Страница 216 из 256
- Выходит, действительно совпадение? Попасть в руки к знакомому палачу, с которым связывают какие-то... романтические отношения? И он действовал не по приказу свыше, а поддавшись эмоциям? - спросил я.
- Ну... я не вижу другого объяснения. Игра? А результат игры? Что вы дадите ей за спасение себя и команды?
- Да ничего, - пожал я плечами.
- Вот именно. Что бы она ни сделала, полного и безусловного доверия ей все равно не добиться, не так ли?
Я молча кивнул.
- А пострадала она нешуточно, - закончил мысль Самарский.
- Значит пресловутая синтская Судьба. Стечение обстоятельств: безумный, верней, безумно влюбленный палач и ее знания о кораблях... Я бы не смог задать команды, там даже не было графического интерфейса.
- Да и я б не смог, и половина команды не сумела бы разобраться с постом-кнопкой. Как ни странно и неуютно это констатировать - везение. Дикое везение, - резюмировал Николай Николаевич. - Впрочем, невезение перед этим тоже было дикое.
- Это уж точно.
Еще четверо суток и один переход через 'врата' и мы подошли к нашему сектору-пустышке. Оставив десантовоз, мы прошли через врата на своем корабле, и с замиранием сердца получили информацию от сканеров - дома! Мы дома! Выпустили сигнал SOS. Прошло девятнадцать часов, мы подходили ко вторым вратам сектора, как навстречу выскочили два спасателя-спринтера. На космо-жаргоне эти корабли звались 'сенбернарами', а коротко 'сенями', они всегда шли в паре. На одном было все необходимое для поддержания жизни на пострадавшем корабле: еда, медикаменты, фильтры, генераторы кислорода, на втором - все, что нужно для устранения стандартных неполадок. Пара 'сенбернаров' всегда неразлучна, даже врата они проходят состыковавшись, чтобы при 'ошибке' врат их не разбросало по разным секторам.
Эфир наполнился шутками и прибаутками, Тарасов для виду хмурился, но не одергивал ни своих людей, ни 'сеней' - все были рады. Сейчас, согласно инструкции 'медсеня' заменит нам фильтры и подбросит что-нибудь для медотсека, 'техсеня' тоже чем-то поделится и мы дружно, под конвоем 'собачек' пойдем через наши сектора.
После стыковки, когда из люка один за другим показывались спасатели, старпом не выдержал
- Детский сад, какой-то, - пробурчал он довольно громко.
Все ребята были только-только из училищ, похоже, это была для них первая операция, и их просто распирало от энтузиазма. Наша техслужба наоборот впадала в мрачность, прямо пропорциональную радостному настрою гостей.
Но ничего, все обошлось, через четыре часа спасателей выпроводили обратно. Еще час на их состыковку и подготовку к переходу и мы в другом секторе. Нашем.
Подождав разсоединения 'сеней', корабли на максимальной скорости пошли через сектор. Техперсонал и офицеры уставшие, но радостные от скорого возвращения домой разбрелись спать, а я отправился в медотсек.
Посещения медотсека оставляли тягостное впечатление и не из-за холодной враждебности Таисии - Викен не хотела оживать, не хотела приходить в себя. Поначалу этого не было заметно, но после третьего дня доктор забила тревогу, вывела ее из сна, попробовала поговорить, нарвалась на мертвую отстраненность пациента и обеспокоилась пуще прежнего. После забора яйцеклетки Таисия потребовала, чтобы я поговорил с Викен. Я отказался.
Я не знаю, что ей сказать, что даст ей силы жить дальше. Хуже того, я не знаю, что может ранить ее еще больше.
Но так не может продолжаться до бесконечности. Ситуацию надо разрешить.
Таисия уже уходила, когда я перехватил ее в дверях.
- Изменений нет, - сквозь зубы процедила она.
- Разбудите ее, я хочу с ней поговорить.
Доктор попыталась что-то прочесть на моем лице - напрасная трата времени, и молча вернулась за свой пульт. Десять минут полного молчания, самое время собраться с мыслями, да что-то никак не получалось.
Что я ей скажу? В каком тоне повести разговор? В жестком? Мол, хватит валяться? Но..., думаю, я не смогу сейчас на нее надавить - всему есть предел, даже моей властности и жесткости.
