вскакивали, и снова шли торжественными, мерными шагами, чтобы через пять-шесть шагов повторить ту же процедуру подскакивания и распластывания.
Наблюдавший за этой процессией в бинокль император Наполеон задумчиво вымолвил:
— Это напоминает мне делегации тех городов, куда приходили мои солдаты. Не думают ли эти черные господа поднести мне ключи своей цитадели.
— Это они религиозную процессию устроили, — объявил Бен Торнбридж, один из двух спасшихся матросов с «Ласточки».
— А ты почем знаешь? — накинулся на него Джонсон. — Врешь ты!
— Я вовсе не вру! — запротестовал обиженно моряк. — Побей меня Бог, если я солгал! А на счет того, откуда я это знаю, так вы спросите Дана. Мы с ним вместе у буров в Капштадте тогда три года прожили, когда дезертировали с «Вулкана». Ну, и побывали с бурами внутри страны, помогали охотиться на слонов. И попали было в плен к таким же самым черным джентльменам, и нагляделись на их фокусы.
— Может быть, вы с Даном и язык их понимаете? — недоверчиво осведомился Джонсон.
— А то нет? — обиделся матрос. — Вот только, что значит это самое «Килору» — понять не могу. А «Ав-ха» — отлично понимаю.
— Ну? Что значит «Ав-ха»?
— Это идол! Божок такой. Боятся они его, страсть как! Потому что он с облаков на землю огненные стрелы бросает, когда рассердится на черных джентльменов, он же болезни насылать может, людей сумасшедшими делает, у коров молоко отнимает, дети от его взгляда судорогами заболевают…
— Так. Хорошо. А… а при чем же мы тут?
— Наверное кого-нибудь из нас за этого самого «Ав-ха» приняли.
— Что за чушь… — возмутился Джонсон. — Перестань! Как тебе не совестно, Бен!
— Пусть у меня язык отнимется, — забожился обиженный матрос.
Наполеон повелительным жестом прекратил спор.
— Посмотрим, — сказал он, — что из всего этого выйдет. В мирном характере депутации сомневаться нельзя, негры идут безоружными. Не думаю, чтобы сейчас нам грозила какая-либо опасность, но на всякий случай держите оружие наготове.
Сказав это, он смело перескочил песчаную стенку окопа и остановился в нескольких шагах впереди его, спиной к остальным. Он стоял в своей привычной, любимой позе — широко расставив ноги, сложив руки на груди и вытянув шею вперед.
Снова он ставил на карту свою жизнь…
И снова ставка была выиграна.
Не доходя десяти шагов до стоявшего неподвижно Наполеона, вся депутация кафров опустилась на колени, и потом так и поползла, возглашая хором:
— Килору! Ав-ха, Килору, Килору!
Для спутников Наполеона, наблюдавших эту сцену, не оставалось ни малейшего сомнения в том, что кафры воздавали Бонапарту божеские почести и подносили ему дары свои в виде кувшинов, наполненных питиями, и глиняных мисок, содержавших яства.
— Ав-ха, Ав-ха! Килору! Ав-ха! — пел хор.
А четыре старика колотили себя в грудь с таким усердием, что стоял гул, точно от барабанов.
Внезапно вся депутация вскочила на ноги и понеслась вокруг Наполеона в бешеной пляске. Только старики не принимали участия в ней; они лежали перед Наполеоном, распластавшись, и что-то выли.
— В чем дело? — спросил Джонсон у матросов.
— Просят прощения за то, что осмелились на нас нападать, — пояснил Торнбридж. — Известно, черные идиоты… Говорят: мы думали, что ты простой смертный, и не подозревали, что ты Ав-ха, что ты Килору.
— А эти кувшины и блюда что означают?
— А это подарки. Вон старики воют, — лучшее от плодов земли нашей богу Килору. Лучшее от стад наших богу Килору. И драгоценнейшее из имущества нашему великому богу, богу богов, Ав-ха Килору.
Джонсон схватился за голову:
— Ничего не понимаю! — сказал он. — Выходит так, что и у негров существует культ в честь мосье Бонапарта!
IX
Остров Мбарха и негры Матамани. Шевалье Дерикур делается жрецом. Культ бога Килору. «Армия Матамани». Кого боялся Наполеон
В течение июля, августа, и сентября месяца Наполеон и его спутники оставались на острове Мбарха, в качестве гостей жившего там клана негров племени Матамани.
Бен и Дан служили толмачами. При их посредстве потерпевшим крушение удалось сговориться с кафрами, оказывавшими, действительно, божеские почести Наполеону и величайшее уважение всем его спутникам, которых они именовали «эхри», что означало, по толкованию Бена и Дана — «мудрые» или жрецы.
В числе эхри оказался, к своему удивлению, и мистер Джон Браун, никогда на мудрость и прозорливость претензий не предъявлявший, и даже неаполитанец подросток юнга с «Сан-Дженнаро», и мосье Дерикур, и даже — мисс Джессика Куннингем.
Понадобилось личное вмешательство Наполеона в дело: живой и увлекающийся мосье Дерикур принял всерьез свою роль жреца, и в одно прекрасное утро появился перед изумленными спутниками в сплетенной из волокон местной конопли мантии с нарисованными на ней сажей чертями и крокодилами и в остроконечной конической шляпе с налепленными на нее звездами.
«Шевалье» был очень разобижен, когда Наполеон обозвал его костюм маскарадным и приказал немедленно снять.
Но протесты не помогли, и импровизированному жрецу из Тараскона, пришлось разоблачиться.
Одним из самых важных пунктов для потерпевших крушение, да и для самого Наполеона было выяснить, почему они считали его за беспощадного бога Килору, повелителя грома и молний.
Наполеону воздавались почести, в его распоряжение был отведен местный храм — самая обширная и самая опрятная хижина. Для него в храме имелось странное сооружение из камня, трон Килору.
С утра и до ночи обитатели острова тащили в храм бога богов, все лучшее, что имелось в их распоряжении, и в том числе неимоверное количество пищи. Если живой Килору, то есть Наполеон, отказывался, по крайней мере, отведывать от каждого блюда, то целая дюжина приставленных к нему молодых девушек с венками на шеях, бесцеремонно пичкали его. С неимоверной быстротой бедный император снова стал жиреть и терять свою подвижность.
Из объяснений Бена и Дана все-таки удалось понять причины обожествления кафрами Наполеона. В общих чертах история сводилась вот к какой схеме: несколько времени тому назад «с моря пришел Килору». Но он не мог двигаться, не мог говорить и есть, только глядел грозным взором, пугавшим всех. С величайшими почестями его отнесли в храм и положили — сидеть он не мог — на каменный трон. Должно быть, он вполне удовлетворился оказанными ему почестями и приносимыми жертвами: принес с собой счастье обитателям острова. Никогда рыбная ловля не была так удачна, как после прихода Килору на остров Мбарха. Никогда земля не давала таких богатых урожаев.