В индифферентном тоне, на котором строилось наше общение? Нет... Смысла нет... Вранье... Лучше ничего не говорить, чем врать.
Правда...Чувства... А какие они? Я часто прислушиваюсь к интуиции, к чувству опасности, к уменью чуять ложь, но остальные чувства... Чувства к людям... Я люблю своих детей... Елена, моя жена, мать моих детей, верный соратник, мой светский тыл. Мы всегда были с ней друзьями, наши чувства были теплыми и уютными, никаких страстей и прочей белиберды.
Викен сломанной куклой лежащая в кресле... Странный мертвящий холод от этого зрелища... Я не знал, что такое может быть со мной. Злость и раздражение на всё связанное с хином-палачом. Мне стоило нескольких часов самокопания, понимание того, что я ревную. Ревную абсолютно чужую мне девчонку-иностранку. Ревную зло и яростно, скрывая от самого себя такое глупое и недостойное чувство.
Вот поэтому я и не хотел с ней говорить - если я выплесну на нее всю правду, если я сообщу ей, что люблю ее странно и дико, удивляясь сам этой любви, вряд ли эта информация подымет ее на ноги.
Но поговорить надо, надо понять, что ее держит, что не дает жить дальше.
- Александр Викторович, - Таисия зовет уже не первый раз.
- Да
- Можете зайти, она уже приходит в себя.
Я зашел в крохотный бокс с регенератором.
Мне отчего-то казалось, что Викен должна сильно похудеть за эти дни... Глупо... Питание было налажено, а регенератор заботился и о тонусе мышц в том числе, так что с телом все было в порядке. А вот лицо, голова... Волосы были спрятаны под шапочкой, уродуя форму головы, на глазах маска-очки. И очки и шапка подклеены, чтоб не затекал реген-раствор. Две мягкие трубочки заведены в... нос, его тоже восстанавливать и восстанавливать...
Она лежала утопленная в растворе. Как с ней разговаривать?
Я оглянулся на Таисию, та поняла мое замешательство
- Она все слышит и синтезатор речи дает ей возможность отвечать, - донесся из динамиков чуть искаженный голос доктора.
Я не припомню в своей жизни случая до этого дня, когда я абсолютно не знал что сказать и что сделать. Никогда еще не чувствовал себя столь жалким и беспомощным, как в тот момент, нависая над регенератором.
- Викен... Викен...
Она сфокусировала взгляд на мне, но что она чувствует и думает, понять было невозможно - очки и мутноватый раствор мешали рассмотреть.
- Через сорок часов мы будем возле Святорусской. Тебе надо выйти из регенератора и освоиться к моменту посадки...
Всё тот же немигающий взгляд, я наклонился к куполу, стараясь рассмотреть, уловить хотя бы намек ее эмоций.
- Викен, ну что же ты? - вырвалось у меня.
Глаза закрылись, а я в досаде закусил губу, не время для упреков, даже мягких. С минуту длилось молчание, я лихорадочно искал слова, но что скажешь? Потерпи несколько месяцев и все вылечится, лицо станет таким как прежде? Она сама это прекрасно знает. Утешать, что мол это всё пустяки? Вранье. Не пустяки. Восстановление будет той еще пыткой. А женщине ходить с пластырем на все лицо...
- Я выйду, как только доктор выпустит меня, - вдруг прозвучал чужой женский голос. Синтезатор, будь он неладен... Глаз она так и не открыла.
- Хорошо... Я буду ждать...Возвращайся.
Наградой мне был пристальный взгляд. Ведь ей еще хуже видно, чем мне, пришла запоздалая мысль.
Таисия не стала откладывать 'выход' и через три часа я снова спешил в медотсек - забирать. Забирать свою... синто.
Когда я зашел, доктор давала последние наставления
- Любые, я подчеркиваю, любые странности или ноющая боль - сразу ко мне. Не стесняйся и не думай, что я приму тебя за ипохондрика. Лучше ты придешь без повода, чем мы упустим нарушение процесса.
- Я поняла вас, доктор, - глухой голос, но такой родной. Викен приподнялась в кресле и оглянулась... 'Банка' на лице... Намордник, студенистый пузырь грязно-розового цвета с щелью рта, все подклеено и закреплено эластичными повязками. Наверное противное зрелище, но не для меня, я был рад видеть ее глаза и тому что мог читать эмоции. Сейчас она был напугана, моя маленькая синто прятала страх.